Законодатель: Бюджет скукожился и вызывает слезы

Проект российского федерального бюджета 2017-2019 годов был рассмотрен и одобрен на заседании правительства. Скоро он будет внесен в Государственную думу. Обозначены ли в проекте точки роста российской экономики? Об этом Pravda.Ru рассказал заместитель председателя комитета по законодательству и государственному строительству Михаил Емельянов.

— Бюджет нынешнего года был однолетним, и его называли антикризисным. Как можно охарактеризовать новый проект бюджета? Как в нем отражено состояние российской экономики?

— Бюджетом развития он точно не является. Ни о каком развитии речи не идет. Оптимизма бюджет абсолютно не вызывает, в какой-то степени он еще хуже, чем бюджет на текущий год.

Госдума не принимает бюджет на 2017 год, а принимает трехлетний бюджет до 2019 года. Я бы не рискнул принимать трехлетний бюджет, потому что все те факторы, которые провоцировали, в том числе и бюджетную, и финансовую нестабильность, остались. Потому что кризис породила резкая девальвация рубля, которая была порождена Федеральной резервной системой (ФРС) США, прекратившей политику количественного смягчения.

Долларов в Америке стало меньше, спекулянты перестали вкладываться в доллар — и рухнули валюты развивающихся стран, а больше всего рубль. Но если Федеральная резервная система США в какой-то момент опять решит укреплять доллар (а разговоры о том, что учетная ставка может повыситься уже в этом году, не лишены оснований), то мы опять столкнемся с теми же факторами давления на рубль, которые были в 2014 году.

Девальвационная ситуация может повториться. Может быть, не в такой степени, но все-таки. То есть пока мы так сильно зависим от внешней конъюнктуры, от действий ФРС США, ни о каком точном долгосрочном планировании бюджета речи вести нельзя.

Если говорить о трехлетнем бюджете, то это, скорее всего, некие "благие" пожелания нашего минэкономики и нашего минфина вкупе с Центробанком, нежели реальный прогноз, экономический и финансовый. Если говорить об этом бюджете, то прежде всего надо отметить, что он меньше, чем бюджет на этот год — всего 13 триллионов рублей его доходная часть и около 16 — расходная часть.

В бюджете заложен довольно большой дефицит: порядка 2,3 триллиона рублей — дефицит сугубо федерального бюджета, и еще 700 миллиардов — дефицит региональных бюджетов. Итого получается три миллиарда на круг. Это много. Вы очень верно задали вопрос по поводу связи экономической политики и бюджета, потому что совершенно понятно, что бюджет — это венец экономической политики.

— А при таких сложных внешних обстоятельствах зависит ли что-то и в какой степени от нашей внутренней экономической политики?

— К сожалению, есть некая сбалансированность проведения внешней политики и проведения внутренней экономической политики. Если во внешней политике мы четко осознаем, кто есть наши противники, то внутри страны при проведении экономической политики мы практически следуем рекомендации тех самых структур, институтов и людей, которые во внешней политике позиционируются как наши если не противники, то уж соперники и конкуренты — точно.

Это, в первую очередь, касается денежно-экономической политики Центробанка, его валютной политики, а также это касается бюджетной политики министерства финансов. 15 кварталов страна находится в состоянии рецессии! Это самая мягкая оценка, мы избегаем слова кризис.

Тут есть два фактора, которые провоцируют спад экономики, и они носят рукотворный характер. Первое — высокая ключевая ставка, причем ЦБ держит высокую ключевую ставку вопреки всем разумным доводам и аргументам. Даже когда была инфляция больше 10 процентов, я понимаю, еще какие-то аргументы были для высокой ключевой ставки, но не сейчас, когда инфляцию они прогнозируют вообще в шесть процентов.

Причем инфляция провоцируется не только наличием лишних денег в экономике. Я задавал вопрос Набиуллиной на одном из парламентских заседаний, считает ли она ныне существующую массу избыточной, и она признала, что нет, и что причины инфляции носят не монетарный характер.

