Россия — Югославия: Ни одно Общество нельзя кроить по чужим образцам.

17.04.1999 12:00

ОДНАКО СВЯТОЕ — ОСТАЕТСЯ СВЯТЫМ

Всего несколько лет назад нам говорили, что капитализм не может иметь “человеческого лица”, зато социализм это лицо обрести может. Но профессионалы от идеологии не верили в то, что проповедовали “массам”. Сами не верили и не допускали возможности рождения подобной личной убежденности других. Не в этом ли главная причина исчезновения их “несгибаемых” когорт, перевоплощения в любую ипостась — от религиозных фанатиков или проповедников оккультных наук до теоретиков сексуального просвещения в дошкольном возрасте, ниспровергателей всех достижений советской науки? Долой все нравственные ограничения, все десять заповедей, по которым, кстати сказать, человеческое общество только и может существовать.
“Не убий”, не имевшее отношения к какой-либо идеологии, — просто к сущности человеческого бытия, сменилось яростным “убей!”. Каждого, что оказался на твоем пути. “Не укради” превратилось в сплошное разграбление страны, народа, соседа. “Не прелюбодействуй” — в профессию, расползающуюся тысячами откровенных призывов о любом виде “досуга”, в ставшей субботним десертом передачах для патологических импотентов под шепоток диктора: “Вы можете нас смотреть всю ночь”.
Именно таким оказался ныне восхваляемый лик капитализма. Но ни одно общество нельзя кроить по чужим образцам. Для этого существуют исторические посылки. Они созрели и у нас в восьмидесятых годах. Другой вопрос, что в окружении власть имущих не было ни теоретиков, ни грамотных экономистов. Знаменитая формулировка: “Сначала начнем перестройку, а там будет видно” стала роковой. Стимулировала процесс распада государства и общества.
“Процесс пошел”. Главным стало овладевать чуждым языком, устраивать родных за рубежом, вести “светскую жизнь”, читать какие-то “лекции” в чужих университетах, получать баснословные гонорары в “зеленых” за бесконечные худосочные мемуары и — не замечать пропасти, в которую обрушились государство и народ. Не замечать — значит не испытывать ответственности, укоров совести, стыда.
Сокращение армии, уничтожение военно-промышленного комплекса, выброшенные буквально на улицу военные специалисты — все оправдывалось простым вопросом: а с кем теперь воевать?
И вот трагедия человечества на пороге третьего тысячелетия — хладнокровное, на глазах у всего мира уничтожение страны, которая не так, как хотелось бы обладателям самого совершенного оружия, стала решать свои внутренние проблемы. Тучи самолетов и ракет над маленькой Югославией. Чтобы “остановить кровопролитие в Косове”, — сотни убитых и раненых по всей стране, разбитые жилые дома, взорванные заводы, перепаханные воронками аэродромы. И после первой бомбежки слащавый голос московского теледиктора: “Они уже стали привыкать!”
Привыкать к чему? К смерти? К потере домашнего очага? Работы? Такого маленького и хрупкого человеческого благополучия?
Даже в сухом тексте энциклопедического словаря конца прошлого столетия нашлось место для далеко не энциклопедического замечания: “Основною чертою сербского характера является безграничная, почти экзальтированная любовь к независимости. Все сербы считают себя равными и равноправными. Любовь к независимости заставляла многих бросать и дом, и семью, и отправляться в горы, на “четованье” гайдуцкое, чтобы вооруженною рукою мстить притеснителям своего народа; по временам поднимался на ноги и весь народ”. Нет в Европе другого народа, который бы удостоился подобной характеристики.
В начале нашего столетия москвичам была знакома вывеска со словом “Невесинье” на Солянке, в домах Сербского подворья, от которого варварская перепланировка улицы оставила всего один и далеко не в лучшем состоянии (№ 4). Смысл слова тогда был понятен каждому. Маленький городок на речке Горной Неретве в Герцоговине в 1875 году восстал против турецких сборщиков налогов и сопровождавших их жандармов. Из Невесинья восстание распространилось на всю южную часть страны.
Годом позже там же повстанцами в ходе войны, которую Сербия и Черногория объявили Оттоманской империи, были на голову разбиты отряды знаменитого Селим-паши. Невесинье стало символом независимости народа и его успехов в борьбе. Поэтому его имя получило образованное в Москве Сербское общество. Русские помогали Сербии чем могли. Сначала даже без участия государства. Именно так возникло Славянское вспомогательное общество под руководством известного московского врача-терапевта Н.С. Спасокукоцкого. Доктор предоставил для его деятельности свою квартиру, там же оказывал медицинскую помощь каждому, кто обращался в Общество. Было и Славянское культурное общество, объединявшее беженцев с Балкан. Во главе него стоял Федор Корш.
