Чаепития в Академии: Между живым и мертвым

Две черты в характере академика Юшкина, пожалуй, определяют всю его жизнь. Первая: постоянство выбранному в жизни пути, уверенность в великом предназначении науки, а потому Николай Павлович пришел однажды в Институт геологии и остался в нем навсегда. Вторая: бесконечный полет фантазии, который и позволил основать и развить новое научное направление — генетико-информационную минералогию. Работы в этой отрасли принесли ученому мировую славу.

Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!

Из представления на Демидовскую премию: "Академику Н. П. Юшкину принадлежит монографическое обобщение по механическим свойствам минералов и их природным деформациям. Им установлены общие принципы топоминералогии и проведены топоминералогические исследования в нескольких рудоносных районах, способствовавшие решению ряда геологических и сырьевых проблем. Под руководством Н. П. Юшкина ведется работа по созданию фундаментального обобщения по минералогии Урала.

Крупный вклад он внес также в исследование генезиса, закономерностей размещения и промышленной оценки серных, вольфрамовых, медных, полиметаллических, флюоритовых, баритовых, янтарных и других месторождений".

От таких документов создается впечатление, что их герой — этакий академический сухарь, который ничего вокруг кроме своей науки не видит и не слышит, два и не очень интересуется. Если кто-то так подумает об академике Юшкине, то не только совершит ошибку, но и создаст абсолютно искаженный образ. Мне посчастливилось несколько раз бывать в общих компаниях с Николаем Петровичем. Более веселого человека, обладающего тонкой иронией и безупречным юмором трудно встретить. Да и мыслит он оригинально, что становится сразу же заметно… И не суть важно, о чем заходит речь — с Юшкиным трудно соперничать, так как человек он энциклопедично образованный и широко мыслящий. Впрочем, иного не дано, так как академику следует быть всегда на высоте. Его научная школа — это ведь не только коллеги по работе…

— Конечно, я очень рад, что наша школа высоко оценивается и достаточно хорошо известна в мире, — говорит он. — Однако поддержание на высшем научном уровне ее требуют кропотливой и очень глубокой работы. Сейчас у нас образовалась система "школа — вуз — институт", мы сами готовим для себя специалистов. Начинаем в "малой школьной академии" и завершаем при подготовке докторов наук. Благодаря молодежи нам удается жить весьма активно, что необычайно важно для науки.

В Институте геологии Коми научного центра УрО РАН выходит журнал "Вестник". В нем публикуются как научные статьи, так и информация о жизни сотрудников Института, о юбилейных и памятных датах. Немало и юмористических страниц. Особенно ими увлекается Главный редактор "Вестника". Как не трудно догадаться, им является Николай Павлович Юшкин.

В ходе нашей беседы с ученым я буду обращаться к некоторым его публикациям в этом очень интересном журнале… Однако в самом начале я поинтересовался у Николая Павловича:

— Об академике Юшкине ходит легенда, мол, это первый человек на Земле, который сказал, что кристаллы думают. Теперь у меня есть возможность спросить: так ли это?

— У всего есть начало, развитие и конец. Когда начинаешь вдумываться в тайны рождения кристаллов, их становления и развития, то все больше убеждаемся, что в них есть все то, что присуще биологическим структурам. Провести границы сейчас очень сложно. Существует два мира — биологический и минеральный, в них все зависит от их внутреннего состояния. По биологическим видам это наблюдается отчетливо, но ведь и кристаллы зависят от своего внутреннего устройства!

— У каждого оно свое?

— Конечно. И оно определяется взаимодействием и положением атомов. Аналогичная система и у биологических структур. Любопытно, что много похожего мы найдем, если попытаемся продолжить сравнивать, к примеру, бактерии и кристаллы. Если "что-то" бегает, передвигается, то это происходит в одной плоскости симметрии, если "что-то" растет, то у него есть единый ствол… И так далее. Поверьте, "похожестей" столь много, что мое утверждение уже не кажется столь необычным, как поначалу. Более того, я считаю, что разделение нашего мира на биологический и небиологический весьма условно, если не ошибочно.

-"Мир мертвый" и "мир живой" — великое заблуждение человека?

