Судебный психолог: как в Европе легализуют педофилию

Как в Европе легализуют педофилию, что делать, если ребёнка совратил преступник, а также о том, что лучше для жертвы: проработать травму или замалчивать её, рассказала главному редактору Pravda.Ru Инне Новиковой судебный психолог, психотерапевт, специалист по помощи жертвам сексуального насилия Лариса Сазанович.

Педофилия неизлечима

— Лариса, уполномоченный по правам ребёнка в Татарстане Ирина Волынец сказала, что педофилов нужно пожизненно сажать, потому что это не лечится. Это действительно неизлечимо?

— Согласна. Я давно изучаю феномен педофилии. Рецидив очень высокий, и серьёзное ужесточение наказания для таких преступлений должно быть. В России, я знаю, будет обсуждаться закон.

— Да, с 1 февраля он будет обсуждаться. В России педофилия жёстко осуждается. А в Европе много разговоров о том, что это нормально, что в 3 года ребёнок так же сексуален, как и взрослый.

— Да. И это проблема серьёзная. Потому что было уже предложение в справочниках по психиатрии сделать разделение между теми, кто интересуется:

• детьми (педофилы),
• подростками (эбофилы, или гебофилы).

Потом, если они живут в гармонии с сексуальным возбуждением, которое они испытывают при виде ребёнка, это не вызывает у них чувства вины, значит, они действительно нормальные.

Было предложение американских психиатров считать, что это такая сексуальная направленность. Таким образом идёт депатологизация педофилов, их выводят в "нормальное" русло.

Начали с того, что стараются вызвать сочувствие к таким людям. Педофилия сейчас входит в кластер парафилий. Парафилия 20 лет назад называлась просто "сексуальная девиация". А сейчас это назвали красивым словом "парафилия".

В Европе, в частности в Италии, осуждённым за педофилию могут дать лет 5-6 тюрьмы. Значит, через 2-3 года он выйдет. Если преступник старше 60, он может в тюрьму вообще не попасть, потому что старый. Они пользуются полной анонимностью, даже в журналах не пишут имя и фамилию, чтобы не навредить им и детям, которых они убили. Срок давности для сексуальных насилий — 10 лет. То есть если ребенка изнасиловали в 8 лет, он вырос и хочет сам в 18 лет подать заявление на преступление, которое было совершенно над ним, он не может уже это сделать.

Католическая церковь в этом участвует, не помогает расследованию.

Священника, которого заподозрили в преступлении, просто убирают на пару лет в другую страну, потом он возвращается, его в другой город переводят. Только в марте 2021 года Ватикан открыл регистр секретности, начал немного сотрудничать с компетентными органами.

Повторение травмы

— Вы общаетесь и с педофилами. Ваши впечатления?

— Это другой склад ума, искажённое представление о действительности, они:

• очень хитрые,
• патологически лживые.

А с виду улыбчивые, добрые, вежливые, у них голос приятный. Они очаровывают. Но в то же время ты видишь по преступлению, которое он совершил, полное отсутствие эмпатии к собственной жертве. Он себя оправдывает, говорит, что ребёнок его соблазнил, что это ребёнку было интересно, а он пошёл навстречу. Для меня самый страшный момент, когда они рассказывают, что эти детки или девочки в раннем подростковом периоде уже их соблазняют.

— Они такими родились или были воспитаны в таком мироощущении?

— Идут до сих пор споры, откуда, что и почему. Я не верю в такого рода предрасположенность. Тем более что у исследований до сих пор очень спорные результаты. Заявляют, что у них области мозга другого размера по отношению к группе контроля. Но они годами принимают антидепрессанты, поэтому там могут происходить такие изменения.

Я склоняюсь к тому, что они просто повторяют свой личный травматичный опыт. Я не оправдываю. Потому что в любом случае у человека есть выбор.

Но они склонны повторить то, что произошло с ними в детстве. Особенно те мужчины, кто был в раннем детстве изнасилован. А женщины, наоборот, относятся к категории мам, которые ничего не видят: новый муж мамы насилует её дочь, а она ничего не видит. Женщина чуть ли не сообщницей становится. Ещё возникает соперничество. Мама даже может обвинить свою дочь в том, что та соблазнила её мужа.

Как помочь ребёнку

— Ребёнок стал жертвой педофилов. Что более гуманно для его дальнейшей жизни: помочь всё забыть либо разобраться с этим и наказать виновных?

— Педофилы часто говорят в своё оправдание, что это всё вина психологов, которые детям потом об этом рассказывают. Так бы ребёнок жил себе спокойно, не знал, что это плохо, а ваше общество навязывает нравственные ценности, осуждает педофилию, а на самом деле ребёнок должен быть свободным в своей сексуальности. Это абсолютно неверно.

Прежде всего ребёнку, как и любому другому, у кого произошла такого рода травма, нужно выйти из этого и рассказать о том, что с ним произошло.

Потому что этот опыт он ни с кем не может разделить, только с насильником. Ребёнок должен нести груз, значит, он учится лгать, не показывать своё состояние другим. Он знает, что произошло страшное, некрасивое, неприятное. Потому что у ребёнка нет сексуального влечения, нет радости в сексуальных действиях. Но он об этом не может сказать.

Если не помогать ребёнку, то тогда это превратится в серьёзное заболевание из психиатрической области.

Это могут быть:

• страшные психосоматические заболевания,
• панические атаки,
• фобии.

Поэтому неверно думать, что ребёнок забудет. Даже наоборот. И если об этом заявляют некоторые психологи, я считаю, что это чуть ли не преступники, когда они советуют родителям забыть, мол, ребёнок тоже всё забудет. Это далеко не так.

— Ребёнок даже не понимает, что произошло. Кто ему поможет? На что взрослые должны обратить внимание?

— Горячие линии точно не могут помочь жертвам педофилов. Маленький ребёнок знает, что что-то происходит, но не знает что. Более того, насильник ему говорит, что это наш с тобой маленький секрет, никому не рассказывай, всё хорошо, между нами любовь. В этом плане, если рядом только родители, которые видят изменения в поведении ребёнка, в его внезапной гиперсексуальности, апатии, необходимости себя постоянно трогать, гиперинтерес к сексуальным штучкам. В то же время тревожность, энурез постоянный, нежелание идти в школу, куда-то выходить. Страх взрослых людей.