Александр Добронравов о секретах шоу "Три аккорда"

Он играл в "Браво", пел в "Веселых ребятах", работал в ресторане — короче, повидал музыкальную жизнь с самых разных сторон. Но в первую очередь Александра Добронравова знают по проекту "Белый орел" и песне "Как упоительны в России вечера". И вот он в гостях у "Правды.Ру".

Сергей Каргашин: Расскажите, как родился хит "Как упоительны в России вечера".

— Это было в 1996 году, когда я вновь возвращался жить в Нью-Йорк. Я взял с собой брошюрку нашего товарища, замечательного поэта Виктора Пеленягрэ. Я его знаю с 1986 года, когда он начал с таких групп, как "Браво", "Бригада С". Он пришел, принес свои стихи, такие как "Дурочка Лулу", "В городе Н", "Элегия", "В далеком Бискайском заливе", конечно, которую спел тогда Сережа Крылов.

Я не знал, что с песней "Как упоительны в России вечера" нам выпадет такой лотерейный билет. Но он выпал, благодаря этой книжечке. Я ее случайно взял из дома в 1996 году, она лежала рядом с билетом в Нью-Йорк на самолет. И летом 1996 года, скучая по детям, маме, папе, семье, я ее открыл, хотел что-то написать. Не взгрустнулось даже, а так, что-то вспомнилось. Открываю книжку, и первая строчка — "Как упоительны в России вечера". И я в ту же ночь пишу песню, как Никита Богословский легендарный — "Темную ночь". Причем сама эта строчка, "Как упоительны в России вечера", лежит отдельно от общего восьмистишия, она на двенадцать восьмых. Музыканты меня сейчас поймут. И вы — тоже. А дальше идет четыре четверти. Вот такая игра: игра ритма, игра темпа и игра вот этого ритмическо-поэтического изложения.

И флоппи-диск с песней я уже привез в Москву, не зная, что это будет легендарная песня и мы прославимся на весь мир. Дальше Владимир Жечков пригласил меня в этот проект — "Белый орел". Это было в декабре в студии у Аркаши Укупника.

— Был там не раз. Там Игорь Демарин одно время писался.

— Там я познакомился с Сашей Кальяновым (царство ему небесное), с Володей Кузьминым, с Русланом Кравцовым, когда мы с "Браво" приезжали прослушиваться. Я уже тогда работал в ресторане и не мог принять для себя это сложное решение — идти все-таки на большую сцену или зарабатывать деньги. И все же жажда наживы меня в итоге остановила. До 1988 года.

А потом уже были "Веселые ребята", профессиональная сцена, большие стадионы. Конечно, Павел Слободкин — это величина, глыба, народный артист СССР. Он привил мне чуйку — чувствовать хит. В "Браво" я не пел, но там просто Ива — Жанна Агузарова — ушла. Взяли Аню Салмину. С ней я снялся в ролике на песню "Король "Оранжевое лето". Хотели ее предложить в шоу "Три аккорда", но как-то дело не дошло.

— Кем вы себя все-таки больше ощущаете — певцом или композитором?

— Такой симбиоз позиций исполнительский и авторский, он дан не каждому. Но я это комбинирую в одно, как Антонов, как Газманов, как Демарин, как Майданов, как Николаев отчасти. Тухманов — нет, видите, Давид Федорович — нет. Крылатов — нет. Допустим, Игорь Яковлевич Крутой может себе сейчас позволить.

Конечно, Высоцкий, Окуджава — но они немного отдельно. Я себя немного повернул в сторону все-таки эстрады.  Просто соавторство песни и музыки, конечно, настроено на большой хит. Он у нас вами "Где-то за тучами", конечно. Может быть, он не раскрутился. Но он украшает уже, наверное, 9 или 10 лет.

… Раскручивать ту или иную песню — задача не из легких, принимается совместное решение. Они смотрят, кто автор — "давайте это возьмем, там политически очень важно, он сегодня в "Фабрике звезд". И с композитором, и с поэтом такая политика. Шоу-бизнес. Но здесь можно работать, непочатый край для поиска новых своих возможностей.

На Первом канале

— Вы сейчас участвуете в телевизионном шоу на Первом канале в "Трех аккордах". Каким ветром вас туда занесло? Какие впечатления?

— Передать словами невозможно… Надо делать отдельную передачу и рассказывать о каждом блоке системы. Меня восхищает все, просто до бесконечности. Просто созвездие профессионалов, начиная от костюма, заканчивая режиссурой, музыкой, постановкой. Все под руководством Юрия Аксюты, мне довелось с ним познакомиться.

"Пул" состоит из двух дней, две песни, через неделю — еще две, через неделю — еще две и так далее. За неделю надо выучить две песни. Ты не вышел на свою публику, а на монолог с четырьмя сильными, подготовленными и очень серьезно к тебе настроенными людьми. Ты должен сделать то, что не делал никогда — спеть песню, которую ты никогда в жизни не пел. Жюри потрясающее.

Никакой записи, минусовки — исполняешь вживую, как поступаешь в консерваторию. На тебя смотрят люди и говорят: "Ну что, Александр, поехали!" Я думаю, что это самое лучшее шоу сегодня на Первом канале.

— Допустим, артист хочет петь именно эту песню, а ему говорят: "нет, эту песню ты петь не будешь", а сверху спускают другую… Как механизм выбора работает?

— Нам предложили список желаемых песен, мы предложили список своих песен. В итоге получилось 35 песен, из которых нужно было выбрать 10.

Мне все же дали право спеть "Как упоительны в России вечера". И, вы знаете, четыре короля, а не четыре туза.

— Почему?

— Как вокалист я ее спел на четверку, а не на пятерку — такое мнение судей. Ту же самую песню спел замечательный белорусский парень Глеб Матвейчук в другой аранжировке на двенадцать восьмых соло в стиле Гарри Мура. Глеб голос показывал, а я показываю душу. Это же шансон, как говорит Александр Васильевич, и я с ним согласен, что не надо петь, надо рассказывать песню.

Интернет-сообщество возбуждено, почему же так, а не иначе. А это законы шоу. Соревновательный процесс мне не близок — жажда победы. Это как в фигурном катании. Ты можешь упасть, делая сложные элементы. Тройной тулуп, четвертной тулуп ты делаешь. Ты сделал, ты красавец, но ты вошел только в тройку призеров — 5.8, 5.9, 6, 6.6, 5.9, 5.8. У нас в принципе то же самое. Ты сделал этот пируэт, но не факт, что тебе поставят 6.0. Кому-то ставят. Здесь нет поблажки. Вот сделали бы прямой эфир, было бы самое феноменальное шоу.

— А почему не сделали? Это технически сложно?

— Конечно. Есть "Голос", "Евровидение". Вот оно тоже сложное, но там нет жюри, идет электронное голосование. Публика всегда доброжелательна. А здесь — нет. Здесь все-таки наша постановка, и мы должны.