Корзина цветов нобелевскому лауреату

Так называется глава в мемуарах «Записки гадкого утенка» крупнейшего российского мыслителя наших дней, философа, культуролога, писателя и эссеиста 90-летнего Григория Померанца. И связана она с событиями полувековой давности – присуждением великому русскому поэту Борису Пастернаку Нобелевской премии по литературе.

Фото: Корзина цветов нобелевскому лауреату

Это было второе в истории русской литературы присуждение Нобелевской премии – первой удостоился в 1933 году писатель-эмигрант Иван Бунин (1870 – 1953). 23 октября 1958 г. секретарь Нобелевского фонда Андреас Эстерлинг телеграммой известил Бориса Леонидовича Пастернака о результатах голосования во втором туре Шведской Академии и присуждении ему Нобелевской премии по литературе за 1958 год.

Нет, известие не стало неожиданностью для коммунистических властей СССР. А 21-го октября в Отделах культуры и агитации и пропаганды ЦК КПСС обсуждался вопрос о мерах в связи с возможным присуждением Б.Л. Пастернаку Нобелевской премии. Тем не менее, сам факт присуждения премии вызвал в партийных и государственных структурах СССР бурю негодования. Этот вопрос рассматривался на уровне президиума ЦК КПСС, секретариата и лично главного идеолога СССР Михаила Суслова.

Впрочем, расправа над Пастернаком началась раньше. В 1957 году в итальянском прокоммунистическом издательстве Фельтринелли на итальянском языке вышел роман Пастернака «Доктор Живаго», после чего в советской прессе началась его травля.

Роман быстро был переведен на английский, на несколько других иностранных языков, стал весьма популярен на Западе, а спустя некоторое время и вовсе экранизирован Голливудом. Кроме того, что роман был опубликован на Западе без разрешения властей, все творчество Бориса Пастернака, и особенно «Доктор Живаго», раздражали агрессивно атеистическую власть своим глубоко христианским подтекстом.

Присуждение же Борису Пастернаку Нобелевской премии довело травлю писателя до огромных масштабов. Именно в те времена появилась фраза, позже ставшая комической расхожей присказкой: «Я романа не читал, но скажу!…».

Изречения такого рода звучали на многочисленных рабочих собраниях, на которых записные «мамани Климы» (персонаж из песни Галича, 90-летие которого отмечалось на днях) призывали к расправе над опальным поэтом.

«Литературная газета» обрушилась на Пастернака, называя его «изменником», «злобным обывателем», «клеветником», «Иудой», «вражеским наймитом» и т.д. Его исключили из Союза писателей, вынудили отказаться от премии.

Несмотря на то, что «нобелевка» была присуждена Пастернаку «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа», усилиями официальных советских властей она надолго, если не навсегда, прочно связалась с романом «Доктор Живаго», «антисоветская» сущность которого то и дело выявлялась в то время партагитаторами, литкритиками, лекторами общества «Знание» и иже с ними.

На самом деле это было не совсем так. Пастернак ежегодно выдвигался на соискание Нобелевской премии, начиная с 1946-го года, т.е. задолго до написания «Доктора Живаго».

Впервые слух о присуждении Пастернаку Нобелевской премии пронесся в 1954 году. А в 1958 году его кандидатура была предложена прошлогодним лауреатом Альбером Камю.

Получив известие о присуждении премии, Борис Пастернак 23 октября направил в адрес Шведской академии телеграмму, в которой говорилось, что он «Чрезвычайно благодарен, тронут, горд, изумлен и смущен» .

А 29 октября последовала вторая телеграмма: «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться. Не примите за оскорбление мой добровольный отказ».

На церемонии же вручения премий, которая прошла чуть позже член Шведской академии Андерс Эстерлинг сказал: «Разумеется, этот отказ никоим образом не принижает значимости награды. Нам остается только выразить сожаление, что награждение лауреата Нобелевской премии не состоится».

Сам же Пастернак написал по поводу присуждения премии стихи:

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Корзина цветов нобелевскому лауреату

Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора -
Силу подлости и злобы
Одолеетдух добра.

После публикации этого стихотворения на Западе Пастернак был приглашен к Генеральному прокурору СССР Роману Руденко, где ему было предъявлено обвинение по статье 64 УК РСФСР «Измена Родине». Правда, никаких последствий для него это событие не имело, возможно потому, что стихотворение было опубликовано без его разрешения.

К Пастернаку, который постоянно жил на даче в Переделкино, даже удавалось прорваться кое-кому и из иностранных визитеров. Первым, нарушившим добровольно избранную черту оседлости нобелевского лауреата, был знаменитый американский композитор и дирижер Леонард Бернстайн, который на электричке приехал к Пастернаку 12 сентября 1959 года – на следующий день после своего первого концерта в СССР.

Чуть более чем через полтора года после скандала вокруг Нобелевской премии, 30 мая 1960 года в возрасте 70 лет Борис Леонидович Пастернак скончался от рака легких в Переделкино и был похоронен на местном кладбище. Все то же Галич написал тогда: «Как мы радуемся, сволочи, что он умер в своей постели!»

В 1987 году решение об исключении Пастернака из Союза писателей было отменено, в 1988 году «Доктор Живаго» впервые был напечатан в СССР в журнале «Новый Мир», а в 1989 году медаль Нобелевского лауреата была вручена в Стокгольме сыну поэта — Евегнию, за день до ежегодной официальной церемонии.

Это произошло на торжественном приеме в Шведской академии в присутствии нобелевских лауреатов, послов Швеции и СССР, а также многочисленных гостей. При передаче медали секретарь академии профессор Сторе Аллен прочел обе телеграммы, посланные Б.Л. Пастернаком 23 и 29 октября 1958 года, и сказал, что Шведская академия признала отказ Пастернака от премии вынужденным и по прошествии тридцати одного года вручает его медаль сыну, сожалея о том, что лауреата нет уже в живых.

А на следующий день на официальной церемонии на площадке широкой лестницы королевского дворца появился с виолончелью Мстислава Ростроповича. Свое выступление он предварил словами: «Ваши величества, достопочтенные нобелевские лауреаты, дамы и господа!

На этой великолепном празднике мне хочется напомнить вам о великом русском поэте Борисе Пастернаке, который при жизни был лишен права получить присужденную ему награду и воспользоваться счастьем и честью быть лауреатом Нобелевской премии». После этого прозвучала Сарабанда из сюиты Баха d-моль для виолончели соло.

Вслед за Пастернаком Нобелевской премии были удостоены еще три русских писателя: Александр Солженицын, Михаил Шолохов и Иосиф Бродский.

…А корзина цветов Борису Пастернаку была все же вручена. Ее заказал Илья Шмаин, взяв не хватившие на ее покупку и доставку деньги у Григория Померанца. Шмаин проследил, как цветы были доставлена сквозь пикеты милиции в московскую квартиру писателя в Лаврушинском переулке.

А вечером в шестиметровую комнату Померанца в 1-м Зачатьевском переулке, когда там собралась небольшая компания, чтобы написать поздравительную открытку нобелевскому лауреату, туда нагрянул паспортист и под видом уточнения списков к выборам проверил паспорта у всех присутствовавших. Тут-то все и вспомнили, что еще совсем недавно проверка паспортов предшествовала аресту.

Читайте еще в разделе "Культура".