- "Мертвый" — понятие для меня неприемлемое… Просто есть некие "кирпичики", из которых складываются высокоорганизованные системы. Те же планеты, к примеру. Они круглые, на них действуют силы тяготения и поверхностного натяжения, и эти факторы определяют их жизнь…

Та же вода. Она течет, но если создаются определенные условия, то она разливается на огромной территории…И мне представляется, что все разнообразие жизни, которое мы наблюдаем и частью которого являемся, начинается именно с кристаллов, которые представляют собой необычайно сложные и необычные структуры. Именно они и являются теми "кирпичиками", из которых складывается все живое. Сейчас мы пытаемся синтезировать такие кристаллы, которые и послужили "источником" жизни. В Институте, который я возглавляю, есть лаборатория, где и ведутся такие работы.

— Писатели-фантасты давно уже описывают разумную жизнь, основанную на кристаллах. Значит, они не очень заблуждаются?

— Самые буйные фантазии очень часто становятся реальностью. А люди потом удивляются, как они столь очевидное не замечали раньше?! Кстати, на этих качествах и держится наука.

— А как вы пришли к столь необычным выводам?

— Происхождением и возникновением жизни обязательно занимаются почти все ученые, но для этого нужно пройти в науке определенный период. Рано или поздно, но у исследователя появляется потребность размышлять об этом. Закономерно, что теорией жизни занимаются многие ученые — гипотез тысячи: они рождаются и умирают, что опять-таки естественно для науки… Я изначально занимался связью биологического и минерального мира. Вы встречались с академиком М. В. Ивановым, я читал беседу с ним. Он микробиолог. Когда-то мы вместе начинали работать: я был коллектором в полевой партии, а он был еще аспирантом. Он изучал деятельность микроорганизмов в месторождениях серы, а я исследовал, как растут кристаллы…

— И где это было?

— В Узбекистане, "с той стороны" Ферганской долины. Это район на стыке трех республик — Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Михаил Иванов был тогда экспериментатором-наблюдателем, возил в своей сумке "меченые атомы", и радиации не боялся…

— И когда это было?

— В 1956-57 годах… Он фиксировал биологические структуры, а я уже тогда наблюдал взаимодействие кристаллов и живых организмов. Удивлялся, почему сера образует крупные кристаллы в таких условиях, хотя она в воде не растворяется? Оказывается, она растворима в органике, в микроорганизмах, а потом уже идут физические процессы. В общем, как из кирпичей строится дом, так и микроорганизмы "работают" в месторождении серы. Наблюдать это было любопытно, и, пожалуй, мой интерес к этой проблеме возник в то время, хотя до конца я тогда еще многого не осознавал.

— Два будущих академика работали на одном месторождении… Символично, не так ли?

— Тогда приезжали к нам многие известные люди. Экспедиции из разных научных учреждений страны были нормой.

— А как вы оказались там?

— Я закончил техникум в Мурманской области. Кстати, он тоже дал двух академиков — в нем учился и Николай Павлович Лаверов. Он пошел в аспирантуру, а я — на производство.

— Какой-то техникум "особый"?

— Это была система, созданная Берией. Техникум готовил специалистов для "Атомного проекта", а позже он перешел в химическую промышленность. Лаверов учился раньше меня, а потому он остался в атомной промышленности. Мы же были уже "химиками". Работали по всей стране — в Магадане и Западной Украине, на Дальнем Востоке и в Средней Азии. Шесть лет я работал на месторождении. У меня накопилось много материала, были разные научные публикации. Впрочем, первые из них появились еще в техникуме.

— Серьезная школа, не так ли?

— Не забывайте, что техникум создавался в системе МВД, а потому там были преподаватели очень высокого уровня. Кстати, и до нынешнего дня там уровень учебы поддерживается — хорошие традиции люди стараются сохранять. Я недавно побывал в техникуме, убедился, что "марку" он свою держит… Очень хорошая практика там у нас была. Ведь в Мурманской области поистине "минералогический рай". Выходишь вечером прогуляться, а вокруг тебя разные минералы — только внимательно рассматривай их… Мне кажется, роль этого техникума в истории нашей горной науки весьма велика.

Страничка юмора из журнала "Вестник". Автор академик Н. П. Юшкин: "Весь земной и околоземной мир, все природные процессы управляются огромной армией больших и малых богов, всесильных и не очень влиятельных… Бог сна, прекрасный Гипнос, постоянно вылетающий из подземелья на поверхность, льет из рога на землю снотворный напиток, приготовленный из мака, при касании его чудотворного жезла слипаются очи и глубоко засыпает даже грозный и всемогущий Зевс. Когда я вспоминаю о Гипносе, мне приходит мысль: а не ведает ли он по совместительству и подземным Газпромом? Шахтеров, вторгающихся в царство Аида, очень часто усыпляют газы, нередко сон этот вечный. Когда я работал на предельно загазованном руднике, неосторожные шахтеры, сунувшись в какой-нибудь непроветриваемый тупик без противогаза, умирали от одного вдоха сероводорода предельной концентрации. А рядом — на озокеритовом руднике — в шурфы прорывался веселящий газ. Горняки от него становились пьяными, ужасно веселыми, но при выходе на поверхность от первого же глотка свежего воздуха мгновенно засыпали вечным сном. Но, может быть, это проделки какого-то другого бога?"

