Popular Science объяснил плачевную участь космического челнока "Буран"

Незадолго до рассвета утром 15 ноября 1988 года ракета "Энергия" стояла заправленная и готовая к пуску на стартовой площадке главного советского космодрома Байконур. К ней был прикреплён орбитальный космический корабль "Буран", готовый к своему первому полёту. Он сильно напоминал космические челноки NASA, но вовсе не был их копией.

Фото: Airliners.net by Ralf Manteufel is licensed under GNU (FDL) 1.2

Решение NASA запустить космический челнок вслед за программой "Аполлон" было обусловлено, прежде всего, финансированием. 5 января 1972 года президент Никсон объявил, что NASA готова к принципиально новому этапу в развитии доставки астронавтов на орбиту, хотя орбитальной станции на тот момент ещё не было. Шаттл должен был сделать космические полёты рутинными, сохраняя при этом их низкую стоимость, — во многом благодаря Министерству обороны, которое разделило расходы с космическим агентством в обмен на его использование для запуска военных спутников. Эти планы не беспокоили Советский Союз, которому шаттлы были бесполезны — не было необходимости конкурировать с американцами в этом направлении. Но ситуация стала меняться в середине 1970-х годов.

В отличие от американского национального космического агентства NASA, в СССР не было единого органа, управлявшего космической деятельностью. Вместо этого разные конструкторские бюро реализовывали разные проекты. В 1974 году инженер Валентин Глушко объединил конструкторское бюро ЦКБЭМ со своей организацией "КБ Энергомаш" и образовал НПО "Энергия". Одновременно он озадачился положением СССР в космосе. Спустя год он был уже не единственным, кто задавался вопросом, зачем американцам такой большой космический челнок.

Никакой тайны в этом не было, поскольку NASA, будучи гражданской организацией, публично делилась своими планами относительно нового транспортного средства. Но, по оценке советских военных, шаттл был экономически нежизнеспособен и необъяснимо велик. Он был спроектирован для запуска до 50 раз в год с полным 30-тонным отсеком полезной нагрузки, мог возвращать с орбиты до 15 тонн груза и обладал впечатляющей дальностью полета в 2000 км, что позволяло выполнять одноорбитальные миссии. Советам казалось, что Соединённые Штаты готовятся построить на орбите что-то массивное, например, военную станцию ​​или оружие. Безобидный американский челнок теперь был признан угрозой, на которую Советский Союз ответил тем же. Не зная точно, что планировали американцы, Советы решили, что дублирование шаттла — лучший способ принять этот вызов.

Советская программа шаттлов официально началась 17 февраля 1976 года. Этот корабль должен был противодействовать потенциальной американской военной угрозе, а также улучшить технологические и научные позиции страны в космосе. Корабль по проекту "Космическая система многоразового использования", как и его американский аналог, мог выполнять миссии продолжительностью от дня до месяца, но в отличие от шаттла NASA, советская версия не отменяла текущих. Параллельно продолжались программы "Союз" и "Салют", а также строительство космической станции "Мир". У Советского Союза были большие планы на освоение космического пространства.

После рассмотрения нескольких различных вариантов проект советского шаттла был утверждён в июне 1979 года. Крылатый орбитальный аппарат построили почти по тем же размерам, что и американский аналог, с носовой кабиной экипажа, вмещавшей шесть рабочих мест, отсеком полезной нагрузки с двумя маневрирующими рычагами и бортовой энергетической установкой. Он был разработан для вывода на орбиту прикреплённым к внешнему баку, питающему четыре криогенных двигателя и четыре ускорителя. Внутри советский шаттл мог похвастаться сложной системой авионики, которая контролировала все бортовые функции, что делало минимальной роль экипажа в управлении.

12 апреля 1981 года стартовала миссия NASA STS-1, ознаменовав начало программы космических шаттлов. Тогда не было никаких упоминаний, что Советы готовят хоть что-то похожее. Программа NASA бурно развивалась вплоть до катастрофы "Челленджера" в 1986 году, но в то время были лишь скудные намёки на новую советскую космическую программу. Только 8 апреля 1987 года отдел международных связей Министерства общего машиностроения СССР признал, что Советский Союз строит космический челнок под названием "Буран".

Первая миссия "Бурана" должна была пройти в формате двухвиткового беспилотного испытательного полёта. На борту не было сложных топливных элементов и не нужно было герметизировать кабину космонавтов. Орбитальный аппарат просто облетал земной шар и самостоятельно приземлялся на взлётно-посадочной полосе, доказывая успех испытаний.

Первая попытка запуска 29 октября 1988 года закончилась нештатной ситуацией — платформа рядом с ракетой долго не убиралась, поэтому компьютер остановил обратный отсчёт. Вторая попытка 15 ноября прошла без серьёзных технических проблем, и в 8 часов утра по местному времени на Байконуре "Буран" поднялся в небо на спине "Энергии". Через 8 минут и 2,8 секунды он отделился от отработанной основной ступени и включил свои сдвоенные орбитальные маневровые блоки. Чуть более получаса спустя советский шаттл находился на почти круговой орбите на высоте 250 км. Через час программное обеспечение "Бурана" начало процедуру входа в атмосферу и посадки. Несмотря на встречный и боковой ветер, орбитальный аппарат приземлился на секунду раньше запланированного.

Проверочный "круиз" завершился успешно, но программа в целом — нет. Совет обороны СССР одобрил эксплуатацию "Бурана" в сокращённом объёме до 2000 года. С распадом страны в 1991 году прекратили существование и организации, занимавшиеся советским шаттлом. Когда на осколках советского величия было образовано Федеральное космическое агентство России, о продолжении программы "Буран-Энергия" не было и речи.

На тот момент в разной степени готовности было построено четыре экземпляра "Бурана". Взмыть в космос им было уже не суждено. Единственный челнок, побывавший на орбите, был погребён под обломками рухнувшего ангара, в котором он стоял на "Байконуре".

Нынешние космические перспективы России за океаном оценивают по-прежнему пессимистически.