Судьи пересмотрели дело Иисуса Христа

Как немало критиков давали прямо противоположные трактовки сомнениям Гамлета, так и церковные историки по-разному трактуют колебания "умывшего руки" Понтия Пилата. Начиная с XIX века, некоторая часть немецких светских историков постоянно пытается пересмотреть жизнь Иисуса Христа. В частности, это касается самого известного судилища в мировой истории.

Историк литературы Павел Васильевич Анненков, упоминая пресловутую книгу 27-летнего Давида Фридриха Штрауса (David Friedrich Strauß) "Жизнь Иисуса" (Das Leben Jesu), вышедшую в 1835/1836 году, писал:

"Немецкая эрудиция и теория разовьет, особенно в области теологии и политической экономии, такую смелость выводов и положений, что подскажет тогдашнему газетному и клубному нашему мудрецу, Н, И. Гречу, его общеизвестное глубокомысленное замечание. Около 1848 года он во всеуслышание говорил: "Не Франция, а Германия сделалась теперь рассадником извращенных идей и анархии в головах. Нашей молодежи следовало бы запрещать ездить не во Францию, а в Германию, куда ее еще нарочно посылают учиться. Французские журналисты и разные революционные фантазеры — невинные ребята в сравнении с немецкими учеными, их книгами и брошюрами".

Кто знал, что заметка современного берлинского историка культуры, специализирующегося на истории древнего мира, Александра Демандта (Alexander Demandt) Wenn Pontius Pilatus Jesus begnadigt hätte ("Если бы Понтий Пилат помиловал Иисуса"), появившаяся на католической Страстной неделе, вызовет такой же резонанс, как двухтомный опус тюбингенского теолога.

Впрочем, было бы наивно не замечать герра Демандта, чьи интересы распространяются на период поздней античности от императора Диоклетиана до Юстиниана (284-565 гг. нашей эры), хотя по большей части он известен своими версиями так называемой альтернативной истории. Публичность почти 80-летнему историку принесли, прежде всего, его высказывания в разгар кризиса с беженцами в сентябре 2015 года.

В свое время, сравнивая нынешнее нашествие мигрантов на Европу с переселением народов 4-6 веков н. э., Демандт отметил сходство в "давлении со стороны бедных, но густонаселенных стран на страны богатые, но по преимуществу с низкой рождаемостью".

Вывод немецкого апологета иноземного нашествия о несходстве оказался более чем экзотичным:

"Самое важное различие заключается в том, что германцы эпохи переселения народов были вооружены, а сегодняшние беженцы безоружны".

Понтий Пилат

Ни эллинизированый иудей, богослов Филон Александрийский (ок. 20 г. до н. э. — ок. 50 г. н. э.), ни симпатизирующий римлянам иудейский историк, священник и военачальник Иосиф Флавий (37 г. н. э. — ок. 100 г. н. э.) не могли удержаться от критики как личности римского префекта Иудеи Понтия Пилата, так и проводимой им политики.

Два события, вызвавшие обоюдную неприязнь иудейских первосвященников и римского наместника Иудеи. Для одних это было надругательством над обычаями предков, для римлянина — свидетельством варварства и сребролюбия подданных:

изображения римского императора на древках знамен, размещенных на стенах дворца Ирода Великого в Иерусалиме;
строительство в Иерусалиме водопровода, которое следовало оплатить из храмовой казны.

Пятым правителем Иудеи (с 26 по 36 год) Понтий Пилат стал благодаря покровительству в тот момент командующего преторианской гвардией Луция Элия Сеяна (Lucius Aelius Seianus), а на деле всесильного временщика при императоре Тиберии. Достоверно неизвестно, но у современников бытовало мнение, что знамена с изображением императора прокуратор Иудеи приказал внести в священный город по наущению Сеяна.

Иудеями такая провокация воспринималась как святотатство — в Иерусалим нельзя было вносить языческие изображения, будь они хоть портретами самого римского императора. Ситуация накалилась и грозила превратиться в мятеж. Вполне возможно, римские легионеры с удовольствием перерезали бы бунтовщиков, как незадолго до этих событий Пилат приказал уничтожить бунтовщиков в Галилее, возмущенных посягательством прокуратора на сокровищницу храма.

"В это время пришли некоторые и рассказали Ему (Иисусу — прим.ред.) о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их". (Лука 13:1).

Задолго до берлинского историка некоторые умы — в основном еврейские — поспешили оправдать членов синедриона тем, что они якобы споспешествовали перенесению гнева прокуратора со всех иудеев на всего-навсего одного человечка.

Тут "мастерски" пытаются использовать изречение Иоанна: "Болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя".

Дюжинным натурам не понять, что им оказался Богочеловек, а не сын простого плотника. Поползновения на Святое длятся до сих пор.

Иисус, сын Человеческий

Великая литература является по той причине великой, что затрагивает самые насущные вопросы, касается реперных точек истории. В качестве обратной стороны медали человечество периодически получает интерпретации от разного толка яйцеголовых мудрецов. Иногда с беллетристики они переключаются на Святое Писание. Гордыня не знает пределов до тех пор — пока ей не положат конец.

В некогда немало нашумевшей книге "Жизнь Иисуса" Эрнест Ренан начертал: "Если бы Иисуса оставили в покое, то он только истощил бы свои силы в отчаянной борьбе с непреодолимыми препятствиями. Неразумная ненависть его врагов решила победу его дела и запечатлела его божественность".

Алекс Демандт пошел по такой же дорожке, завуалировав сослагательное наклонение французской грамматики в немецкий конъюнктив аж с несколькими вариантами.

Уже самый первый вопрос прокуратора — Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего? (Иоанн 18:29) — свидетельствует, что он желает пересмотра обвинения. Помимо того, что иудейское судилище всегда стремилось отдалиться от навязанного решения римской власти, как свидетельствовал профессор Киевской Духовной академии Николай Маккавейский, "в данном случае к обыкновенному нежеланию римского вмешательства в дела религии присоединялось еще страстное желание смерти Иисуса Христа и боязнь за то, что пересмотр дела может разоблачить его несправедливость".

Как известно, иудейские первосвященники изменили первоначальное обвинение в богохульстве на более тяжкое в глазах римских властей — Иисус "запрещает давать подать Кесарю". Мутные намеки на развратителя народа и объявление себя "Христом Царем" толковые еврейские юристы изменили на статью римского законодательства majestas, или crimen laese aut minutae majestatis, преступное оскорбление или уменьшение величества.

В законодательстве просвещенной Европы позднейших времен это было равносильно государственной измене. Во времена Ранней Римской республики осужденного лишали "огня и воды" или вешали на "несчастном древе" (arbor infelix).

По версии берлинского историка, Пилат мог освободить Иисуса, поскольку тот был мирным проповедником: "Дайте Кесарю кесарево, а Богу Божие". Но пылкий мозг или вездесущая политкорректность не позволили ему остановиться на этом.