— А как вы оказались в Сыктывкаре?

— Меня тянуло в науку с детства, но заняться ею я решил только после того, как у меня оказалось много материала. Еще когда я работал в экспедиции и публиковался, меня начали приглашать в разные институты. В частности, звали в Иркутск и в Сыктывкар.

— Почему выбрали Коми?

— Из меркантильных соображений!

— Разве здесь зарплата выше?

— Нет, причины иные. Я родом из Калининской области. Летом, когда я обязательно отправлялся в экспедиции, дочку где-то надо было оставлять. Из Сыктывкара ее везти к родным ближе, чем из Иркутска. Вот так я начал работать в Коми научном центре, и больше уж никуда не уходил. Однако пришлось получать высшее образование. Учился заочно в институте. Но это было очень легко, так как практики в том же техникуме у нас были во много раз сложнее да и вся подготовка не уступала вузовскому. И опять-таки не могу не упомянуть: наш заочный Томский институт кончил еще один академик — Феликс Летников.

— Судя по всему, вы выбирали именно те "точки", откуда вырастали академики…

— Можно посмотреть на это не с шутливой, а иной стороны. Я имею в виду качество образования — только оно способно давать стране крупных ученых, и об этом следует помнить, когда мы начинаем реформировать наше образование… Во время защиты дипломного проекта мне предложили сразу же защищать кандидатскую диссертацию — одного научного раздела диплома, как говорили оппоненты, было достаточно. Но я не стал этого делать, а подготовил диссертацию более объемную.

Мне присудили сразу докторскую степень. Так что корочек кандидатского диплома я так и не увидел… Любопытно, что при защите диссертации я занимал должность старшего лаборанта, но представлять в ВАК документы с такой записью, конечно же, было нельзя. И тогда мне вписали: "и.о. младший научный сотрудник". Пожалуй, это был единственный случай в истории науки, когда происходило такое. По крайней мере, ничего подобного я не знаю…

Еще одна юмористическая страница: "В царство Аида с поверхности Земли ведут многочисленные бездонные пропасти, а теперь к ним добавились глубокие шахты и скважины. Ведь говорят и даже пишут, что среди звуков, идущих с забоя Кольской сверхглубокой скважины, пробуренной до глубины — 12262 метра, можно услышать стоны и вопли мучающихся грешников и отголоски шабаша веселящихся чертей. За рубежом уверены, что черти из скважины иногда даже вылезают на поверхность и мутят Россию. Я прикладывал ухо к обсадной трубе, но почему-то ничего, кроме зуммирующего шума, не услышал".

— Что было труднее: готовить диссертацию или потом отстаивать свою точку зрения?

— Конечно, "сражаться" с ВАКом. Были многочисленные экспертные комиссии, обсуждения, дискуссии. В общем, два года ушла на то, чтобы преодолеть все бюрократические препятствия.

— Это нужно было обязательно сделать?

— Конечно. Я привез справку из ВАКа о том, что моя диссертация утверждена и сразу же стал получать зарплату раз в десять больше, чем раньше!

— Согласен. Этот аргумент убедительный…

— Я к степеням отношусь с большим пиететом. Это характеризует квалификацию человека в науке. Везде могут быть издержки, но в целом, на мой взгляд, степени и звания дают объективное представление о месте ученого в научном мире.

— Какова роль вашего института для развития республики?

— Институт геологии Коми научного центра — региональный. Его создавал Александр Александрович Чернов. Блестящий профессор МГУ, который всегда работал на Севере. Он привлек в геологию очень много талантливых женщин. Это были дочки репрессированных родителей. Они получили хорошее образование, а потому работали изобретательно, творчески. Принято считать, что военные науки и производства на Севере развивали заключенные ГУЛАГа. Это действительно так. Однако гражданские науки, и в первую очередь геологию, создавали дочери репрессированных. И совсем не случайно, что среди них позже стало много докторов и кандидатов наук.

