Из истории монополизма в России: Тайна Первого треста

Слухи об учреждении первого в России треста стали палкой, сунутой в улей. В 1908 г. страна переживала экономический спад. Виновниками было принято считать именно считали монополии. Общество и так было взбудоражено до предела, а тут ему подбросили идею сверхмонополии — в качестве спасителя Отечества.

Вообще-то, идея была не нова. В конце ХIХ в. металлургическая промышленность юга страны развивалась исключительно динамично. Но и ее через несколько лет постиг кризис.

В 1903 г. в Харькове работал ХХVII Съезд горнопромышленников Юга России. На нем было высказано пожелание: трестовская форма регулирования металлургического производства "должна быть признана в настоящее время наиболее совершенной". Съезд обратился к правительству с просьбой помочь в организации треста.

Призыв не был услышан. Властям не нравился разрыв между богатыми и бедными, лидерами и аутсайдерами в южной металлургии. Да и начавшееся вскоре в ней оживление, рост цен, поступление выгодных военных заказов позволили отложить инициативу в долгий ящик.

Вновь она всплыла в 1907-1908 гг. Кризис тех лет больно ударил по металлообрабатывающей и машиностроительной отраслям. В связанной с ними металлургии началось перепроизводство. Терпящим убытки заводам пришлось бороться за покупателя.

Выход из братоубийственной конкурентной схватки виделся в установлении монопольно высоких цен на все виды товарного металла. Темпераментным южанам также хотелось сломить старого соперника — Урал, с его исключительно дешевой рабочей силой и бескрайними лесными массивами.

К идее создания треста предложило вернуться Южно-Русское Днепровское металлургическое общество. Возглавлял его тогда бывший первый председатель "Продамета" Ясюкевич, имевший связи среди бельгийской и французской деловой элиты. Ясюкевич с "Продаметом" провели всю подготовительную работу. Итогом стало совещание представителей южных металлургических заводов в Петербурге в мае 1907 г.

На нем заявили о слиянии два крупнейших акционерных общества — Днепровское с двумя заводами и Русско-Бельгийское. Затем к ним присоединилось Новороссийское общество. После этого переговоры были перенесены в Брюссель. Почему? Во-первых, подальше от правительства, формально не одобрявшего монополии, а во-вторых — у бельгийцев были свои интересы в российской металлургии.

В конце зимы (по другим сведениям — в начале весны) 1908 г. в столице Бельгии был подписан предварительный договор об условиях создания треста. О своем желании вступить в него, кроме упоминавшихся, заявили акционерные общества "Русский Провиданс", Урало-Волжское, Донецко-Юрьевское, Брянское (Александровский завод) и Генеральное (Макеевка).

После этого первым делом следовало обменять акции и облигации всех фирм на новые, трестовские. По приблизительной оценке, суммарный капитал треста в акциях и облигациях составлял около 172 млн руб. Реализацию этих бумаг на весьма выгодных для себя условиях взялись провести солидные европейские банки: "Генеральное общество" (Париж), "Парижский союз", Парижско-Нидерландский банк, "Лионский кредит" и "Генеральное общество" (Брюссель).

Учредители уверяли, что от создания треста никакой выгоды нет. Они даже понесут убытки, ибо приобретают дело по цене выше его реальной стоимости.

Их недруги утверждали, что по крайней мере банки получат немалый навар. Пять из девяти будущих участников треста действительно были так бедны, что не платили дивидендов. Это обстоятельство банки решили использовать ксвоейвыгоде — они попросту завысили стоимость ценных бумаг аутсайдеров.

Так, акции находившегося под управлением кредиторов Донецко-Юрьевского общества были оценены в два с половиной раза выше их биржевой стоимости, а Урало-Волжского — даже в восемь раз! В таких же масштабах была завышена стоимость ценных бумаг "Провиданса", Макеевского и Таганрогского заводов.

Но не спекулятивное обогащение было целью инициативной группы — она мечтала о создании гигантской корпорации, самой крупной в России и Европе.

Доминировать в ней должны были мощные Днепровское, Русско-Бельгийское, Новороссийское и частично Брянское общества. С одной стороны, они соглашались на жертву — приобретение бумаг убыточных предприятий. С другой — получали контрольный пакет акций треста (66,2%). Да и в облигационном капитале, в том числе в переведенных в облигации наличных средствах, им доставалось 65%. Кроме того, лидеры получали права на владение привилегированными акциями, аутсайдеры же должны были довольствоваться обычными. Из намечавшихся 8,5 млн руб. прибыли на их долю пришлось бы лишь 2,4 млн руб.

Мало того, Днепровское, Русско-Бельгийское, Новороссийское и Брянское общества получали все рычаги управления трестом — включая нормирование производства и закрытие нерентабельных предприятий.

По предварительным наметкам, трест должен был охватить 89% производства южной металлургии и 45% общеимперской. В его руках должны были сосредоточиться 83% выплавки чугуна на юге и 52,5% в целом по России.

У треста вообще не было бы конкурента в стране. Так, по железнодорожным рельсам он должен был бы объединить 73,4%, по листовому и универсальному железу — 33,9%, по сортовому железу — 36,5% соответственно.

Но эти цифры еще не дают полного представления о могуществе проектируемой сверхмонополии. По подсчетам антитрестовской оппозиции, могущество это в громадной степени возрастало из-за того, что в распоряжении треста оказывались колоссальные природные богатства — 2,5 млрд пудов руды и 100 млрд пудов каменного угля.

Само собой разумеется, к тресту пошли бы выгодные военные заказы, а это, в свою очередь, дало бы ему рычаги воздействия на правительство. Один из этих рычагов — иностранная дипломатия. От подобной перспективы у патриотов и апологетов самостоятельного развития России темнело в глазах.

Насколько обоснованны были эти страхи? Сейчас об этом судить трудно. Однако примеры "Продугля", "Продамета", "Продсахара" и других крупных синдикатов с участием иностранных партнеров свидетельствуют, что российские предприниматели нередко использовали их помощь в лоббировании своих интересов на отечественной политической арене.

Но и российские власти не упускали случая воспользоваться выгодами от привлечения иностранного бизнеса. По этому поводу С. Ю. Витте говорил, что привлечение иностранных капиталов "никакой опасности для независимости страны" не представляет. Примерами могут служить Англия, Германия, Франция, Соединенные Штаты. "Мы сами поглотили, — писал он, — уже столько иностранных капиталов, ассимилировали совершенно стольких иностранцев, что странно говорить о какой-то опасности для русской самобытности от иностранцев и иностранных капиталов".

Михаил Азаров, "Русский Фокус"

О том же самом читайте на английской версии ПРАВДЫ.Ру: https://english.pravda.ru/main/18/89/356/9917_.html