Академик Александр Чибилёв: "Степь — это распахнутый настежь мир"

Наверное, правильнее всего этот материал начать со стихов Петра Вяземского и Ивана Бунина. Эти строки о том, что я почувствовал, когда познакомился с академиком Чибилёвым и той наукой, которой он предан и которой посвятил свою жизнь. Итак, Петр Вяземский:

Бесконечная Россия

Словно вечность на земле!

Едешь, едешь, едешь, едешь,

Дни и версты нипочем!

Тонут время и пространство

В необъятности твоей.

И об этой "необъятности" известно было мало, пока не появился молодой ученый Чибилёв. Именно благодаря его настойчивости удалось "лирику" степей воссоединить с "физикой".

Вспоминается горячая дискуссия начала шестидесятых годов прошлого столетия: "физики" или "лирики"? Тогда прозвучало почти оскорбительное: "Что-то нынче физики в почете, что-то лирики в загоне". А молодой ученый постарался их поставить рядом, наравне, потому что без поэзии наука о степи теряет свою душу, а, значит, и неповторимость.

Об этом как всегда точно и образно написал Иван Бунин:

Но я люблю, кочующие птицы,

Родные степи. Бедные селенья —

Моя отчизна; я вернулся к ней,

Усталый от скитаний одиноких,

И понял красоту в ее печали

И счастие — в печальной красоте.

"История наших степей печальная и прекрасна, потому что в ней отразилось бытие наших предков, да и нас самих", — сказал в своей Демидовской лекции академик Чибилёв.

Промолчать, конечно же, он не мог — слишком уж "болезненна" та область науки, которую он представляет. Это география и биология, охрана среды и сохранение природы, короче говоря — наша жизнь.

Кстати, финиш дискуссии "физиков" и "лириков" в 2020 году стал своеобразным: самая престижная в научной среде Демидовская премия была вручена физику Ю. Ц. Оганесяну за открытие нового элемента, который пополнил Менделеевскую таблицу, и двум "лирикам" — академикам В. В. Рожнову и А. А. Чибилёву.

Мысли вслух. "На огромном степном пространстве разворачивались многочисленные баталии, оказавшие большое влияние на ход истории. Из беспокойных степных просторов исходили угрозы для оседлых цивилизаций, которые с целью защиты воздвигли различные заградительные сооружения, защитные линии, стены, рвы, которые могут сегодня идентифицироваться как внешние границы Степной Евразии. Это и Великая Китайская стена на восточной оконечности степей, Римская стена или Сарматский Вал в Сербии и Венгрии, многочисленные валы (Троянов, Змиев валы и др.) в Румынии и Галиции на западе Степного пояса. От беспокойного степного мира пыталось отгородиться и Русское государство, создав Тульские Засеки, Татарский Вал между Тамбовом и Липецком, Белгородскую защитную черту, а затем — Петров Вал между Волгой и Доном, Закамский Вал в Заволжье, Вал Перовского в Зауралье и другие. Аналогичную роль выполняла Дербентская Стена, воздвигнутая Сасанидами в 6 веке н. э. для закрытия Каспийского прохода. Следов подобных сооружений намного больше, чем мы думаем".

Демидовскую лекцию, произнесенную перед студентами и преподавателями Уральского университета, Александр Александрович начал так:

— Слово "заповедный" не имеет аналогов в других языках. Есть понятия "парки", "природные памятники". В 1895 году В. В. Докучаев впервые ввел понятие "заповедник" как участок природы. И он обратил внимание именно на степи, которые больше всего пострадали уже к тому времени от деятельности человека. Заповедные дело переживало разные эпохи; от идеи Докучаева, через проект 46 заповедников, выбранных Семеновым-Тян-Шанским в России, через воздание частного заповедника на юге Украины — Аскании-Нова, наконец, к государственному Ильменскому заповеднику. И вот 1933-й год: первый съезд по охране природы, на котором провозглашается лозунг: "Надо сорвать фетиш с неприкосновенности природы и заселить ее полезными растениями". Одновременно создается Главприрода, которой предстоит защищать как раз то, что надлежит "преобразовать". Вот так, с одной стороны — "покорение" природы, с другой — ее сохранение. Это борьба. И она продолжается до сегодняшнего дня. Борьба между "покорителями" и "защитниками" природы…

В нашей беседе академик замечает:

— Питер — это окно в Европу, а Оренбург — это ворота России в Азию. Но если там море, то у нас степь.

