В минувшую пятницу узнице капотненского СИЗО Тамаре Рохлиной было предъявлено официальное обвинение в убийстве своего супруга Рохлина Л.Я. Подследственная, которую месяцами не вызывали на допросы, давно просила прекратить изнурительную волокиту направить ее дело на рассмотрение суда присяжных. А потому встретила известие об окончании следствия некоторым вздохом облегчения: наконец хоть какая-то ясность.
— Еще прошлой осенью я предлагал
руководителю следственной группы Николаю
Индюкову передать дело Тамары Павловны в суд, —
так прокомментировал новость зам. председателя
группы “Российские регионы” Геннадий Райков. —
У меня уже тогда сложилось впечатление, что
следствие нарочито затягивают. Что восемь с
половиной месяцев выведывать у вдовы, если уже с
первых дней “все было ясно”? Вон и генеральный
прокурор Ю. Скуратов, нарушая писаные и неписаные
законы, нормы прокурорской этики, сразу заявил,
что “склоняется к бытовой версии” убийства.
Геннадий Иванович — единственный депутат в
специальной думской комиссии, который
неформально подошел к “делу Тамары Павловны”.
Геннадий Райков и Виктор Илюхин направили в
Люблинский межмуниципальный нарсуд ходатайство
об изменении узнице меры пресечения под их
личное поручительство, чтобы она могла до суда
побыть с больным сыном. Гарантировали ее
примерное поведение и явку по вызову
следователей. Но судья Б. Васильев, проведя
закрытое заседание, без особой мотивации
отклонил просьбу парламентариев. Отказал в том
же и Мосгорсуд.
Чувствуя мощное сопротивление освобождению
больной матери, дочь Льва Рохлина Елена
замкнулась в своем горе. Да и как не замкнуться,
если сразу ушли в тень те, кто заверял отца в
верности и дружбе, а на могиле клялся продолжать
начатое им дело? А потому дочь Льва Яковлевича
давно уже никого не утруждает просьбами,
неохотно делится горестями.
Так что совершенно случайно я увидел у ее мужа
Сергея бумагу, которую прислали из Минобороны РФ
в ответ на ходатайство установить пенсию
неизлечимо больному 14-летнему брату. Известно,
что в последние месяцы жизни лидер ДПА все
активнее требовал отставки Б. Ельцина,
разоблачал с думской трибуны злоупотребления
высших чинов оборонного ведомства, в том числе и
бывшего министра П. Грачева и главного
инспектора Вооруженных Сил генерала Кобеца.
Говорил о предательстве генералитета в ходе
чеченской войны, незаконных поставках оружия в
одну из бывших союзных республик.
И как же надо невзлюбить прошедшего Афганистан и
Чечню военачальника, чтобы послать его дочери
совершенно издевательскую отписку. Сытенький
чиновник из управления Социального обеспечения
министерства, словно насмехаясь над горем семьи,
писал: генерал-лейтенант Рохлин Л.Я. не значится в
списках выбывших из Вооруженных Сил в связи со
смертью, стало быть, и о пенсии по случаю его
гибели говорить не приходится.
Я показал эту бумажку Геннадию Райкову. Он до
глубины души возмутился и зачитал ее во время
утренней “разминки” нижней палаты. Конечно,
поднялся шум. По его словам, тогдашний первый
вице-спикер Владимир Рыжков тут же созвонился по
”кремлевке” с И. Сергеевым, и вопрос о военной
пенсии, который министерские бюрократы мурыжили
более полугода, был решен в считанные часы.
— Назначили Игорю небольшую сумму, которой на
коробку от лекарств не хватит, —
прокомментировала тогда Елена чиновничью
“заботу”. — Непонятно, из какого расчета ее
начислили. Вы знаете, мой муж — предприниматель,
и до этой трагедии мы не нуждались. А сейчас стоим
перед необходимостью продать автомашину, чтобы
рассчитаться с адвокатами. Если я два раза в
неделю привожу маме передачи, то ведь прекрасно
понимаю, что в камере еще 24 полуголодные
женщины...
