Творчество в глухомани. Пасторальный этюд…

Николай Бочаров родился в августе 1939-го, за десять дней до начала Второй мировой войны. Едва ли родители могли помыслить, что бряцание оружия, разносящееся по Европе, так скоро раздастся у дверей их деревенского домика на Брянщине... Отец после прихода фашистов подался в партизаны. Его фамилия осталась на мемориальной доске в родных местах. Николай по малолетству не помнит ни гибели отца в 42-м, ни смерти матери, ни как его со старшей сестренкой повезли в Германию, да где-то по пути немецкий солдат из охраны сжалился, махнул девчушке рукой, и та с братцем на руках бежала из плена, и как их после по детдомам распределили. Узнал все больше по рассказам. В подмосковном детдоме обратили внимание, что мальчик здорово рисует, и особое почтение наставников вызывало то, как он мастерски срисовывает портреты вождей. А и кого срисовывать, как не их, мельтешивших повсюду? Так Николай Бочаров попал в своего рода привилегированное учебное заведение в Москве — художественную школу-интернат (МСХШ), и его профессиональная карьера сложилась — с детства раз и навсегда — на редкость гармонично. Окончил институт им. Сурикова, затем аспирантуру при Академии художеств СССР, регулярно участвовал во всесоюзных и столичных выставках, стал членом Союза художников СССР, потом в той же родной Суриковке преподавал живопись и рисунок.

- Я сознательно стремлюсь в живописи уходить от "литературности", то есть, своего рода иллюстрации к той или иной сентенции. Художник мыслит через линию, пластику, цвет, — поясняет Николай Николаевич, показывая свои работы. В цветовых вибрирующих пятнах, решительных красочных мазках, щедро рассыпанных по полотну, из мирового Хаоса материализуются образы, мягкие, лиричные, на грани эстетства, но — знающие разницу между красотой и конъюнктурной красивостью, самоуглубленные персонажи, существующие в собственном мире. В живописи Бочарова угадывается влияние Ван Гога, импрессионистов, фовистов, ощущается связь с российским "Серебряным веком", что не мешает его творческой оригинальности. Как у многих художников, его стиль и манера несколько меняются на протяжении лет, исходя из внутренней логики развития, но принципы неизменны.

- Отказываться от прошлого или нет — для меня вопрос принципиальный. У меня идет приобщение к духовному опыту человечества через творчество.

С падением "железного занавеса" появилась возможность участвовать в выставках и аукционах за рубежом. Первая поездка была в Грецию, вместе с женой-художницей. Ольга Комарова училась в художественной школе, институте им. Сурикова, поработала в реставрационных мастерских Грабаря. Отец у Ольги тоже был профессиональным художником и реставратором, и знал специфику профессии из собственного опыта. Он очень настоятельно рекомендовал дочери приобрести надежную специальность, которая обеспечит стабильную жизнь. Так что Ольга окончила еще один институт, и к началу перестройки работала на благородном медицинском поприще терапевтом. Должно быть, сказалась наследственность — ее прадед по материнской линии не кто иной, как академик-психиатр Владимир Бехтерев. Опасные дежурства на московской "Скорой", низкооплачиваемая напряженная работа в больнице ... Но — от судьбы никуда не денешься — любимый человек вырвал Ольгу из рядов эскулапов, и чаша склонилась в пользу первого призвания. И, как выяснилось, не зря вернулась "на круги своя" - тоже ведь оказалась талантливой художницей. Расцвели на ее полотнах с летним буйством красок цветы, натюрморты и пейзажи.

- Да, по Европе поездили, мир посмотрели, — рассуждает Николай Николаевич. — Я даже побывал в Японии в качестве гостя у человека, который несколько лет скупал многие наши работы для личной коллекции. Но обычно за границей слишком зависишь от принимающей стороны, поскольку свои средства обычно ограниченны, и это довольно неприятно.

Однажды знакомые пригласили погостить в Калининград. Вот так и получилось, что 1998 году чета художников купила себе маленький бауэрский домик в поселке Солдатово Правдинского района и перебралась на тихое уединенное жительство из столицы. Приграничный угол западного эксклава напоминает пейзажи немецких романтиков начала XIX века — с руинами кирх, гнездами аистов, могучими деревьями и общим духом уныния и запустения, хотя даже через десятилетия коллективного хозяйствования окрестные поля сохранили отпечаток былой ухоженности. Домик неплохо сохранился, но прежние колхозные владельцы обустроили сельский быт в соответствии со своими незамысловатыми представлениями о жизни, в которой мало места бытовому комфорту. Поселок, каких много по области — работать негде, жители в поисках любых приработков мотаются в областной центр, выживают, как могут, но не все: некоторые мрут от безнадежности и пьянства. Ребятишки учатся, но не всегда: школа за семь километров, а с автобусом бывает проблематично. Один немец, переселенец из бывшей советской среднеазиатской республики, пытается заниматься фермерством — такая земля, такие травы кругом, но жалуется, что, де, развернуться не дают, и придется ради детей съезжать на историческую родину в Германию. Николай Бочаров и Ольга Комарова — сложившиеся художники, привыкшие много работать, и можно бы им тихо-мирно жить и творить на природе, но от близости Калининграда к Европе тоже радости мало. Выехать с работами на выставку в Россию через все таможни и бюрократические процедуры, за которые еще и деньги требуют, — дело неподъемное. В этом смысле калининградским художникам выживать особенно сложно. По Европе — разъезжай со своим автомобилем и картинами сколько влезет, если есть минимальные средства, вот только единственно на выезде из родимого отечества — заплати за оформление вывоза каждой из собственных работ... Выходит, знаменитое утверждение поэта — "если выпало в империи родиться, лучше жить в провинции у моря", — в нынешних реалиях эксклавной жизни очень спорно, хотя и звучит так пасторально...