— Огромную роль в развитии науки в Сыктывкаре эвакуация сюда научных учреждений из Ленинграда и Кольского полуострова?

— Главное в том, что после войны их не забрали обратно! Остался и университет из Карелии, и Северная геологическая база. Сыктывкар стал сразу же мощным научным центром на Севере. Был создан Институт геологии. Он развивался быстро.

— Не хотелось уехать?

— Сразу после защиты докторской диссертации меня начали приглашать в разные места. Позвали и в Ленинград. Приехал я туда, посмотрел. В лаборатории сорок человек. Основное время уходит не на работу, а на интриги. Вот тогда я окончательно решил избрать для себя судьбу "провинциального ученого". Меня приглашали и в Москву, и в Сибирь, то теперь я уже твердо отвечал отказом. Дело в том, что я решил в Сыктывкаре создать "молодежную лабораторию".

— Что вы имеете в виду?

— У нас была возможность самим определять направления исследований, осуществлять экспедиции. Никаких ограничений не существовало, финансирование науки было хорошее. Границ не существовало…

— Каких границ?

— Между автономными округами, областями, районами. Напротив, зазывали к себе, просили, чтобы мы работали везде, а сейчас требуется разрешение и согласование, будто за рубеж куда-то едешь. Удельные княжества расплодились, и каждый местный чиновник считает, что все, что находится в его округе, принадлежит ему и только ему!… А тогда мы работали с энтузиазмом, вели широкий поиск, определяли "свое собственное научное лицо". К себе в лабораторию мы принимали выпускников вузов только через аспирантуру, а потом и докторантуру… Даже внешне сотрудники нашей лаборатории выделялись. Молодые ребята возвращались из экспедиций — заросшие бородачи с ружьями и огромными рюкзаками!

— И главная особенность того времени?

— Мы были очень самостоятельными… Конечно, какие-то просьбы и распоряжения приходили из Москвы, по возможности мы их выполняли, но все-таки свою точку зрения отстаивали всегда. Рождалась своеобразная гордость "провинциального" ученого. Тем более, что местные власти, конечно же, поддерживали нас. Сыктывкар — город небольшой. Все и все о нас было известно. Да и правительство находится рядом, все можно решать быстро. И эти особенности весьма помогали нам.

— Но и они в вас были заинтересованы!?

— Конечно. Мы — региональный институт, а потому вся информация о ресурсах края была у нас. А необходимость в ней возникала регулярно. Хотя институт у нас академический, а потому он должен делать фундаментальную науку, но мы не чурались и вполне конкретных дел. Исследования у нас носили и сугубо практический характер — на основе теоретических работ мы выдавали вполне практические методики. Причем никто нас не ограничивал. Мы контактировали со всеми институтами страны, устанавливались контакты с коллегами во всех регионах. Таким образом, сочеталась фундаментальная наука с прикладной. Причем интересы наши простирались от изучения кристаллов до космологии. Практические работы стимулируют глобальные исследования, и в то же время отчетливо наблюдается и обратная связь. На примере нашего института это хорошо видно.

Из статьи академика "От абиогенеза к витасинтезу: минералогический путь": "Что же касается возможности в обозримом будущем искусственного или биоинженерного синтеза биологических организмов, то эта проблема из мифологии и фантастики сейчас уверенно выходит на страницы научной литературы, причем не только как проблема философская или этическая, что само по себе тоже актуально, но как проблема научная и техническая. Многие естествоиспытатели, и я в их числе, считают, что на современном уровне науки, существующей структуры и направленности исследований, ее решение вполне реально, и что это только вопрос времени".

— Нынче в науке есть один критерий успеха любого института: стремятся ли его сотрудники уехать за границу или нет?

— Думаю, что такой критерий довольно объективен. Если зарплата низкая, нет перспектив, нет возможности работать, то естественно, что ученый, особенно молодой, стремится уехать за границу. Причем, на постоянную работу, а иногда и навсегда. И осуждать таких молодых людей я не могу и не имею права…

— А в вашем институте?

— У нас желающих уехать нет. Во-первых, многие исследователи имеют возможность бывать за границей, не только на конгрессах и конференциях, но и выполнять там работы по контрактам. Но все они остаются нашими сотрудниками. За все время лишь одна девушка не вернулась. Она вышла в Америке замуж… Во-вторых, у нас очень интересная работа, которая оплачивается так же, как в Москве. Ну, а о популярности института, на мой взгляд, свидетельствует один факт. Недавно проходил минералогический конгресс в Канаде.

