Ингушетия: Финансированию терроризма из-за рубежа пришел конец

Программа "Клуб главного редактора" побывала в представительстве Ингушетии, красивейшей республики с "не туристической" репутацией. Главный редактор Pravda.Ru Инна Новикова побеседовала с главой республики Юнус-Беком Евкуровым о том, как решилась проблема терроризма, и о том, как навсегда подорвать его корни в регионе, особенно среди молодежи.

— Вы возглавили республику в очень тяжелое время, когда регион буквально захлестнула волна терроризма. За достаточно короткое время вам удалось добиться перелома, сейчас в Ингушетии спокойно. Как удалось этого достичь?

— В первую очередь это заслуга всех органов правопорядка и Федеральной службы безопасности, именно они отвечают за борьбу с терроризмом. Без взаимодействия ФСБ, МВД, Следственного комитета, прокуратуры добиться результата было бы невозможно.

Сыграло роль и то, что ингушскому обществу все это надоело — люди устали. Я помню времена, когда были ежедневные обстрелы, постоянные теракты, похороны. Республика у нас небольшая, все друг друга знают, так что, если на одном краю Ингушетии что-то случается, через полчаса на другом краю об этом становится известно.

В конце концов люди пошли на диалог с властью, с органами правопорядка. Уже в 2010 году в 80 процентах случаев преступления в республике раскрывались благодаря информации, полученной непосредственно от населения.

Когда я встал во главе республики, у людей не было возможности достучаться до власти. Люди просто боялись это делать: ты сегодня позвонишь, сообщишь информацию, а завтра уже окажешься в поле зрения тех же бандитов — они по своим каналам обязательно узнают, кто, куда и зачем звонил. Совместно с ФСБ мы внедрили абсолютно надежную систему, благодаря которой люди теперь помогают власти в наведении порядка, не опасаясь за собственную жизнь.

— Это анонимная информация?

— Да. И когда мы это сделали, пошел шквал звонков, поначалу мы даже не успевали все обрабатывать. В общем, обстановку в республике в лучшую сторону помогли переломить перестройка работы органов власти, правопорядка и активное взаимодействие с местным населением.

— Не секрет, что террористы, хорошо финансировалась, и эта финансовая помощь активно шла из-за рубежа. Это продолжается и сегодня, или что-то поменялось?

— Те, кто пока еще остались на свободе, по-прежнему отчасти "кормятся" на стороне. Но есть факты, которые показывают, что и у нас в стране существуют некие бизнес-структуры, под прикрытием которых идет финансирование бандитов.

Если говорить о финансовых потоках из-за границы, — того, что было раньше, уже нет. Действует система, которая позволяет органам правопорядка отслеживать даже небольшие суммы, которые из-за границы ингуши перечисляют родственникам. Мониторинг ведется по разным направлениям, особенно если деньги поступают в нашу республику из Турции. У нас есть целый список адресов, мы официально проверяем и перепроверяем этих людей и прекрасно понимаем, где бандитский след, а где честный заработок. В целом же, по оперативной информации, остающиеся пока бандиты ощущают серьезную нехватку финансовых средств. Это первое.

И второе — сейчас у них стало значительно меньше возможностей для вербовки молодежи. Подавляющая ее часть уже не поддается на их посулы, потому что видит: рано или поздно, но за содеянное последует неизбежное наказание.

Другое дело, что молодежь должна чем-то заниматься, выплескивать свою энергию. А когда в селе, в котором живут 25 тысяч человек, кроме школы, мечети и медресе при ней, где учат Коран, ничего больше нет, — очень тяжело родителям постоянно удерживать своих детей в поле зрения.

В каждом таком населенном пункте (и над этим мы работаем вместе с федеральным Министерством культуры) должен быть хороший Центр культурного развития. Первый такой мы у себя уже построили. В таких селах должны быть и спортивные объекты. Мы стараемся, чтобы в наших школах были организованы дополнительные внеклассные занятия, секции, кружки. Мы должны дать возможность юному поколению занять себя чем-то полезным и интересным. Не сделаем этого, не займем — придет беда. Раньше это были наркомания, бандитизм. Сегодня — терроризм.