— Насколько я знаю, вашему младшему брату
положено пособие по лини Думы в связи с гибелью
отца-депутата. Оно вроде повыше министерской
милости.
— Да, в Комитете по делам женщин у А. Апариной
мне об этом сказали и предложили написать
заявление. Нет, мы вовсе не хотим, чтобы Игорь
получал две пенсии: если будет депутатская, от
военной, конечно, откажемся. Ну, написала я
ходатайство, два месяца прошло — ни слуху ни
духу. Помните, как горячо Дума обсуждала свой
новый закон о статусе депутата? Каких только они
не понаписали себе привилегий! Это во времена
всеобщей-то нужды! И оклады, как у федеральных
министров, и бесплатные квартиры для
иногородних, и медицинское обслуживание, и
страхование на все случаи жизни. Даже про льготы
членам семьи не забыли. Забыли только про сына
убитого товарища.
Я все чаще думаю: за что папу убили? Хотел, чтобы
людям лучше жилось. А сегодня мы на себе
испытываем весь тот беспредел, бесправие и
нищету, с которыми он боролся. Мама все равно
выйдет из тюрьмы. Но из-за больного Игоря
работать не сможет: его ни на минуту нельзя
оставить без присмотра. На что им жить? Лично мне
от депутатов ничего не нужно. Но если б вы знали,
какие огромные деньги нужны сегодня на лекарства
брату!
— С пенсией для сына Льва Яковлевича все вышло,
конечно, очень некрасиво, — соглашается Геннадий
Иванович. — Есть закон, по которому Дума
принимала разовые постановления о материальном
обеспечении семьи того или умершего или
погибшего депутата. Таких случаев у нас было
несколько. Но однажды от президента поступило
замечание: подготовить на этот счет закон об
общем, едином порядке материального обеспечения
семей депутатов в случае их смерти или гибели. Мы
такой закон приняли, но вот порядок, оказывается,
финансирования не прописали. Из каких средств
выплачивать пособие — из бюджета, Пенсионного
или каких-то других фондов? После скандала,
который я поднял, Дума специально поручила
председателю Комитета по регламенту Д.
Красникову в десятидневный срок подготовить
постановление о назначении пенсии сыну Льва
Яковлевича. Прошло месяца два. Саботирует это
поручение Дмитрий Федорович.
Мне тогда интересно было узнать у
“саботажника”: чем он объясняет причины своей
неисполнительности? Д. Красников — не какой-то
там чинуша, а представитель одного из
оппозиционных депутатских объединений —
Аграрной группы. Так сказать, товарищ по борьбе.
Войдя в кабинет, я увидел в кресле вальяжного
господина, который, не отрываясь от бумаг,
выслушал суть моей (“моей”? — А.Г) просьбы.
— Ладно, я узнаю, в чем там дело, — не отрываясь от
бумаг, великодушно пообещал чрезвычайно занятый
хозяин кабинета.
Замкнулся волокиты круг. Да, трудно, наверное,
ждать сердечного участия в этом деле от
функционеров думской оппозиции, если она по
требованию президентской стороны почти в полном
составе 20 мая прошлого года проголосовала за
смещение Льва Яковлевича с поста председателя
Комитета по обороне...
— Что теперь, после завершения этой тягомотины?
— спросил я Елену.
— Еще два месяца назад старший следователь Н.
Индюков пообещал мне: мол, мы уже все закончили,
предъявим Тамаре Павловне обвинение, а вам, как
“потерпевшей”, дадим возможность
ознакомиться-де со всеми материалами. Господин
Индюков нарочно тянул время. Мне рассказывали, о
чем его пинкертоны расспрашивали так называемых
свидетелей. Пытались психологическим прессингом
заставить маму оговорить себя. Теперь придется
очень долго знакомиться с собранием их сплетен и
слухов, делать выписки. Тем же займутся мама и ее
защитник Михаил Васильевич Бурмистров. Он то и
дело мне звонит: здоровье мамы все хуже, она тает
буквально на глазах...
Александр ГОЛОВЕНКО.