Александр Головенко: глаза народных заседателей выражали ужас

- Бога нет, - сказала Тамара Рохлина вчера в 9.35 утра, выходя из квартиры, чтобы отправиться на суд, который определит ей фантастически дикие восемь лет лишения свободы.

- Я знала, что так все кончится, - почти кричала после процесса волгоградская подруга Рохлиных Светлана Виноградова. – И чуть успокоившись, добавила: тайком от Тамары Павловна собрала ей целую сумку: продукты, белье, лекарства, без которых она не сможет жить. Мне кажется, она уже все предчувствовала: ведь мы вторую ночь не спали: звонки, угрозы, советы подумать, прежде чем что-то сказать в последнем слове

На мой недоуменный вопрос, мол, не рано ли начали собирать сумочку, Светлана Ивановна (свидетельница по делу) ответила: «Вы что, не понимаете, в какой стране мы живем? Ни за что просидела в тюрьме полтора года, ни за что попала под суд, ни за что получит срок. Как наверху скажут, так и будет».

-- А у меня еще теплилась надежда, что маму оправдают или – в худшем случае – отправят дело на доследование, - вытирая слезы, говорила Елена Рохлина. – Ко всякому были готовы, но чтобы суд пошел на такое изуверство…

Все было понятно еще до окончания чтения этого нелепейшего приговора. Вслед за судьей Жилиной, заседателями Михайловой и Ивановой в зал вошли два красивых охранника и встали в примечательные позы. Пятки вместе, носки врозь, руки за спиной. Припоминаете? Становилось ясно, что Тамару Павловну возьмут под стражу прямо в зале суда.

Приговор все слушали стоя: друзья, родные и знакомые Рохлиных, газетчики и телерепортеры. И чем дольше читала текст мадам Жилина, тем становилось все яснее, куда она клонит. Обвинительные пассажи следствия принимались без оценки и тени сомнения. Точнее, вопреки презумпции невиновности, все сомнения толковались в пользу обвинения. И с ходу безмотивно отводились, как незаслуживающие доверия, доводы подсудимой, ее адвокатов, свидетелей защиты. Я видел, как серело, становилось все темнее и неестественнее лицо вдовы генерала Рохлина. И какими безучастно-каменными стали лица народных заседателей. Нет, пожалуй, глаза их выражали ужас от творимого с их участием беззакония. Эти две несчастные, в общем-то, женщины, словно не желая себя пятнать с навязанным сверху приговором, за месяц судебных прений не задали Тамаре Павловне ни единого вопроса. Изо дня в день они с отсутствующим видом взирали на участников процесса, словно удивляясь, о чем и зачем они там спорят? Это ли не их немое свидетельство того, что все уже было решено заранее?

Да и сама Тамара Павловна, узнав, что в апреле генпрокуратура направила ее дело в Наро-Фоминск, воскликнула: «Это моя гильотина. Здесь у предателей и врагов моего Левушки все схвачено». Была ведь, вы помните, надежда на суд присяжных, но, направляя материалы к "месту казни", зам.генпрокурора В.Колмогоров так переквалифицировал статью обвинения (убрал «смертную казнь»), что надобность в суде присяжных как бы отпала. Тамару Павловну судила тройка.

Напомню, за десять с половиной месяцев свободы она даже и в мыслях не допускала скрыться от суда и ездила туда, превозмогая болячки, как на работу. И куда могла скрыться от своего Игорька – цель и смысл всей ее жизни? Порой Анатолий Кучерена, видя ее изнеможение, все же мягко просил: «Надо, Тамара Павловна, ехать, а то подумают, что вы нарочно уклоняетесь». И предоставлял свою машину. Им так хотелось, чтобы побыстрее кончилась эта нервотрепка.

Для меня несомненно: участь бывшей державной узницы вполне могла быть иной, если бы на ее защиту с первых дне после ареста мощным фронтом выступила так называемая народно-патриотическая оппозиция. Пусть не вся, но хотя бы в лице депутатов Госдумы и бывших соратников по ДПА, кто клялся ему в вечной дружбе и преданности. Последнее такое изъявление дружбы происходило 6 июня 1997 года в ресторане “Пекин” по случаю 50-летия генерала Рохлина. По рассказам очевидцев, именно здесь вождь КПРФ Зюганов и председатель Комитета по безопасности Илюхин льстиво говорили Льву Яковлевичу: «Вы – наше знамя! Идите вперед. Мы - за вами!» Но именно они первые и предали его.

Зюганов 20 мая 1998 года призвал свою фракцию проголосовать за смещение впавшего в немилость к Ельцину генерала с поста председателя Комитета по обороне. Илюхин тоже тянул руку вверх. А после его смерти объявил сбор средств на памятник герою-фронтовику, но деньги присвоил. 6-го июня нынешнего года он явился в Тамаре Павловне «в скотском состоянии» (есть тому свидетели) и угрожал расправиться с ней, если она не прекратит своих разоблачений его двурушничества. Высказался так: «Я бывший прокурор и найду способ тебя убрать». Потом поправился: «приструнить». Выходит, нашел. Угрожал и бывший охранник Плескачев, которого генпрокуратура избрала своим орудием расправы над непокорной узницей и возвала в сан "главного свидетеля".

