Когда мы говорим, что растениям "плохо", обычно имеем в виду увядшие листья, сухую почву и потерю тургора. Но оказывается, у стресса может быть ещё один, совсем неожиданный след — звуковой. Речь не о словах и не о "крике", а о коротких ультразвуковых щелчках, которые фиксирует аппаратура. Об этом сообщает дзен-канал "Книга растений".
Многие слышали в детстве фразу вроде "не ломай ветки — дереву больно". Она работала как воспитательный приём, но с возрастом превращалась в шутку: мол, вот когда цветок пожалуется, тогда и поверим. В литературе этот образ тоже встречается — вспомнить хотя бы сад говорящих цветов у Льюиса Кэрролла, где невозможное сделано специально, чтобы подчеркнуть сказочность мира.
Наука, конечно, не обсуждает "членораздельную речь" растений: у них нет дыхательного и речевого аппарата, как у животных. Но вопрос можно сформулировать иначе: способны ли они подавать сигналы о неблагополучии не только химией, но и звуком? Именно к этому и сводится интрига, которая в последние годы получила новые экспериментальные аргументы.
То, что растения "общаются" химически, для биологии давно не новость. В тексте перечислены примеры: при атаке листоядных, при механическом повреждении и при других неприятностях растения выделяют разные наборы летучих соединений. Есть и более тонкие сюжеты, связанные с влагой: одно растение, испытывающее жажду, может передать сигнал соседу, и тот начнёт "экономить", закрывая устьица, даже если у него самого воды достаточно. При разобщении корней эта связь исчезает, и "сытый" сосед перестаёт реагировать на чужую беду.
А вот акустические сигналы долго оставались на границе гипотез. Ещё в 1990-е ботаники связывали характерные вибрации при засухе с кавитацией — образованием пузырьков газа в жидкости из-за локального падения давления в сосудах ксилемы. Датчики крепили к стволам и действительно фиксировали шум, похожий на серию щелчков. Но дальше дело двигалось медленно: было сложно доказать, что источник звука — именно растение, а не аппаратура или внешний фон, и ещё сложнее — понять, имеет ли этот шум какую-то "функцию", а не является побочным эффектом подсыхания тканей.
Был поставлен эксперимент в контролируемых условиях: растения табака и томата поместили в звукоизолированный ящик из толстого дерева, внутри покрытый пеной для подавления шумов. На небольшом расстоянии установили сверхчувствительные микрофоны и нацелили их на стебли. Одни растения перестали поливать, другим надрезали стебель, третьи оставались контрольными. Дополнительно использовали ящик с горшками без растений, чтобы отделить "фон" от потенциального сигнала.
Именно такая постановка — с изоляцией и контролем — дала возможность зафиксировать специфические щелчки, связанные со стрессом. Важная деталь: регистрировали сигналы от стеблей, стараясь не смешивать их с другими источниками звука.
Дальше эксперимент повторили уже в теплицах, где вокруг есть привычный шум. Цель была практичной: выяснить, можно ли по этим сигналам отличить угнетённое растение в "живой" среде, а не только в лабораторном "аквариуме". По описанию, различимость сохранилась: в нормальном состоянии растения щёлкали редко — 1-2 раза в час. А при стрессах частота менялась: томат при отсутствии полива издавал щелчки значительно чаще, табак с повреждённым стеблем — иначе, и в целом разные стресс-факторы давали разные паттерны.
Точность распознавания "специфичных" звуков в материале указана как 70-75%, при этом от микрофонных шумов сигналы отличались со стопроцентной точностью. Также упоминается, что проверяли и другие растения — от кактуса до ростков винограда и зерновых культур, и в целом у разных видов проявлялись свои акустические реакции на недостаток влаги и повреждения.
Люди такие щелчки не слышат, потому что они лежат в ультразвуковом диапазоне. Зато аппаратура их фиксирует, а некоторые живые существа теоретически могут быть к ним чувствительны — в тексте упоминаются насекомые, летучие мыши и некоторые грызуны. Звучит интригующе, но автор справедливо подчёркивает осторожность: пока рано говорить об адаптивной роли сигналов. Неясно, что именно производит щелчки, какова их "польза" и реагирует ли на них кто-то в природе.
Есть ещё один принципиальный момент: даже если звук существует, это не автоматически "сообщение" в смысле языка. Чтобы говорить о коммуникации, нужен не только сигнал, но и система восприятия и ответа. С химией всё проще: есть молекула и рецептор к ней. Со звуком впереди остаются вопросы — и именно они делают тему научно живой.
Химические сигналы сегодня воспринимаются как более "понятный" канал: их можно измерять, моделировать, связывать с механизмами рецепторов и реакций. Они уже встроены в биологический язык растений, от защиты от вредителей до реакции на засуху.
Акустические сигналы выглядят иначе. Их сложнее отделить от фона, сложнее доказать источник и ещё сложнее — объяснить смысл. Зато у них есть потенциальное прикладное направление: если по звуку можно выявлять стресс до видимых симптомов, это может стать инструментом наблюдения за состоянием растений в теплицах и на участках. Но в рамках материала этот вывод подаётся аккуратно: возможность есть, а доказательств "зачем природе такой канал" пока недостаточно.
Чтобы не превращать тему в сенсацию, полезно держать баланс.
Плюсы:
Минусы и ограничения:
В материале говорится, что при стрессах у растений фиксируются серии ультразвуковых щелчков, которые регистрирует аппаратура. Это не речь и не слышимый человеком звук.
Одна из обсуждавшихся ранее идей связывала шум с кавитацией в ксилеме при нехватке влаги. Но автор подчёркивает: механизм возникновения сигналов и их роль до конца не ясны.
В описанном эксперименте удалось различать сигналы на фоне шума, а точность распознавания специфичных звуков оценивалась в пределах 70-75%. Но это не означает, что метод уже готов как бытовой инструмент.
Не обязательно. Наличие звука ещё не доказывает, что это осмысленная коммуникация. Для этого нужны данные о восприятии и реакции других организмов или самих растений.