Как Россия отстояла Черноморский флот — Игорь КАСАТОНОВ

О том, что в Крыму всегда было не все так однозначно, а также о безуспешных попытках украинизировать исторический полуостров, "Правде.Ру" рассказал командующий Черноморским флотом в 1991–1992 годах адмирал Игорь Касатонов.

— Крым всегда был российским и исторически, и юридически. Почему уже несколько лет прошло, но многие так и не могут успокоиться? Почему до сих пор этот вопрос вызывает такую сумасшедшую реакцию во всем мире? И что происходило с Черноморским флотом при разделе СССР?

— Совершенно неудивительно, что Крым до сих пор остается в центре внимания. Три года назад мы еще не знали, что Владимиром Владимировичем будет принято такое смелое волевое политическое решение, которое полностью совпадет с чаяниями, желаниями и надеждами народов Крыма и народов России. 

Я был назначен командующим Черноморским флотом 17 сентября 1991 года. Незадолго до этого произошел путч ГКЧП, СССР еще существовал. Я хорошо знал этот флот, потому что учился там в училище, там образовалась моя семья, там я много плавал. Когда я прибыл принимать должность командующего флотом, обстановка была тревожная.

Уже тогда от руководства Украины шли негативные посылы: нежданно-негаданно какой-то министр обороны появился в Киеве, украинцами собиралась информация про состав флота... Но уровень отношений все же определяло руководство Советского Союза. 

Но мы тогда даже не могли подумать, что Украина будет в какой-то степени вне дружеских отношений с Россией. Просто нелепо было думать, что Крым и Черноморский флот могут отойти Украине.

— Но Крым же был тогда украинский.

— Да, но дело в том, что при выходе Крыма из состава России и передаче его Украине юридическая процедура была нарушена. Это шло вразрез даже с существовавшим тогда законом. Даже решения Верховного Совета РСФСР не было, совместное заседание РСФСР и Украины не проводилось… То есть передача была незаконна, нелегитимна.

Естественно, когда была одна общая страна, на это не особенно обращали внимание, но при разделе должно было бы все вернуться на свои места. Все мы, россияне, считали, что Крым в конце концов останется за Россией.

Этот вопрос беспокоил и с точки зрения организации всех видов обороны юго-западного стратегического направления, так как это пространство оставалось открытым со стороны моря. Почти весь флот был сосредоточен в Крыму. Мы строго следили за этим вопросом и понимали, что все очень серьезно.

Тогда президентом был Борис Николаевич Ельцин. Выполнялся заказ Центрального разведывательного управления; нет никакого секрета в том, что американцы следили за обстановкой и в какой-то степени корректировали ее. Ельцин заявил, что с Украиной мы договоримся довольно легко по всем вопросам. Но процесс затянулся.

— И 4 января 1992 года вы как главнокомандующий Черноморского флота объявили его российским. Это стало знаковым событием. Ельцин был готов его Украине отдать, мол, у нас и так много других флотов.

— Девятого января мы встретились с Борисом Николаевичем, а потом внезапно от своих непосредственных начальников, я — от Главкома, а командующие округами — от своих, получили приказ следовать в Киев, потому что нас собирает президент Украины Леонид Кравчук.

Дело в том, что киевляне все хорошо продумали. Ведь первого декабря вместе с выборами проводился референдум. И большинство крымчан проголосовали за независимость Крыма и Севастополя в составе Украины от России. Вдумайтесь! Там была очень изощренная формулировка вопроса. И севастопольская администрация, к сожалению, одна из первых подняла украинский флаг.

11 января президент Украины объявил Черноморский флот украинским, сказал, с Москвой не связываться, и добавил, что все мы — украинцы, а он — наш уважаемый главнокомандующий. Это было еще большей нелепостью, потому что мы должны были получить подобные указания другим путем: шифровка, директива о переподчинении и прочее. Но мы ничего этого не получили.

Вся пропагандистская машина Киева в лице официальных СМИ и возродившегося идеологического националистического аппарата очень серьезно работала. Но и у нас все же произошел перелом, осознание того, что как это мы без Родины, без России? У меня не было никаких сомнений, что я — российский, и значит, буду с Россией.

Мы — военные, мы добровольно пришли во флот, в армию, мы давали обязательство защищать Родину и принимали присягу. Это было святым вопросом. Поэтому, конечно, было удивительно, не верилось, что нас так просто можно куда-то спровадить. Почему мы ни с того ни с сего должны принимать другую присягу и служить всем этим деятелям? Поэтому я и объявил, что Черноморский флот — российский.