Священник-психолог в Донбассе: "Наша задача — помочь людям выбраться из ада"

Спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова в Донбассе встретилась с настоятелем храма целителя Пантелеимона отцом Михаилом. Он рассказал, как создал в городе Горловка группу священников и психологов, которые в тяжелейших условиях помогают людям справиться со стрессом в зоне боевых действий, вселяют в них надежду и желание жить дальше.

Фото: Pravda.Ru

— Отец Михаил, многие любуются вашим храмом. Он выстроен в грузинском стиле, вокруг вьётся виноградная лоза. Как возник кусочек Грузии в Донбассе?

— Храм построен в грузинском стиле, потому что первым настоятелем был грузин — отец Давид Соломонишвили. Его благословили построить храм в таком стиле. Отец Давид родился в Донбассе, в Краматорске. Когда начались боевые действия, он уехал в Грузию.

— Вы продолжаете выращивать виноград возле храма. Почему вы храните грузинские традиции?

— Они прекрасные. Мне самому от них хорошо.

— Почему вы стали священником?

— У меня священническая семья. Когда началась война, встал вопрос ребром: кем ты себя видишь в жизни, ты хочешь быть священником либо кем-то другим? Тогда был дефицит священников, многие уехали туда, где мирная жизнь. Не хватало людей именно для служения.

Я тогда понял, что, возможно, Господь таким образом призывает меня именно в данный момент. Как он сказал, "не вы Меня избрали, а Я вас избрал". Поэтому я посчитал, что это знак Божий: это моё служение, которого я хотел, но боялся сделать окончательный выбор. Мне было страшно, потому что я был молодой человек. Господь в сложных ситуациях сам подсказывает, что надо определяться.

— Кто вы по образованию?

— Психолог. Если священник имеет психологическое образование, он может сделать эту профессию более христианской и более церковной. Я считал психологию инструментом, который мне поможет больше узнать человеческие:

• душу,
• психику,
• поведение.

Это мне поможет в моём служении. Я шёл получать не светскую профессию, а подспорье для священнического служения. Это как нож: ножиком можно порезать хлеб, а можно убить человека. Вот и психология — это инструмент. Важно, как ты его используешь. Я знаю много светских психологов, которые направляют все свои умения на помощь людям, и они это делают в русле христианского мировоззрения, они сами верующие. Я собрал вокруг себя таких людей: они православные христиане, при этом ещё и психологи, и так они помогают людям. Мы используем множество методов, в том числе возвращение в твоё прошлое, его анализ и всё остальное.

— Да, когда люди приходят к психологу и говорят: "Мне плохо", он отвечает: "Давайте вспомним, как мама и папа вас обижали".

— Да. Мы с этой темой аккуратно обращаемся. Потому что считаем, что человек сам ответственен за свою жизнь. Если папа и мама тебе что-то когда-то сделали, то сейчас ты уже взрослый и можешь сам скорректировать своё поведение и свои привычки.

— В чём заключается работа священника на войне — не военного, а гражданского?

— В первую очередь облегчить страдания людей, максимально поддержать их, духовно окормлять — это как священник. А как психолог — помочь справиться с кризисными ситуациями в жизни, которые сейчас везде, потому что кризис здесь везде. Это касается не только военных, но и мирных. Ты ведёшь ребенка в школу — у тебя тревога: дойдёшь ты до школы или нет, доведёшь ребёнка или нет. Я как психолог помогаю справиться с тревожностью разными методами. Могу, если человек религиозен, использовать церковные практики; если человек светского мышления, то помогаю как психолог методами расслабления, ободрения, безопасного места. В церкви это разрешено. У нас, слава Богу, владыка — очень умный человек, наш начальник сам окончил психологический факультет, и он в курсе этих историй.

Мы кооперация психологов и священников. У нас в городе есть пункт временного размещения граждан (ПВР). Там собрались люди, которые пострадали от военных действий, у них нет жилья. Я туда хожу со своей бригадой верующих психологов. Нас пять человек. Группа называется "Я рядом".

У нас есть объявления по городу. Нам может позвонить человек, которому плохо: у него разбомбило дом, кто-то из близких ранен или погиб. Если ему тяжело справиться с переживаниями, мы договариваемся о встрече и работаем с ним. Всё это бесплатно — мы волонтёры.

Горловка — это военный город. У нас нет психологов, которые занимаются тем, чем мы занимаемся. В первую очередь мы посещаем ПВР. Там люди, которые потеряли всё, они находятся в жесточайшем стрессе.

Наша задача — их реабилитировать, чтобы они хотя бы начали верить в себя, верить друг другу, верить в жизнь, в то, что нужно жить дальше.

Например, мы с ними вместе отмечаем праздники. На Масленицу ели блины, пили чай и друг друга угощали. Жители ПВР, которые могут ходить, приносили угощение тем, кто не ходит. Вот я даю им блюдо или они сами подходят, говорю: "Отнесите, пожалуйста, бабушке, которая плохо ходит". Они её угощают, и это прекрасно. Это помогает людям почувствовать свою значимость: я могу что-то сделать, могу помочь. Поэтому праздник — это хорошо, он успокаивает душу. Нам нужны праздники, которые будут нас всех объединять. В таком русле мы работаем в ПВР.

Но, конечно же, основное направление — это кризисная интервенция. Там люди пережили нечеловеческие страдания. Интервенция — это когда ты возвращаешься в ту ужасную ситуацию, но не просто разговариваешь о ней, а ты её проживаешь. Только ты это делаешь с психологом, который тебя направляет.

Человек, который пережил нечеловеческие вещи, там застрял психологически. Он просыпается ночью, у него картинки тех ситуаций. Он вокруг себя видит опасность, потому что он там застрял. Линия времени разрывается на "до" этого события, а вот "после" не наступает, потому что идёт этот обрыв. Мы эту "киноплёнку" сшиваем.

Когда ты уже проживаешь стресс второй раз и рядом специалист, который тебя ободряет, указывает на некоторые моменты, — тебе легче. Человек понимает, что финал не настолько плох. Так у нас мозг работает.

— Но ведь люди могут просто друг с другом обсудить каждый свою ситуацию, и всё у них будет хорошо? Ты проснулся — значит, уже можно жить.

— А через три дня опять накатило. Феномен посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) возникает, потому что люди не могут сами справиться.

Стресс потом возвращается. То есть ты не вышел из тупика, но создаёшь иллюзию, что уже пережил ситуацию. А пережить — это опуститься на дно ада, а потом оттуда подняться. Но ты можешь там застрять. Поэтому при ПТСР у человека сразу срабатывает суицидальный механизм.

Он не знает, как с этим справиться. Ему нужна помощь. ПТСР возникает у 30% тех, кто участвовал в нечеловеческих вещах, был свидетелем стрессовой ситуации. Наша задача — помочь человеку выйти из этой ситуации, подняться со дна ада. Сделать так, чтобы этот ад на земле был не настолько мучительным.