Как появился Институт степи

— Красиво звучит и … убедительно!

— Животные, в том числе и из Красной книги, нуждаются в своем доме. Какие-то из них приспосабливаются к новым условиям, когда они изменяются, но есть и такие, которые погибают. И их, конечно же, большинство. Итак, нужны "острова выживания", которые должны быть рядом с человеком. Одно из величайших достижений Академии наук — это создание системы заповедников. 5 мая 2020 года исполнилось 100 со дня создания первого национального заповедника — Ильменского. Заповедник появился на Урале не случайно — именно этот район России во многом определяет ее судьбу и развитие. И естественно, что придя к руководству Уральского Отделения Академии наук СССР, академик Геннадий Андреевич Месяц, хотя и физик по жизни, выступил активно за создания специального института, который занимался бы исследованиям природных ресурсов Урала, не только его недр, но и природной среды. Так появился Институт степи, которым мне посчастливилось руководить с момента его рождения.

— Почему именно степь привлекла внимание, а не горы, к примеру, или вулканы?

— В ХХ веке в Советском Союзе мы практически лишились степей. Сначала в Европейской части страны, а затем и на Востоке. То нефть добывали, то газ, то различные полезные ископаемые… И не задумывались совершенно о том, что губим степи. У нас было порядка 200 исследовательских институтов, а степями занимались в основном институты, связанные с нефтью, или с сельским хозяйством. Наш институт возник как своеобразный протест против наступления на степь — это уникального природного образования.

— И еще, наверное, потомку, что вы родились и выросли в степи, не так ли?

— Конечно. После войны появились грандиозные проекты так называемого "преобразования природы". Это освоение новых земель, целина, мелиорация и так далее. По сути дела шло планомерное уничтожение степей. И когда появилась "Красная книга", то оказалось, что исчезает множество видов. А это индикатор состояния природной среды. То есть становится понятным, насколько она пригодна для жизни.

— То есть и освоение целины способствовало появлению вашего института?

— Это своеобразная реакция на происходящее в степной зоне. На Урале поняли, что нужно создавать специальный институт, где изучались именно эти проблемы. И второе: заповедники.

— Что вы имеете в виду?

— В Советском Союзе было 200 заповедников. Они создавались в труднодоступных местах — в горной местности, в пустыне, в таежных районах. И ни одного заповедника в степях! Эталоны степной природы не сохранялись, хотя идея заповедников в свое время родилась именно в степи. Более сто лет назад легендарный Докучаев обратил внимание на то, что изменяется степная природа. Он попытался в 1892-м году создать степные станции, чтобы изучать механизм образования чернозема. Как известно, это самые продуктивные почвы, которые обеспечивают нашу продовольственную безопасность. К сожалению, ему это сделать не удалось. Были небольшие степные участки на Украине, где велись исследования, но это лишь эпизоды… Мы же повели масштабные работы — создали не один заповедник, а сразу четыре!

— То есть это своеобразные спасательные работы?

— Конечно. Мы постарались сохранить то, что еще осталось от степи. И теперь мы изучаем, как человеческая цивилизация воздействует на почву, растения, ландшафт, природную среду. С одной стороны наш Институт занимается изучением степных ландшафтов — а они очень разнообразные! — а с другой — выработка таких технологий, чтобы сохранить природную среду, в которой человеку было бы жить комфортно.

