Академики против вирусов: где же затаились вирусы?

Карантин располагает к размышлениям. Благо, времени для этого достаточно.

Новый вирус вовсе не новый — просто мы, люди, не знали о его существовании, а он многие века дремал в неизвестности, чтобы в 2019 году обрушить на человечество всю свою мощь. А люди оказались поначалу бессильными — это для нас привычное состояние. Однако потом рванули в лаборатории, закрыли лица масками, отдалились друг от друга и … начали борьбу с новой хворью. Как в средние века с чумой (кстати, она вновь заявила о себе!), а попозже с лихорадками разными, лепрой и далее по списку…

Вирусологи вышли на передний край и стали на наших глазах героями.

Это закономерно.

Однако влияние пандемии намного сложнее, чем это кажется. Она действует на всю медицину, потому что в основе борьбы с ней — иммунология, наука, родившаяся сравнительно недавно. И все другие отрасли медицины. Именно от их состояния — то есть здравоохранения в целом! — и зависят наши будущие успехи в борьбе с новыми эпидемиями и пандемиями, которые придут к нам из мира вирусов — мира, пока слишком мало изученного и непонятного.

В карантине написал книгу "Академики против вирусов". В ней представил крупнейших специалистов страны (благодарю судьбу за счастье знакомства с ними!), которые размышляют о состоянии отечественной медицины и тех успехах, которыми они по праву гордятся.

Фрагменты наших бесед я и предлагаю сегодня. Мне кажется, что они поднимут наш дух в борьбе с нездоровьем и разными вирусами.

Из беседы с академиком Рэм Петровым

Читайте также: Рэм Петров: "Наша наука — поиск бессмертия"

— Чем же человек отличается от животных? Если уже овец и телят можем клонировать, то и до человека доберемся, не так ли?

— Академик Бехтерева (дочь того самого Бехтерева, который поставил верный диагноз Сталину, за что и пострадал) решила создать Институт человека. Начались дискуссии, мол, что в этом институте "человеческое"…

И тогда решили пригласить иммунолога, потому что иммунологически все живые существа отличаются друг от друга, двух одинаковых нет… И вот тогда я вынужден был сказать, что с точки зрения иммунологии (а иммунологический портрет есть портрет генетический!) отличий нет… Так что все отличия заложены в голове и в социальной среде…

— Но животные не курят?

— Я своим друзьям, которые хотят бросить курить, но воли не хватает, говорю: я знаю живой мир — такой уж характер моей работы, и в нем все есть, но курящих животных нет…

— А выпивающих?

— Есть! Слоны, к примеру, находят перезревшие виноградники, наедаются там, а потом веселятся… Обезьяны тоже частенько устраивают такие пиршества… Науке известны даже "обоснования" для алкоголизма…

Если для группы крыс поставить две поилки, и в одной из них будет алкоголь, то через некоторое время они разделятся: процентов двадцать крыс будет предпочитать алкоголь… Так что в животном мире есть и другие пороки, в том числе и сексуальные… Однако, повторяю, никто из животных не курит!

— Была одна коза, которая это делала.

— Люди ее приучили… Даже бомбы собаки находят, но это уже дрессировка… Начали мы с отличия человека от животного… Это вопрос философский, и он касается всех сторон жизни на Земле и во Вселенной.

Из беседы с академиком Олегом Чупахиным

Читайте также: Чаепития в Академии: Тайны Музы по имени "Химия"

— Уже можно говорить о "школе Чупахина". В ней соратники и ученики?

— Конечно. Направления исследований в медицине разные. Как ветки у дерева. Были синтезированы противоопухолевые вещества, семейство противовирусных препаратов.

— С помощью которых можно бороться и с вирусами гриппа, в том числе и птичьего?

— Да, и такие препараты тоже.

— Вы говорите об этом с опаской?

— Думаю, что в этом никакого секрета нет. Наша область науки может использоваться по-разному. В том числе и для опасных и весьма неблагородных целей. Я имею в виду как бактериологическое оружие, там и вирусологическое.

В Советском Союзе существовала программа создания средств борьбы с этими видами оружия, так как было известно, что в американских лабораториях весьма активно шла работа над боевыми веществами. В частности, там появились вирусы, которые поражали молодых людей, то есть выводили из строя солдат.

— Разве такое реально?!

— К сожалению, да. И надо было создавать противооружие. Это было жесткое время. В нашей программе работали химики, биологи, технологи, даже физики. Все координировалось, хорошо финансировалось. Существовали реальные планы.