Позже, после официального объявления Сербией и Черногорией войны Турции, появился среди командующих славянской армией русский генерал Михаил Григорьевич Черняев. Герой Крымской войны, который потом служил на Кавказе, в Средней Азии и был уволен в отставку совсем молодым — за независимость суждений и неприятие бюрократического начала в армии. Он первым угадал в событиях в Невесинье начало международного кризиса, по собственной инициативе вступил в сношения с Белградом и был им приглашен для участия в военных действиях.
Узнав о намерениях генерала дипломатическое российское ведомство сделало все, чтобы помешать их осуществлению. В Петербурге Черняеву отказали в получении заграничного паспорта — он сумел добиться его в Москве. Не мешкая генерал пересек границу — телеграфное распоряжение задержать его опоздало. Назначение Черняева главнокомандующим сербской армией вызвало массовый приток добровольцев из России. Тогда российская дипломатия, вопреки всем своим “миролюбивым” намерениям, была вынуждена принять участие в развертывавшихся военных действиях. Но без Черняева. Его неумение и нежелание приспосабливаться к тайным побуждениям российского правительства сделали свое дело.
Протянуть братскую руку помощи балканским народам всегда побуждало русских духовное родство.
Веками не прекращавшаяся борьба южных славян с иноземным игом препятствовала развитию национальной культуры. Поэтому немудрено, что их изобразительное искусство формировалось за рубежом, вокруг мастеров, не теряющих национального своеобразия мышления и мировосприятия.
Самой известной, во многом определившей развитие авангарда XX столетия, становится школа Антона Ашбе. Она работала в Мюнхене 14 лет (1891—1905 г.г.) и определила творческий облик ведущих художников многих стран Европы и Соединенных Штатов. Из ее стен вышли такие русские мастера как Игорь Грабарь (словен по национальности), Мстислав Добужинский, Осип Браз, Иван Вилибин, Дмитрий Кардовский, а также Василий Кандинский, Алексей Явленский, Марианна Веревкина. К Ашбе привозил полный состав учеников своей академической мастерской Архип Куинджи. У него бывали Валентин Серов и Илья Репин.
Но не только ученики связали этого выдающегося педагога с Россией. Именно в Москве сорок лет назад вышло первое и пока единственное исследование теории и практики Антона Ашбе, — переведенная на сербо-хорватский язык книга профессора Э.М. Белютина “Школа Антона Ашбе. К вопросу о путях развития художественной педагогики на рубеже XIX-XX веков”. Академик Игорь Грабарь назвал ее “трудом, выявляющим и замыкающим треугольник общности идейных и творческих устремлений”.
В его представлении, треугольник этот состоит из педагогической системы Павла Петровича Чистякова, — “всеобщего учителя русских художников”, воспитавшего Сурикова, Репина, Поленова, Врубеля, Серова. Именно Чистяков первым обратился к раскрепощению и выявлению в человеке творческих — “сущностных” сил. Второй вершиной треугольника Грабарь считает Антона Ашбе, продолжившего тот же процесс освобождения творчества, но уже, по его словам, “на дыхании нового столетия”. И третьей — самого автора книги — живописца и педагога Элия Белютина, возглавившего к концу 1950-х годов единственное в Советском Союзе массовое художественное движение профессионалов “Новая реальность”.
Сербская живопись в самых ярких своих проявлениях вышла из школы Антона Ашбе. Ее талантливый представитель Риста Вуканович, известный картиной “Народный певец”, начал свое профессиональное образование в Петербургской Академии художеств и закончил у Ашбе. К старшему поколению учеников Ашбе относится Джура Якшич — сербский живописец, поэт и писатель, всю жизнь проработавший преподавателем рисунка.
Тема военного быта, неукротимого сопротивления — главная, многовековая и нескончаемая в сербском искусстве. Но былые краски меркнут в сравнении с днем сегодняшним. Варварские бомбежки обрушили США и их союзники на головы свободолюбивых сербов.
Ну, а сегодняшняя Россия? Ее судьба, как показывает история, неотделима от участи братьев-славян. Все повторяется. Но пока сирены воздушной тревоги не воют на улицах русских городов... Станет ли цена льющейся ныне сербской крови ценой русского прозрения? Дорогой ценой.