Если говорить о всплеске инфляции в 2014–2015 годах, отголоски которой мы слышим до сих пор, то это результат как раз-таки девальвации рубля, которая была порождена отнюдь не избытком денежной массы. Поэтому лечить монетарными методами инфляцию, которая имеет не монетарный характер — это абсолютно бессмысленно.

— Тогда в чем причины высокой ключевой ставки?

— Высокая ставка ЦБ провоцирует приток спекулятивного капитала в Россию. Все валютные спекулянты мигом хлопают нам в ладоши и с удовольствием возвращают деньги в нашу страну, и зарабатывают огромные деньги в нашей стране, потому что там они могут взять деньги дешево, завезти их сюда, получить более высокие проценты, а потом их без проблем вывезти назад.

— А мы-то с этого притока что имеем?

— Да ничего мы не имеем. Наша страна открыта всем спекулятивным ветрам со всего мира, и вот в этом беда. Надо усиливать валютный контроль.

— Но если ключевая ставка обеспечила спекулятивный приток, то почему никто не говорит, что у нас приток денежных средств?

— Нет, у нас все равно сальдо отрицательное притока и оттока капитала, но оно стало значительно меньше по сравнению с 2014–2015 годом, потому что в 2014 году спекулянты побежали из рубля, как из любой валюты развивающихся стран, в дорогой доллар.

Сейчас, после февральского заявления Дженнет Йеллен о том, что ключевая учетная ставка не будет расти, спекулянты опять побежали в валюты развивающихся стран, они побежали в рубль и делают деньги на рубле.

По сути экономическая, финансовая, бюджетная политика у нас ведется в интересах финансового капитала и в ущерб обрабатывающим отраслям. Если говорить об обрабатывающих отраслях, то наша промышленность и сельское хозяйство получили определенное преимущество от девальвации, но высокая ключевая ставка и сжатие потребительского спроса провоцирует экономический спад. И пока мы не изменим экономическую политику, а именно денежно-кредитную политику ЦБ и бюджетную политику минфина, мы не добьемся ни увеличения доходов в бюджет, ни выхода из стагнации.

— На предстоящем обсуждении в Думе какие главные вопросы депутаты будут задавать по поводу бюджета? Что лично вас будет интересовать?

— Меня прежде всего будет интересовать, намерено ли правительство провести налоговый маневр. Но не тот налоговый маневр, который они провели год назад, а иной. Ведь совершенно очевидно, что даже в рамках существующей бюджетной парадигмы, в рамках существующей бюджетной политики, можно изыскать дополнительные средства для полноценной индексации зарплат и пенсий. Это, в свою очередь, будет стимулировать потребительский спрос, платежеспособный спрос населения, и будет стимулировать развитие экономики. Вслед за потребительским спросом будет расти инвестиционный спрос, предприятия будут работать прибыльно. Соответственно, будут платиться налоги и так далее.

— А каким образом изыскать эти средства?

— Первое, мы предлагаем отозвать НДС экспортерам сырья. Прежде всего — нефти и газа. Это даст в бюджет 1,7 триллиона рублей. Причем, эта мера экономически полезная, потому что с каждого продукта промышленность (так как экспортный потенциал ее небольшой) платит полноценные 18 процентов НДС, а сырьевики, так как получают возврат НДС, практически находятся в льготном положении по сравнению с обрабатывающей промышленностью, хотя они и так живут неплохо.

Если добавить к этому отмену консолидированной группы налогоплательщиков — это принесет 62 миллиарда. Налог на роскошь и умеренно-прогрессивная шкала налогообложения даст еще 500 миллиардов, то есть мы получаем порядка 2,5 триллионов рублей, и за эти деньги можем полноценно проиндексировать пенсии, зарплаты, денежное довольствие на 13 процентов инфляции. На эти деньги в текущем году можно было бы не сокращать, а увеличивать расходы на здравоохранение, образование, культуру, науку, и снизить НДС по всей экономике с 18 до 16 процентов.