Мы создали препараты для борьбы с особо опасными инфекциями. В частности, с тропическими лихорадками, которые вызывают кровоизлияние в мозг. Мы все сделали, чтобы защищать наших людей. В это время разразилась "перестройка", и все работы были прекращены.

Однако опыт пригодился. Мы вели исследования вместе с ленинградцами. Но там институт был практически разрушен, был полный кошмар! Тем не менее, мы контакты поддерживали. Постепенно ситуация начала меняться, и все, что было наработано, мы использовали для создания противовирусных препаратов.

А потом появился птичий грипп. Регулярно собираются конференции, на которых изучается реальная опасность в каждом регионе. А она немалая! Птичий грипп, если его не контролировать, приведет к катастрофическим последствиям. Это мы прекрасно понимали, а потому и был в кратчайшие сроки создан препарат против него. Аналогичная ситуация была с ВИЧ-инфекцией. Сегодня в Екатеринбурге каждый пятый человек инфицирован, и это уже беда огромная. Аналогичная ситуация может произойти и с птичьим гриппом. Так что бороться с этой напастью нужно каждодневно. Меня радует, что фармацевтические компании на Урале уже начинают выпускать необходимые лекарства. Наконец-то, к науке и ученым начали прислушиваться.

Из беседы с академиком Михаилом Ивановым

Читайте также: Чаепития в Академии: Флиртующий вирус

— Сейчас я нахожусь в центре отечественной микробиологии, а потому мой вопрос естественен: чем мы можем гордиться?

— Существуют три области микробиологии.

• Прежде всего, промышленная, основателем которой был Пастер. Она нужна для получения или сохранения продуктов. Как истинный француз, он начинал с вина.

• Второе направление — медицинское. После Пастера оно было развито немцем Кохом.

• Третье — экологическое. Причем экология микроорганизмов отличается от экологии растений и животных тем, что она изучает не только сам организм и его взаимоотношение со средой, но его огромное влияние на среду.

Если мы возьмем животный мир, то обычно исследуется, как природная среда влияет на него: при каких температурах организм выживает, как воздействуют на него тяжелые металлы и так далее. Растительный мир вместе с микроорганизмами влияет на окружающую среду на глобальном уровне, создает ее. Это направление было заложено Виноградским в конце Х1Х века.

Оно и получило у нас приоритет, особенно во второй половине ХХ века. И я могу со всей ответственностью заявить, что пока в мире никто в этом с нами тягаться не может! Наиболее интересные и важные работы в этой области, безусловно, сделаны нашими микробиологами. Причем и в воздухе, и в море и на суше…

— Наверное, для развеивания сомнений требуются примеры. Допустим, по морю. Согласны?

— Море — это частный пример… С работы наших микробиологов начались количественные оценки микробов в Природе.

— И что это дало?

— Очень много шума по поводу влияния углекислоты, продуцируемой человечеством, на климат. И действительно, цифры весьма внушительны. 5 -7 миллиардов тонн по углероду ежегодно все человечество выбрасывает в атмосферу? А знаете сколько микробы выбрасывают?

— Нет, конечно…

— 55 миллиардов! Причем только в наземных экосистемах и еще около 50 миллиардов в морских! Начинался весь шум о "парниковом эффекте" с деятельности человека (и правильно, что начинался!), но когда настоящие ученые начали анализировать общую ситуацию, в частности, провели оценки о количестве углерода, который циркулирует в биосфере, то выяснилась совсем иная картина, чем думали теоретики. Одно дело, когда в глобальной цепи 5 миллиардов тонн и столько же добавляет деятельность человечество, и совсем иное, если 100 миллиардов и "добавка" составляет всего 5 процентов… Работы по количественной оценке жизнедеятельности микроорганизмов на глобальном уровне — это заслуга русской и советской школ микробиологов.

Из беседы с академиком Рахимом Хаитовым

Читайте также: Рахим Хаитов: О чем играет иммунный оркестр?

— Название "Гриппол" на слуху. Сколько человек ею уже воспользовалось?

— На сегодня — более 200 миллионов. Это целое семейство препаратов, которые называются "синтетические вакцины". Каждый год ими пользуется 30-35 миллионов человек, и вакцина вошла в "календарь прививок". Это очень большое достижение.

— Помню, вокруг вашей вакцины шла ожесточенная борьба, и потребовалось немало усилий, чтобы, как говорится, "пробить ее", "внедрить в производство"?