Сейчас часто можно услышать, что в террористы молодежь идет потому, что не может найти работу. А статистика между тем показывает, что 70-80 процентов уничтоженных, задержанных бандитов и тех, кто пока находятся в розыске, были совсем не безработными. Один из задержанных нами террористов, например, легально зарабатывал 60 тысяч рублей в месяц. Ему-то чего еще не хватало? Его уже один раз привлекли, предупреждали — остановись, одумайся, иначе пропадешь. Нет, он все равно взялся за старое.

Ярко выраженных идеологических противоречий, которые могли бы вылиться в вооруженное противостояния, в Ингушетии сегодня нет. Есть между тем определенные богословско-религиозные противоречия, по которым священнослужители никак не могут между собой договориться. И именно в этом я вижу наибольшую опасность. Потому что под влиянием этих споров молодежь начинает сомневаться, качаться вправо-влево. Но я думаю, что в скором времени мы исправим ситуацию и здесь.

В целом же в Ингушетии сейчас нет каких-то своих ярких "игиловских" идеологов. Опять же статистика свидетельствует о том, что большинство из тех, кто отправился в Сирию и симпатизируют ИГИЛ (запрещена в РФ), попались "на крючок" в интернете, в социальных сетях, а не у нас "на земле".

— Властям Ингушетии удалось не только обуздать террор. В прошлогоднем всероссийском рейтинге управления по итогам 2015 года ваш регион занял 11 место из 80 регионов. Это очень высокий показатель.

— В первой "двадцатке" мы находимся уже с 2013 года. Результат хороший, если учитывать, в каком состоянии пребывала республика еще в первые годы этого века. Это итог многолетней кропотливой работы: мы постоянно стараемся совершенствовать наши процессы управления, организации, планирования и контроля. В этом мне, конечно, помогает прошлый военный опыт. Академия Генерального штаба, которую я окончил, хорошо всему этому учит. "Верхний эшелон" нашей власти я держу на постоянном личном контроле, поэтому у нас не бывает особых сбоев с исполнением поручений. И второе — это надежная и слаженная команда, которая сегодня работает.

По темпам роста частных инвестиций Ингушетия сегодня находится в десятке лучших российских регионов. Нам удалось "заманить" в республику своих предпринимателей, от них мы рассчитываем на 15-17 миллиардов частных инвестиций. Довольно крупные проекты сегодня осуществляются не только в агропромышленной сфере, но и в других сферах промышленного комплекса. Подтягиваются к нам зарубежные инвесторы из Израиля, Италии, Китая. Надо опять же понимать: сложно говорить о резком подъеме экономики в регионе, население которого менее миллиона человек. Мы стараемся интегрироваться в экономику других регионов, чтобы наша продукция расходилась в них, а их продукция, в свою очередь, поступала к нам. Работа эта непростая, но результат налицо: наш валовой продукт в прошлом году составил 57 миллиардов рублей. В 2009 году он был 19 миллиардов.

— Ингушетия — благодатный, красивейший край, там очень много исторических памятников, достопримечательностей. Самое время развивать туризм, тем более, что сейчас в нашей стране этому уделяется особое внимание.

— Потенциально Ингушетия — это настоящий туристический рай: горы, воздух, озера, водопады, огромное количество памятников архитектуры, мощные башенные комплексы, которые не оставляют равнодушным ни одного туриста. Но исторически она никогда не была туристическим направлением. Мы сегодня работаем над этим.

Конечно, в свое время мы очень серьезно отпугнули потенциальных туристов, и сейчас их нужно приучить к тому, что в Ингушетии совершенно безопасно. Это сделать очень сложно, но мы работаем. Здесь большое подспорье — полпредство Северо-Кавказского федерального округа, создающее определенные площадки, на которых оно показывает наш Кавказ с совершенно другой стороны.

Недавно я проводил здесь совещание с предпринимателями по вопросам развития туризма. В первую очередь нам следует заняться созданием туристических зон для своих жителей. Пока наши жители не начнут ездить, и гости приезжать не будут.