То есть это был бы реальный шаг к экономическому росту. Такая бюджетная налоговая политика была бы стимулирующей, она бы стимулировала экономический рост, но она — в интересах обрабатывающей промышленности, а не в интересах сырьевой. А у нас, к сожалению, политический аспект бюджета таков, что главными лоббистами выступают сырьевые компании, финансовые компании, спекулянты всех мастей.

Экономическая политика проводится, по большому счету, в их интересах. И бюджетная политика — тоже в их интересах, поэтому по политическим мотивам правительство не может тронуть эти влиятельнейшие лоббистские группы, и мы имеем тот бюджет, который имеем, и от которого можем только прослезиться.

При этом социальные расходы падают очень сильно. Расходы на медицину сокращаются практически на 30 процентов. Кроме того, правительство только что устами министра труда Топилина заявило, что не будет индексировать материнский капитал. У нас буквально последние несколько лет начала выправляться демографическая ситуация, смертность стала ниже, чем рождаемость. Мы только порадовались, что у нас становится больше россиян, и вот, пожалуйста, — с одной стороны, не будет расти материнский капитал, у женщин меньше стимулов рожать, так как экономическая ситуация еще больше ухудшается, с другой стороны — сокращение расходов на медицину будет провоцировать смертность. И мы опять попадаем в демографический капкан. Вот один из примеров бездарной бюджетной политики.

— Говорят, что в 2017 году при нынешнем дефиците бюджета Резервный фонд будет исчерпан.

— Это очевидно.

— А чем грозит опустошение этих многолетних кубышек: Резервного фонда, Фонда национального благосостояния, которые скапливались в эпоху дорогой нефти? Это страшно для страны?

— Эти резервы — дело от лукавого. Потому что даже тогда, когда их накапливали, лучше бы те деньги вкладывались в экономику, экономика перешла бы на другой уровень. Скажем, можно было бы провести техническую модернизацию экономики, создать лизинговый фонд для того, чтобы закупались необходимые технологии и продвигались. У нас была бы другая экономика, и, может быть, мы этот кризис пережили бы по-другому. Влияние этих фондов на демпфирование негативных явлений мизерное, потому что нужно просто менять экономическую политику.

— Говорят, что у нас увеличен объем внешних заимствований до семи миллиардов долларов, тогда как сегодня он составляет три миллиарда. Это так?

— Объем заимствований колоссально увеличивается не только на внешнем, но и на внутреннем рынке. Хотя это тоже плата спекулянтам. Если я не ошибаюсь, платежи по различным видам долгов с учетом процентов достигают чуть ли не 20 процентов всего бюджета. К тому же огромные суммы мы платим, погашая кредиты, заимствования и платя проценты по ним.

— В нынешней ситуации, может быть, без заимствований невозможно?

— Эти заимствования делались тогда, когда у нас были сверхдоходы от нефти и газа. Когда мы отправляли свои деньги за рубеж, все равно мы проводили заимствования. И когда мы спрашивали минфин, зачем мы это делаем, тот же Сторчак нам говорил: "Это надо для того, чтобы мы знали свой кредитный рейтинг". Это нам и Греф говорил: "Нам надо для того, чтобы вместе с этими кредитами Всемирного банка приходили новые технологии".

Какие новые технологии, я в упор не мог понять. Заимствовали только для того, чтобы заимствовать. Это, опять же, в угоду международным валютным спекулянтам, потому что им нужны наши заимствования. И сейчас я все-таки во главу угла ставлю изменение экономической политики. Да, если ничего не менять, то заимствования неизбежны, мы придем в тот же тупик, в который пришли в 1990-е годы: сперва заимствуем, потом дефолт и так далее. Поэтому надо менять основы экономической политики, вот это главное.