— Все-таки самая большая сложность — это придумать новую вакцину. В то время применялись "живые ослабленные вакцины". А это опасно, так как они могли, как говорят вирусологи, скреститься другим патогенным вирусом, например, вирусом птицы или свиньи, а это очень страшная вещь, приводящая к летальному исходу. Да и в таких вакцинах было много лишних, ненужных веществ, которые давали побочные эффекты, осложнения, в том числе и аллергию.

Был и другой тип вакцин — "убитые, разрушенные". Тоже много осложнений. И, наконец, третий метод лечения — применение отдельных белков. Из них делали вакцины. Но они оказались "слабоватыми", они не давали нужного иммунитета.

Таким образом, у всех существующих методов вакцинации были определенные недостатки, и нужна была некая "приставка", которая усиливала бы иммунитет, то есть защиту от инфекции. И вот мы стали думать, как сделать вакцину абсолютно нового типа. Мы провели огромное количество экспериментов с веществами, которые усиливали иммунитет. Поиски велись в разных направлениях, и в конце концов мы добились успеха.

Из беседы с академиком Иваном Дедовым

Читайте также: Академик Иван Дедов: "В поисках своей Мечты"

— Хочу привести мнение Уильяма Лоуренса: "В течение ближайшего десятилетия я вижу наступление великого золотого века в медицине… В ближайшем будущем будет, наконец, найден способ предупреждать все ужасные болезни, калечившие и убивавшие людей на протяжении веков". Любопытно, что это сказал не медик, а физик. Вы согласны с ним?

— Он прав. И кое-что мы уже научились делать.

— Например?

— Лечение бесплодия, восстановление репродуктивной системы. На 70 процентов — это эндокринология, на 15 — иммунология, на 15 — нарушение "транспортировки"… Впрочем, вернемся к той же гемофилии — после истории царской семьи Николая Второго об этой болезни все знают… Скажем, есть опасность рождения ребенка больного гемофилией. Как это предотвратить?

Приведу в качестве примера наш опыт. Мы использовали известную технологию. В семье, в которой родился мальчик с гемофилией, у матери взяли 4 яйцеклетки, оплодотворили генетическим материалом отца. Начинается деление — одно, второе, третье — восемь бластомеров. Берем каждый из восьми бластомеров и определяем наличие гена гемофилии. В двух эмбрионах с хромосомным набором 46 XY, т. е. мальчиков, такой ген был обнаружен, а в одном с 46 ХХ, отсутствовал. Мы "подсадили" этот эмбрион матери и родилась здоровая девочка!

— Фантастика?!

— Нет. Эта технология входит в широкую практику. Это реалии современной медицины… Мы не можем рисковать будущим: ведь повреждение всего одного гена дает подчас ужасные последствия, и всю жизнь семья несет тяжкий крест. Мы способны предотвратить беду, почему же этого не делать!?.

— Простите, Иван Иванович, то, о чем вы говорите, требует развитой медицинской промышленности и фармакологии, а у нас практически их нет…

— Но это проблему не снимает. Уже сегодня можно нивелировать риски, и не использовать это преступно.

— Это же требует больших денег от государства! А реформа науки, как мне кажется, затеяна с иной целью: надеждой получить деньги от науки!? Безусловно, программа "Человек" прекрасна, но она затратная. А где нефть и газ в науке?

— Когда говорят, что здравоохранение должно быть экономически выгодным, я этого не понимаю. Такое просто невозможно. Когда-то наше здравоохранение — это были 70-е годы прошлого века — было признано лучшим.

Лучшим, потому что была мощная профилактическая медицина, основанная практически на всеобщей диспансеризации населения страны. И эти принципы переняли на Западе. Одна из лучших — система здравоохранения скандинавских стран, потому что она построена на "социалистических" принципах. Начальное, среднее и высшее образование, подготовка кадров за рубежом, страховая медицина, — все это берет на себя государство. Ну, и конечно, культура здоровья.

— Но вы все-таки с оптимизмом смотрите в будущее?

— Без веры в будущее полноценная, творческая жизнь невозможна".

На этой оптимистической ноте нашей беседы с выдающимся ученым я и заканчиваю это краткое представление своей книги "Академики против вирусов", книги, которая родилась во время вынужденного карантина. Мне кажется, даже во время драматических событий мы должны искать те нити в будущее, которые помогут нашим детям и внукам жить лучше. Отечественная медицина, с лучшими представителями которой я встречался и беседовал, дает нам основание на такую надежду.