Мысли вслух. "Северные и южные границы степного типа ландшафта определяют, в первую очередь, климатические факторы, конкретно — показатели водно-теплового режима. Эти показатели классически проявляют себя на равнинах. При этом любая возвышенность или низкогорье в пределах широтного пояса степей (Донецкий кряж, Приволжская возвышенность, Казахский мелкосопочник и др.) приводят к формированию лесостепных островов и полуостровов, которые вдаются далеко на юг в пределы зоны. И, напротив, низменные равнины Приаралья, Прикаспия, Причерноморья, сложенные морскими аккумулятивными отложениями, способствуют продвижению на север пустынно-степных ландшафтов. На природные различия, обусловленные высотно-геоморфологическими и литологическими факторами, накладывается общее нарастание континентальности климата с запада на восток. В этих условиях формируется удивительно разнообразный облик ландшафтов Степной Евразии, которая, наряду с классическими плакорными степями, вмещает в себя островные степные боры и степные дубравы, березово-осиновые колки, байрачные леса, степные озера и соры, степные и облесенные холмогорья и низкогорья, пустынно-степные каменистые плоскогорья и, наконец, поймы больших и средних рек с интразональными лесами и лугами".

— Значит, степей у нас очень много?

— Степной пояс очень протяженный — порядка восьми с половиной тысяч километров: от Австрии до Китая. Что характерно для него? Открытый характер, хотя лесов в степи тоже много. Сейчас говорят о природно-похожих технологиях, так вот в степи их бесконечное количество — ищи, познавай, изучай и применяй!

— Это и послужило одной из причин образования института?

— Наш институт появился в те годы, когда институты закрывались. Однако руководители Академии и академик Месяц прекрасно понимали, сколь важны работы по степи для страны. И потому они поддержали инициативу группы исследователей, которую я возглавлял. Так появился единственный на Урале институт географического профиля, хотя, подчеркиваю, шли трудные 90-е годы. Постепенно наш институт стал единственным в Евразии по изучению степей, и он признан во всем мире.

Природу нужно защищать от Министерства природных ресурсов

— У вас страсть к созданию заповедников. Мне кажется, что они всегда у нас были на особом положении…

— Нет, это не так. Вокруг них всегда шла ожесточенная борьба. В 1951-м году территория заповедников сокращается в 11 раз! Многие из них закрываются, площади других сокращаются, ликвидируется Главное управление по заповедникам. Кстати, до нынешнего дня оно так и не восстановлено. И позже идет борьба вокруг заповедников. Они то открываются, то закрываются — все зависит от того, как власть использует их. Часто для того, чтобы "залатать дыры в бюджете". Это прежде всего связано с лесным богатством.

— А каково положение сейчас? Не с лесами — они ведь нещадно вырубаются, а с заповедниками?

— В Российской Федерации действует 108 государственных заповедника и 63 национальных парка. Любопытно, что сейчас заповедники находятся в Министерстве природных ресурсов. То есть в том самом ведомстве, которое командует нефтью, газом, различными месторождениями… Как раз от деятельности этого министерства и нужно защищать природу!

— Мы живем в парадоксальное время…

— Всего один пример. "Бузулукский бор". Уникальное природное образование — лес на границе степи. Но там нашли нефть, и, конечно же, заповедник был закрыт. Однако во время добычи нефти произошло несколько крупных аварий — работы пришлось прекратить. Защитники природы добились того, чтобы здесь организовать природный парк, открыть его для туристов. Наконец, это удалось сделать. Заповедник организовать уже было нельзя, так как природные ландшафты после нефтяников перестали существовать в своем первозданном виде. Итак, создан парк. И вдруг мы узнаем, что начинается тендер по добыче нефти. Где? Конечно же, в "Бузулукском бору"! Ну что к этому можно добавить!?

Мысли вслух. "На протяжении почти двадцати веков — от государственных образований скифов до Ногайской Орды — Великая степь испытала на себе мощное воздействие сменявших друг друга степных империй, которые определили тот облик евразийской степи, который застали естествоиспытатели 18-19 веков и первые переселенцы из европейских губерний России. Кочевое и полукочевое скотоводство, доминировавшее в открытых ландшафтах степных империй, являлось интегрирующим фактором для равнинных экосистем. Численность и состав скота, в свою очередь, регулировались сезонными колебаниями погоды, джутами и другими стихийными бедствиями.

