Правда ли, что русофобия насаждается в Эстонии, как и "западные ценности"?

Почему объявленный правительством Эстонии референдум на тему "Брак — союз мужчины и женщины?" вызвал в парламенте страны активное противостояние? И правда ли, что не все эстонцы — русофобы?

Ведущая программы "Точка зрения" Любовь Степушова обсудила это с эстонским публицистом, главным редактором портала "Трибуна" Родионом Денисовым.

Читайте начало интервью:

Зачем эстонской оппозиции понадобилось злить русофобов?

— Почему вопрос о браке настолько важен в эстонской повестке дня?

— В Эстонии в Конституции это не записано, более того, есть разные толкования. Оппоненты этого референдума говорят о том, что давайте посмотрим, где мы живем.

Эстония давным-давно себя пытается отнести к северным странам, а в северных странах приняты другие понятия. И там существует третий пол, могут быть браки не только между мужчиной и женщиной. Вот и наши правители решили, что эстонцам это всё тоже надо.

Другой вопрос, что все опросы общественного мнения, которые проводились по поводу возможной темы референдума, указывают на то, что большинство — более 50% и даже под 60% — выступают за то, что брак — это только союз между мужчиной и женщиной.

Конечно, это очень многим не нравится, особенно либералам, которые, вероятно, имеют какие-то гранты, какие-то, возможно, поблажки или испытывают давление со стороны своих западных партнеров, которые усиленно продвигают ЛГБТ-тему.

Поэтому все не так просто. И есть подозрение, что если, например, сейчас не удастся увязка референдума с доверием к правительству и к парламенту, то, видимо, дело дойдет до суда, который с большой долей вероятности просто отменит этот референдум из-за нарушений каких-то процессуальных норм.

То есть просто не дадут провести этот референдум именно из-за того, что будет неудобно перед западными партнерами.

— То есть в Эстонии суды несвободные, зависимые?

— Суды-то как раз свободные. Вспомните хотя бы решение, когда оправдали обвинявшихся в массовых беспорядках русскоязычных деятелей. То есть суды у нас, действительно, работают.

Сейчас же могут быть юридические коллизии. Уже юристы спорят: это нарушение или не нарушение… Поживем-увидим.

— Кстати, россияне часто ездили в Эстонию в последнее время, где-то миллион туристов в год…

— Да. И у нас всегда как-то разделялось: туризм и политика. Туристы — добро пожаловать. Всегда туристические поезда из Санкт-Петербурга в конце года приезжали, все отели были заполнены россиянами. Это, действительно, было важно. Но туризм сейчас свернулся из-за пандемии…

Понятно, что политические отношения такие, какие они есть. И, к сожалению, очень многие политические решения принимаются не в Таллине, и это надо учитывать.

Конечно, эстонцы — это не финны, которые очень гладенько пытаются разумную политику вести.

Но тем не менее эстонцы — это и не латыши, которые рубят с плеча и как-то во всем сильно-сильно обвиняют.

Эстонцы пытаются каким-то образом выстраивать отношения, насколько это позволяют им западные партнеры. Мне кажется, что какое-то прозрение все-таки должно наступать. Я думаю, что через поколение оно точно наступит.

Процессы, которые начались в Эстонии, в том числе с принятием в правящую коалицию той самой эстонской национальной Консервативной партии, они как-то начали преобразование местной культуры, местной какой-то ценностной повестки.

И вот то, что сейчас выдвинули реформисты, даже хорошо, потому что они подняли вопросы, которые 30 лет были абсолютным табу. Любой эстонский политик, который вышел бы с предложением обсудить, хорошо ли жилось бы в России, тут же бы стал абсолютно игнорируемым, осуждаемым во всей главной прессе Эстонии и очень-очень быстро бы сошел куда-то на периферию.

Русскоязычные политики иногда что-то пытались позволять себе говорить, но в то же время они ничего особенного и не достигали.

— Назовите, пожалуйста, какого-нибудь русскоязычного политика в Эстонии. Яна Тоом, я знаю, в Европарламенте. А еще кто?

— Ну, Яна Тоом, да, все о ней подумали, наверно, единственный политик, который чего-то достиг. Ну, мэр Таллина Михаил Кылварт тоже русскоязычный политик, хотя и муниципальный.

Других сейчас нет, новых каких-то русскоязычных деятелей перспективных тоже особо нет, поскольку эстонские партии их не выдвигают, а русские партии находятся где-то в углу и не поддерживаются никем: ни Россией, ни Эстонией, потому что их просто боятся поддерживать из-за местных настроений, из-за нажима со стороны того же Запада.

— Эстонцы, действительно, русофобы? Имеют претензии к России или это все-таки политика государства?

— Нет, ну как можно так сказать, люди есть разные. И одно дело, когда где-то в парламенте, а другое дело, когда два соседа копают картошку и один другому помогает тачку привезти. На бытовом уровне проблем-то особых нет.

Вся проблема у нас на уровне законодательства, на уровне политиков, которые играют на националистических чувствах. Да, во многом люди, в том числе эстонцы, обманываются. Наверно, многие верят в то, что проблемы, которые в обществе есть, имеют какие-то корни и из советского времени.

Но во многом это, конечно, придумано. Младшее поколение просто не знает и не помнит, что тогда было, а старшее поколение, особенно политики, сознательно сгущает краски.

Особенно президент, которая вспоминает свое бедное советское детство, как она, бедная, не могла на эстонском языке в магазине общаться и как жила в двухкомнатной квартире, и родители считали копейки. И как она, когда она была студенткой, копила деньги на холодильник.

• Другой вопрос, сколько людей сейчас живет в двухкомнатной квартире и копит деньги на холодильник.

Поэтому политика политикой, а между людьми, в общем-то, проблем больших нет. Кто приезжал в Эстонию в последние годы, конечно, мог столкнуться с каким-то национализмом и на бытовом уровне — дураков-то много. Но в основном люди живут своей жизнью.