Что открывает ключ Победы

Память о той войне надо не просто хранить. Музеи и исторические фолианты с этим прекрасно справляются. Но война ведь не сводится только лишь к картам боевых действий и сведениям о живой силе и технике. Понимают ли наши дети, что именно мы им передаём? И понимаем ли мы сами, что досталось нам от наших отцов и дедов?

Фото: Фото: AP

Виктор Розов. "Вечно живые". В театре Российской армии шёл премьерный спектакль, приуроченный к юбилею, и по этому случаю в зале было много молодых людей и девушек, ровесников главных героев пьесы. Смотрели вроде бы заинтересованно, хоть и без особого энтузиазма. Пока не настал черёд монолога Марка о том, что идти на фронт добровольцем, если ты имеешь право на бронь, "глупо".

И тут в зале возникает цепная реакция, предвидеть которую Виктор Сергеевич конечно же не мог. Она бы ему и в страшном сне не привиделась. По рядам идёт шепоток, ребятам трудно сдерживать голос, чтобы не мешать окружающим, и по всему видно, что они с Марком… согласны.

А что! По логике всё правильно. Если ты талантливый инженер, то сиди и изобретай что-нибудь полезное для страны, для обороны, для победы, в конце концов! На то тебе и бронь положена. Какая польза, если тебя убьют в первом же бою, потому что ты и стрелять-то как следует не умеешь?!

В антракте кто-то из ветеранов попытался было объяснить им, этим заточенным на логику ребятам, что люди тогда не думали о том, что разумней и целесообразней, а просто шли и умирали. Нередко и впрямь в первом же бою. Потому, что не могли иначе. Потому, что надо было Родину защищать.

Ребята вежливо кивали, произносили какие-то правильные, подходящие к случаю слова (ясное дело, родину защищать нужно!), но, по всей видимости, оставались при своём мнении. Потом, после спектакля, одна такая компания всю дорогу до метро отчаянно спорила, но сторонники Бориса были в явном меньшинстве и своих оппонентов так и не переубедили.

А я шла за ними и думала о том, что связь времён — это не цепь из спаянных между собой звеньев (достаточно одному распаяться, и она порвётся), а канат, скрученный из множества отдельных волокон. Они лопаются не все сразу. Постепенно. По одному. И связь становится всё тоньше и тоньше. Вот и выходит, что мы и эти ребята празднуем разные праздники.

Для них Победа уже в большей степени победа оружия (скорость танков и дальнобойность пушек противоборствующих сторон сравнивать легче, чем храбрость и самоотверженность солдат воюющих армий), для нас — человеческого духа.

Фото: AP

Впрочем, для нас, внуков солдат Великой Отечественной, уже тоже не всё так просто. Потому что и нам уже эта сила духа кажется чем-то почти фантастическим. В смысле — не существующим в реальности. Поскольку мы сами на такое уже не способны.

Простая строчка, вроде вот этой:
Весь советский народ, как один человек,
За Советскую Родину встанет…

Но для нас это уже некая гипербола, потому что понятие "как один человек" практически перестало существовать как явление обыденной жизни. Каждый — за себя. Мы этому очень быстро научились. От коллективизма, привитого школой, пионерией-комсомолией, не осталось и следа. Видимо, это чувство общности, сопричастности чему-то большему, чем ты сам, не передаётся по наследству.

Нужна из ряда вон выходящая историческая ситуация, чтобы миллионы людей в едином порыве были готовы отдать самое ценное, что у них есть, собственную жизнь, во имя одной на всех великой цели. И когда такая ситуация наступает, люди воспринимают этот образ поведения как нечто само собой разумеющееся. Они потом и сами не могут объяснить, как это у них получилось.

Мой дед, Ярощук Федот Ефимович, начавший войну ешё в Финскую кампанию и дошедший до Берлина, никогда не говорил со мной о войне. Мы вместе смотрели фильмы о ней, пели о журавлях, в которых превратились не вернувшиеся солдаты. Он рассказывал о Жукове и Рокоссовском, о Покрышкине и панфиловцах, об обороне Москвы и о Курской дуге, но это всегда были рассказы о других.

О том, как сам воевал, он не рассказывал никогда. И боевые награды никогда не надевал. Даже в День Победы ограничивался только колодкой, а у него два Ордена Красной звезды, не считая дюжины медалей, в том числе "За отвагу" и "За взятие Берлина".

До девяти лет я вообще не знала, что он был на фронте. Очень хорошо помню тот день, когда пришла из школы буквально в слезах: назавтра надо было пригласить на Урок Славы ветерана войны, а где я его искать буду? Дедушка посадил меня на колени, вытер слёзы и сказал, что пойдёт со мной завтра в школу, потому что он и есть самый настоящий ветеран. Он ещё раза два приходил на такие уроки, а потом перестал. Отговаривался тем, что не может отменить лекцию в институте. Он был профессором истории.

Время от времени я старалась навести его на разговор о войне. Больше всего меня интересовало, было ли ему страшно. Но дед всегда находил повод перевести разговор на другую тему. Только один раз он сдался.

— Понимаешь, Виталочка, я боялся. Очень боялся. На войне страх тебя не отпускает ни на минуту. И не думать о том, что тебя в любой момент могут убить, невозможно. Просто одни научились с этим жить, а другие — нет. В первом же бою не обязательно гибли самые неопытные. Гибли те, кто не мог жить со страхом. Они просто подгоняли свою смерть. Умереть для них было честнее, чем дезертировать или спрятаться за бронь или за возраст…

Про страх — понятно. Про дезертиров тоже. Но я так и не смогла до конца разобраться в этом "честнее". И это при том, что ни про какие репрессии и прочие тёмные страницы истории родной Страны Советов я тогда и понятия не имела. В нашей семье эти темы были абсолютным табу. А когда узнала, деда уже не было в живых. Вопросов стало ещё больше, но спрашивать было уже не у кого. Можно было только строить догадки. И винить себя за то, что не сумела расспросить, вызвать на откровенность, не попыталась понять…

Теперь, когда эстафету надо передавать дальше, у меня не хватает слов, чтобы объяснить собственным детям, какими были их прадеды. У детей всё просто: жизнь дана человеку для того, чтобы добиться в ней как можно большего. Цели у всех разные — слава, карьера, власть, деньги. В крайнем случае, заполучить "джентльменский набор" — квартира-машина-дача. Нет, конечно, немало и тех, кто хочет самореализоваться в творчестве, в любимом деле (не путать с карьерой, это — другое).

Но принцип всегда один: то, что не достанется мне, достанется кому-то другому, так что этот другой по жизни является моим соперником, будь он мне даже родным братом. Максимум, на что способен сегодня человек, считающий себя порядочным или хотя бы цивилизованным, это жить так, чтобы получить своё, не отнимая слишком много у остальных. Такой себе прагматичный умеренный компромисс: не ущемляют собственных интересов ради собственного же спокойствия, ибо всегда найдётся желающий укоротить аппетиты тех, кто слишком зарвался и хапнул лишнего.

Мир меняется. И мы меняемся вместе с ним. Причём чем дальше, тем быстрее. Мы и наши деды жили ещё не в разных мирах. Скорее на противоположных полюсах одного мира. А вот миры наших детей и их прадедов уже совершенно разные. Они едва-едва касаются друг друга, и в этой зоне соприкосновения не так много вещей, понятий и явлений.

Победа — одно из них. Может быть, самое важное. Ибо она — не просто дата. Она — ключ к нашему генокоду. Нужно только постараться объяснить им, идущим вслед за нами, что именно он открывает.