Там собираются крупнейшие специалист ы в нашей области. Президент международной Европейской ассоциации сказал, что теперь каждый уважающий себя минеролог не только знает, но и произносил слово "Сыктывкар" без запинки! Не скрою, это было приятно услышать. И еще одно надо учитывать, когда речь идет об "утечке мозгов". У нас престиж ученого очень высок. В Коми прекрасный университет. Правда, в нем геологов не готовили. Однако мы уже сделали свою кафедру, и 26 студентов готовят на ней свои дипломы. Надеемся, что они пополнят наш институт.

— У вас та же беда, что и во всей науке — институт стареет?

— Нет, это не так! Средний возраст сотрудников — менее 40 лет. Повторяю, у нас работать в науке почетно, а потому мы постоянно пополняемся молодыми. Это раньше были некоторые проблемы: талантливые выпускники не шли в аспирантуру. Но этот этап уже позади: сейчас нет никаких проблем во время набора, есть даже серьезный конкурс.

Из научной статьи: "Минералогия относится к числу тех естественных наук, полями охвата которых, кроме собственных объектов исследований (в данном случае — минерального мира и его пограничий) вследствие тесных взаимодействий и гомологий небиологических систем с биологическими, перекрывается частично исследовательское поле биологии, в том числе и проблема происхождения и синтеза жизни. Направление, исследующее весь комплекс биоминеральных взаимодействий, я называю витаминералогией.

Говоря о роли небиологических наук в развитии биологического знания заметим, что важнейшие прорывы во многих областях биологии, в частности, в проблеме происхождения и эволюции жизни, были сделаны физиками, химиками, математиками, кристаллографами, минералогами, геологами".

— Говорят, что вас сильно поддерживает Запад?

— Это сильное преувеличение. Да, в начале 90-х годов к нам "хлынули" не только европейцы, но и американцы. Их интересовали нефтяные месторождения. А всей информацией располагали мы, вот они и "обхаживали" институт. Наши сотрудники работали в Америке, получали там какие-то небольшие деньги, но очень быстро мы убедились, что там нужна не наука, а только информация о наших земных богатствах. Тем не менее, какие-то средства мы зарабатывали, и сразу же пускали их на закупку нового оборудования и аппаратуры. Это позволило нам поднять уровень исследований.

— Насколько я знаю, подобные доходы с Запада тратились совсем на иное: на дачи, шикарные иномарки, отдых на престижных курортах в тропиках. Скажите честно: неужели вы не купили иномарку?

— Нет.

— А было возможно?

— Конечно. Мы привозили приборы и компьютеры. Они нигде не числились. А потому некоторые наши компаньоны числили иномарки под шифром "научное оборудование", но это их дело… А у меня был "Москвич" из Ижевска. Я ездил на нем, пока не врезался в забор…

— Оказывается, не только Ельцин ездил на "Москвиче", но и известный в мире академик!?

— Совпадение случайное. Я получил Демидовскую премию, но случился дефолт, что сразу же обесценило ее денежную составляющую. И тогда правительство республики в день рождения преподнесло мне подарок — автомобиль "Москвич"… Однако случилась авария. Тогда я решил, что в водители я не гожусь — могу ведь и человека сбить… На этом моя автомобильная эпопея и завершилась.

Из прогнозов академика Н. П. Юшкина: "Если бы мне пришлось делать прогноз научных открытий и свершений, подобный прогнозам Артура Кларка, Хариольда Группа, Виталия Гинзбурга и других, я определил бы время создания искусственной жизни, т. е. первых биоорганизмов, построенных полностью из органических компонентов небиологической природы, серединой ХХ1 века, в крайнем случае неблагоприятного развития науки — не позже 2075 года. Действительность богаче и динамичнее, чем мы ее представляем в каждый данный момент времени, она вносит существенные коррективы в прогнозы, и не исключено, что и мне удастся стать современником появления искусственных организмов, тем более, что по одному из подобных прогнозов человек в близком будущем будет жить до 120 лет".

— Хочу несколько изменить ход нашей беседы. Вы — геолог, о недрах Коми знаете почти все. Скажите, насколько богат этот край?

— Очень богатый, а потому и живет. Наш институт "покрывает" весь Север Европейской части России. Поначалу кому-то из начальства Архангельска приглянулось здания, где располагалась геологическая служба. Они его захватили. Однако вскоре спохватились, что уничтожили курицу, которая несет золотые яйца. Нам это здание вернули, и к геологом отношение почтительное.

