Открытие на костях республики

Найти на своей территории следы древнекаменного века (палеолита) негласно считается делом чести каждого региона. На сегодняшний день вещественные доказательства, связанные с деятельностью нашего первобытного пращура, обнаружены по всей округе: в Татарстане, Башкортостане, Кировской и Пермской областях. Удмуртия в этом отношении продолжает оставаться «бедной родственницей». По крайней мере, официально...

Палеолит — это много: по различным оценкам, нижняя граница этих давно минувших лет опускается примерно к двухмиллионной отметке, а верхняя датируется десятью тысячами лет до нашей эры. Впрочем, что-то более или менее определенное можно сказать лишь о позднем палеолите, хотя лишний десяток тысяч лет здесь мало чем отличается от предыдущего. Как известно, и в более поздние времена дикость оставалась просто неописуемой — сплошные пещерные львы и медведи, а у тебя лишь простенькое оружие из кости и дерева. Словом, с утра до ночи не охота, так собирательство...

С другой стороны, часть ученых напрочь отказывает древнему человеку в его промысловых способностях. Например, приезжавший в марте нынешнего года из Екатеринбурга сотрудник Уральского отделения Российской академии наук Павел Костинцев пытался убедить историков УдГУ в том, что первобытные люди были исключительно трупоедами.

Другая часть специалистов считает подобные заявления напраслиной, возводимой на наших далеких предков, которые вряд ли могли равнодушно расхаживать между тучными стадами всевозможной доисторической животины, довольствуясь одной мертвечиной.

Более того, первобытные охотники и собиратели, добывая себе пропитание, скорее всего, съели многих доисторических животных. Не случайно крупные представители палеолитической фауны исчезали в определенной последовательности: сначала канули в Лету шерстистый носорог и мамонт, затем — пещерная гиена и пещерный лев, а чуть позже — их косолапый сосед вкупе с гигантским оленем. Ископаемая лошадь, бизон и тур дожили до исторического периода. И, наконец, овцебык, зубр и тот же бизон здравствуют до сих пор.

Такое преждевременное вымирание напрямую связано с воспроизводством (в первую очередь исчезли животные с низкой плодовитостью). Возможно, мамонт, как и современный слон, достигал половозрелого возраста к 12-14 годам, беременность длилась почти два года, и животное разрешалось одним детенышем раз в четыре-пять лет. А долгими зимами на севере и в умеренной зоне крупные животные были единственным источником человеческого существования. Причем взрослый мамонт — это не только шесть тонн мяса, жира и огромная шкура, но еще и целая груда костей. И сегодня костные останки животных (наравне с камнем) являются единственным материалом, несущим на себе следы человеческой деятельности времен позднего палеолита.

На территории Удмуртии наконец-то найдены следы существования ископаемого человека (палеоантропа) — примитивные орудия труда из костей животных. При этом единственный пока в республике специалист по ископаемым животным палеонтолог Эрнестина Алексеева сделала это, не выходя из города — по экспонатам, хранящимся в музеях Ижевска.

Однако местные археологи пока наотрез отказываются признать факт этого открытия, а некоторые из них до недавнего времени даже утверждали, что в Удмуртии вообще нет палеолита. Но такие заявления сродни аргументам 60-х: Гагарин был в космосе и никакого Бога там не видел...

Как считает ижевский палеонтолог, «палеолита у нас нет», потому что в республике отсутствуют специалисты по древнекаменному веку и в Удмуртии его просто никто не искал: вся удмуртская археология в основном сосредоточила свои усилия на средневековье и эпохе бронзы и железа.

Палеолит отыскать гораздо труднее, и, как показал пример с Удмуртией, раскрытие подобных тайн прошлого во многом зависит от опыта самих исследователей. Кстати, в этом отношении на Украине в свое время случился большой конфуз. Открытое там еще в XIX столетии скопление костей долгое время считалось кладбищем погибших слонов Александра Македонского, однако позже выяснилось: это были останки мамонтов, добытых человеком.

Кроме того, поиски палеолита в республике осложняются особенностями нашего ландшафта, где реки подмывают берега, древние стоянки разрушаются и костные останки времен палеолита уносятся течением. Поэтому, по оценке Эрнестины Алексеевой, материальные свидетельства древнекаменного века следует искать на отмелях двумя-тремя километрами ниже тех мест, где когда-то располагались пристанища местных первопроходцев. Сейчас особенно много костей находят на берегах Чепцы, Камы и Кырыкмаса. Но удмуртские исследователи никак не связывают эти кладбища с памятниками археологии, а местные жители собирают лишь кости, поразившие их своими размерами. В результате костные отщепы и примитивные орудия из камня и костей остаются незамеченными.

Причем основной аргумент против «удмуртского палеолита» сводится к следующему. Рядом с обработанной костью должно находиться орудие, которым она обрабатывалась. Иначе существует вероятность того, что к этой кости могли приложиться и в более поздние периоды. А поскольку в свое время рядом с обработанными костями не было обнаружено никаких орудий, значит, это не палеолит.

Но специалистов, собаку съевших на палеолите, так просто не возьмешь. Дело в том, что на месте скола, сделанного по свежей кости, образуется слой так называемой патины (аналогичным образом под воздействием внешней среды железо покрывается ржавчиной). При обработке старого костного материала такой налет не появляется. И вообще, как говорят сведущие люди, в наших условиях старая кость делается «не вязкой»: она теряет органические вещества, становясь хрупкой, а значит, непригодной для изготовления наконечников стрел и т.д. Поэтому вряд ли в более поздние эпохи кто-то мог позариться на костные останки древнекаменного века, занявшись их обработкой.

В то же время не исключено, что многие из ныне собранных костей у нас скоро «прикажут долго жить». Как свидетельствует Эрнестина Алексеева, хранящиеся в запасниках местных музеев останки вымерших животных попросту навалены в кучи, их постоянно перемещают, они ломаются, пересыхают и разрушаются. Но особенно печальна судьба большой коллекции зубов мамонта в Национальном музее Удмуртии. Несмотря на многократные увещевания, этот раритет так и не был укреплен клеем и теперь рассыхается, распадаясь на отдельные пластины. Склеить такие зубы уже нельзя, а разрушенные они теряют всякую научную ценность (по целым зубам мамонта и других слонов можно судить о времени обитания животного, экологической обстановке и т.д.).

Кстати, музейное дело в республике вообще оставляет желать лучшего: музеев в Удмуртии сравнительно немного, и природные экспозиции выглядят там довольно бледно. Во всяком случае, в том же Национальном музее наша дикая природа представлена очень слабо: под нее отведен лишь один маленький зал, где даже нет никакого намека на местные зоогеографические зоны со свойственным для них растительным и животным миром (а палеофауна и вовсе в загоне). Причем кости практически не изучены: лишь в 70-х набегом их определением занимались московские и питерские специалисты.

К тому же население стало интересоваться костями гораздо меньше. По крайней мере, советский народ был более любознательным и приносил в музеи гораздо больше костных останков, чем сейчас (музейные собрания костей в Сарапуле, Глазове, Воткинске, Уве, Кизнере, Камбарке и в школьных музеях в основном созданы за счет «народных подношений»).

Вадим Крупенин