На равнинных пространствах Европы, Казахстана, Сибири в течение многих веков скотоводы-кочевники не только подходили вплотную к полосе мелколиственных и широколиственных лесов, но и имели в южной ее части свои летние кочевья, истребляли леса и способствовали продвижению степной растительности далеко на север. Известно, например, что половецкие кочевья были под Харьковом и Воронежем и даже до реки Оки близ Рязани. До полосы южной лесостепи паслись стада кочевников.

В сухие годы южные форпосты лесной растительности наполнялись сотнями тысяч голов скота, что ослабляло биологические позиции леса. Скот, вытаптывая луговую растительность, приносил с собой семена степных злаков, приспособившихся к вытаптыванию. Луговая растительность уступала место степной — происходил процесс остепнения лугов, их "отипчакования". Типчак — типичный злак южных степей, устойчивый к вытаптыванию, продвигался все дальше на север".

— И что же делать?

— Есть несколько направлений, которые нужно четко разделить, — отвечает ученый. — Одно из них — использование природных ресурсов для экономики. Понятно, что она не может развиваться без вмешательства человека в среду обитания. Это понятно и объяснимо.

Но одновременно мы должны заботиться и о том, чтобы сохранить природную среду для научных исследований, для изучения ее, для познания законов ее развития. Без этого человечество не может развиваться и жить, так как надо знать и понимать, откуда мы родом и какими нитями связаны с окружающим миром. Это "острова первозданной природы". Не следует забывать слов Энгельса, что "человек — это часть природы".

Академик Чибилёв затронул главную особенность нашего времени — то особое внимание, которое нынче уделяется экологии. Наука эта пока довольно неопределенная, в ней множество направлений, но мы будем пользоваться теми понятиями, которые ввел в наш обиход великий В. И. Вернадский, то есть речь идет о ноосфере.

Я считаю, что академик Чибилёв — один из его Учеников, а не только сторонник его идей. Последователей, как известно, множество, а вот тех, кто воплощает идеи Вернадского в жизнь, то есть "учеников", по пальцам можно пересчитать. Впрочем, это мое личное мнение…

Рекомендации ученых не нужны чиновникам

Я поинтересовался у ученого:

— Насколько результаты ваших исследований востребованы сегодня?

— Это большая проблема. И наш бизнес, и наша региональная власть живет только сегодняшним днем, не заботясь о будущем. Нет и преемственности власти. Она часто меняется. Приходит новый руководитель со своей командой, и все начинает сначала. Я это испытываю на своем опыте — ведь у нас власть менялась уже девять раз! И все приходилось начинать буквально с "нуля". Нет стратегии развития региона по нарастающей. Мы разрабатываем сейчас природно-экологический каркас развития региона, который предусматривает и водный баланс, и использование почв, и сохранение природной среды. Нам приходится каждый раз убеждать новые власти, что это необходимо делать. К сожалению, наши рекомендации чаще всего лежат в сейфах, не внедряются. Рекомендации ученых нынче не нужны чиновникам, и это прискорбно.

— Ваши надежды не оправдываются?

— Чтобы исследовать, нужны эталоны в виде станций, заповедников. До 2013 года был приток молодых, так как и квартиры можно было получать, и зарплаты были достойные. А с тех пор финансирование не увеличивалось, да и мы стали старше. Когда институт создавался, мне было 28 лет, и такие же молодыми были сотрудники. А сейчас средний возраст уже около сорока. Нет аспирантуры, хуже с приборной базой. В общем, не развиваемся, а в лучшем случае застыли на одном уровне.

— А как же так называемая "реформа науки"?

— Реформа продолжается. Нет уверенности в будущем. Институты начали объединять в центры, причем не по тематике, а по месту расположения. Делается все чисто механически. Наш Институт оказался вместе с медиками. Существуют, конечно, междисциплинарные проекты. К примеру, математики или физики помогают медикам, но это скорее исключение, чем правило. А в реформе пытаются чиновники соединить несоединимое. Мы сейчас входим в Оренбургский федеральный центр, то есть обезличены. С трудом сохраняем бренд "Институт степи", который получил мировое признание. С каждым годом делать это становится все труднее. И второе: институты оторвали от Академии наук. На мой взгляд, это большая ошибка, которая ведет к деградации фундаментальной науки, которой так славна была наша страна.