— А как же иначе!?

— Бывает… Ныне практически ликвидировала геологоразведка в стране. Ученые бьют тревогу, но чиновникам все нипочем — они живут лишь одни днем и о будущем не думают… А в Коми происходили события весьма показательные. Сначала край жил только за счет леса, а потому постепенно приходил в упадок. Ситуация начала меняться, когда были открыты первые месторождения угля, меди и ряда других. Республика с "деревянных ног" (а некоторые считали, что это "костыли") постепенно переходила на минеральные ресурсы. К сожалению, удар был нанесен по углю и нефти. Это было целенаправленное уничтожение шахт и промыслов. Естественно, в этом были заинтересованы иностранные компании, на разрушение угольной промышленности давались даже щедрые кредиты…

Однако правительство республики быстро поняло, что это дорога тупиковая. Мне кажется, наука сыграла важную роль в том, чтобы навести хоть какой-то порядок. Мы ежегодно давали подробный анализ состояния минерально-сырьевой базы, что и позволило стабилизировать ситуацию. Не могу сказать, что выполнено задуманное, но хотя бы спад прекратился. Создается горнорудная промышленность, и это для республики очень важно.

— Вы упомянули о планах. Что имеется в виду?

— К примеру, добыча того же угля. Добывалось 30 миллионов тонн. На начало века планировалось 100 миллионов. После практически полного уничтожения этой отрасли — об этом разговор особый! — удалось восстановить добычу 25 миллионов тонн угля. Вот такая ситуация. Помню, в поселках из-за каждой комнатушки драка шла, жилья шахтерам не хватало, а сейчас дома стоят пустые: стекла выбиты, пустые глазницы окон — будто чужеземное нашествие мы переживаем. Смотрю на такие дома и поселки, слезы на глаза наворачиваются… Но у меня такое ощущение, что все-таки распад удалось остановить. Недра богатые. Планируется создать алюминиевую промышленность. Есть и золото, и алмазы.

— Все-таки после гигантского спада наблюдается некоторое возрождение?

— Нельзя говорить вообще. Вот, к примеру, в нашем институте никакого спада не было. За все эти невероятно тяжелые годы мы не потеряли ни одного человека!

— Звучит почти фантастично!

— Но это так и есть! В начале перестройки у нас было 280 сотрудников, а сейчас на 50 больше.

— А у других, ваших соседей по науке?

— Было пятьсот, а сейчас менее двухсот… В основном именно такая картина… Каждый по-своему выживал. Единого стандарта нет, потому что многое определялось положением регионов, а также влиянием науки на их развитие. Я сужу по тому, что наблюдал и что знаю. Ерунда, когда говорят, что регионы хотели "разбегаться". Это ошибочный, "московский" взгляд. На самом деле они объединялись, чтобы выстоять. А вот лишение регионов самостоятельности наносит по ним болезненный удар. Нынешняя политика пока дает лишь негативные результаты. В частности, бывшие регионы-доноры становятся дотационными, крупные города приходят в упадок…

— Надеюсь, к вашей республике это не имеет отношения?

— Пока она — донор. И это во многом благодаря тому, что наука у нас в почете.

— Наука и образование. Об этом сейчас много говорят, потому что вызывает большие сомнения предлагаемая реформа образования. Что подсказывает вам опыт?

— К сожалению, опять-таки с нами, "провинциальными" учеными не советуются… Говорят об "утечке мозгов", я же употребляю иной термин: "вытечка мозгов". Если уж они откуда-то потекли, то остановить процесс невозможно. "Сосуд знаний" надо наполнять, а реформа подразумевает обратный процесс… Честно говоря, у нас в Сыктывкаре подготовку специалистов мы решили взять в свои руки, потому что системе образования уже доверять трудно.

Раньше мы получали пополнение со всего Советского Союза. Сейчас мы не можем дать молодому специалисту квартиру, да и не поедет он к нам. А потому в университете будем готовить геологов для себя сами. По-моему, уже этот факт свидетельствует о том, что в системе образования происходят негативные процессы. Радует, что молодые люди стремятся к нам — конкурс большой. А это залог будущего.

— Мне остается только поблагодарить вас. Теперь я знаю, что наука России будет прирастать наукой Коми центра…

— Пожалуй, я не стану вам возражать…

Читайте самое интересное в рубрике "Наука и техника"