Достаточно сказать, что лидеры КПРФ, НПСР, генштаб и Минобороны ничем не помогли сыну убитого генерала, когда его мать незаконно и незаслуженно томилась в тюрьме. Не передали ей ни слова привета, ни пачки сигарет. На могиле героя двух войн и по сейдень обычный деревянный крест, который Тамара Павловна не могла сменить из-за крайней нужды. Жили вдвоем с Игорьком на его пенсию в 850 рублей и бескорыстную помощь оставшихся верными друзей. Правда, цветов в эти дни на могиле неизмеримо больше…

За два года газеты КПРФ "Правда" и "Советская Россия" ни разу не выступили со статьей в защиту больной, ни за что брошенной на нары узницы. Ни строчкой не отреагировали они и на гнусный процесс в Наро-Фоминске.

Трудно пересказывать содержание приговора – над ним надо сидеть с карандашом в руках. Но, безусловно, он достоин того, чтобы войти в учебники по юриспруденции. Однако не как высочайший образец следственной дотошности, а как вопиющий пример судебного произвола. Разум восставал против каждого абзаца этой вершины словоблудия и потому отказывался его воспринимать. Оказывается, Лев Яковлевич не бросал вызова Ельцину и не раздавалось в ответ капризной угрозы: «Мы сметем этих Рохлиных!». Оказывается, он не был непримиримым борцом с коррупцией и не готовил мирного выступления десятков тысяч офицеров для отстранения от власти главы антинародного режима.

Да, за его дачей следили, но судья за покойного решила: если бы он всерьез воспринимал угрозу своей жизни, то куда-нибудь бы обратился за защитой. К кому? К Ельцину, что ли? И если он не обращался к властям за защитой - значит, серьезной угрозы не было. Но ведь о предстоящей расправе над собой он прямо заявил на пресс-конференции, и судья ее видеозапись видела! И для чего он тогда двоих охранников при себе неотступно держал!?

Об этих охранниках – Плескачеве и Шульдешове – разговор особый. Все обвинение построено на показаниях именно Плескачева, который в ночь трагедии находился на даче в подмосковном Клоково. А Шельдешов в Москве подпольно лечил свою гонорею. Трижды или четырежды Плескачев менял показания на предварительном следствии, каждый раз путясь и усиливая обличения своей бывшей хозяйки. 11 июля, на девять дней со дня убийства генерала, этот парень рыдал на его могиле со словами: «Лев Яковлевич! Клянусь, мы найдем ваших убийц!» А потом стал наговаривать на своего благодетеля и его жену, у которых проживал на положении родного сына. И судья верила ему во всем: и тому, то Тамара Павловна ссорилась постоянно со Львом Яковлевичем. И тому, что она не уделяла внимания сыну, предаваясь известному мужскому пороку, и угрожала убить генерала на почве «неприязненных отношений».

Не выяснила только одного: если он знал о ее угрозах, почему не предпринял мер по охране своего хозяина? Или: где же, гражданин Плескачев, все-таки вы были ту ночь и почему «не слышали» выстрелов, унесших жизнь хозяина, которого обязаны были охранять?

В ту ночь на даче спали еще двое парней - охранник Роман Маликов и шофер Юрий Крысанов. И они, представьте, "не слышали" двух выстрелов, которые звучали у них буквально над головой. Примечательно, что предводитель прокурорских сыщиков Н.Индюков во время следствия не предоставил своей узнице очной ставки с главным «свидетелем» обвинения.

Таким образом, никто не видел убийц, никто не слышал выстрелов, на пистолете не обнаружено ничьих отпечатков пальцев, а на руках и одежде Тамары Павловны - следов пороха. Но в убийцы определили именно ее. Почему? Вы вдумайтесь: судья говорит - следов нет, потому что она вымыла пистолет. А кто видел? Никто! Однако Рохлина сама же призналась, что вымыть оружие ей приказали киллеры - потому и нет отпечатков пальцев. Так значит, киллеры были?! Нет, не было, утверждают судья несколько минут спустя! А зачем тогда "убийце" мыть пистолет, если она сразу призналась, что убила она? Концы с концами не сходятся.

Выслушав на суде показания направлину "главного свидетеля" и его ответы на вопросы адвокатов, Тамара Павловна пришла к потрясшему ее выводу: Плескачев каким-то образом причастен к убийству ее мужа! После его устранения этот солдат-контрактник получил в Москве жилье и прописку, место в престижном вузе и должность начальника экономической охраны в фирме. А на давать показания демонстративно приехал в личном джипе стоимостью 50-60 тысяч долларов . Откуда такое богатство? Тамара Павловна знает: на даче в ночь убийства хранилась огромная сумма денег, предназначенная на нужды «народной революции».

И об этом она заявила публично.

Судья никак не прореагировала. Завершив обзор всех глупостей и нелепостей, перечислять которые не хватит никакого Интернета, Жилина и произнесла тот приговор, который поверг в шок весь зал. На какую-то минуту все стояли в гробовой тишине. Защелкали фотокамеры…

- Это беззаконие, - тихо произнесла «осужденная». - Я не убивала своего Левушку.

И, понукаемая красивыми охранниками, начала доставать из сумочки лекарства, сигареты, зажигалку... Через пять минут ее посадили в «воронок» и увезли в РОВД, чтобы потом переправить в можайское СИЗО.

Об оценке этого приговора адвокатом Тамары Павловны Анатолием Кучереной и политических выводах процесса – в следующем репортаже.