Сегодня уже многие выезжают, например, в лечебно-оздоровительный комплекс "Джейрах", причем в любое время года, отдыхают там с ночевкой. В прошлом году Джейрахский район посетили более 30 тысяч человек — рекордная цифра. А ведь буквально четыре года назад туда приезжали только по делам, не было ни одного туриста. В этом году прогнозируем еще больше.

Конечно, надо развивать инфраструктуру, семейный туризм. Есть уже проекты, есть реклама, и я уверен, что турпоток мы нарастим.

Надо еще помнить о том, что Ингушетия — единственный регион в стране, кроме Кисловодска, где в среднегорье еще в советские времена построили два крытых один открытый бассейны, с трамплином для прыжков в воду для сборов наших спортивных команд. Это мощный оздоровительный комплекс, приспособленный и для тренировок. Есть горнолыжная трасса.

Словом, есть все условия для того, чтобы мы быстро нарастили турпоток. Тем более, что мы видим: интерес к нашей республике у россиян просыпается. Туристы, приезжающие в Ставрополь, Ставропольский край, Минеральные Воды, Кисловодск, Ессентуки, уже покупают туры и с интересом едут в автобусные экскурсии в Ингушетию, Осетию, Чечню, Дагестан. Огромное количество туристов приезжает на автобусах.

— Вы человек религиозный и недавно высказались за реформу в муфтияте. Чем вызвано это ваше решение, и о каких реформах идет речь?

— Я не приемлю в религии фанатизма. Он приводит к большим проблемам. Я верующий, богобоязненный человек. Я глава республики и знаю, за что с меня спросится. Конечно, пытаюсь не совершать грехи, хотя безгрешных не бывает.

Открытого противостояния между республиканской властью и Духовным центром мусульман республики Ингушетия нет. Но когда мы смотрим на обязательства государства и данной общественной организации, мы видим, что она далеко не всегда их выполняет и к тому же втягивает в свои внутренние проблемы население.

Моя точка зрения на происходящее следующая: Духовный центр мусульман — это общественная организация, которая, среди прочего, отвечает за духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения. И если мы видим, что работа эта недостаточно эффективная, что у части молодежи нет ясного понимания происходящего в мусульманском мире, мы расцениваем это как недоработку и общества в целом, и данной общественной организации в частности.

К сожалению, на все наши вопросы, почему дела обстоят подобным образом, мы ни разу не получили ответа. Духовный центр мусульман Ингушетии либо демонстрирует свое полное недопонимание складывающейся ситуации, либо откровенное нежелание что-либо предпринимать.

В общем, когда мы увидели, что вот-вот пройдет точка невозврата, было предложено не ликвидировать организацию как таковую, а провести внутри нее реформу, избрать новое руководство, посадить все спорящие стороны на общий стол, не выделяя ни черных, ни белых, ни красных, ни синих, и повести общий разговор. Тем более, что в обязанности любого священнослужителя Всевышний вменил общение с любыми людьми, даже с теми, кто не согласен с его точкой зрения. Врачи нужны больным, а не здоровым: если врач будет избегать больных и говорить, что с больными он общаться не будет, зачем он вообще нужен?

И когда я слышу в ответ от некоторых представителей Духовного центра, что они с "этими людьми" общаться не будут, я говорю: зачем тогда вы нужны, если общаетесь только с теми, кто вам нужен, с теми, кто с вами согласен?

Поэтому было принято решение, по предложению ряда священнослужителей, что такую общественную организацию лучше вообще ликвидировать, если ее так называемый руководитель сам не согласится сложить с себя полномочия. Лучше создать другую, которая при необходимости сама предложит основать новый духовный центр управления мусульманами республики.

— Ингушетия — единственный регион в России, где нет отказных детей. Это следствие особенностей ингушского национального характера?

— Это не только мы, но и Чечня, и Дагестан, и Осетия… Если брать коренное население, я вообще сомневаюсь, что в среде кавказцев есть отказные дети. У нас очень сильны традиции, обычаи, сильные, корни. Все бывает по воле Всевышнего — родители погибают, умирают, — и тогда осиротевших детей обязательно забирают к себе родственники. Для нас позор, если сирота окажется в детдоме, это будет трагедия, клеймо ляжет на весь тейп. Такое же отношение у нас и к старикам. Я не представляю, чтобы ингуш, чеченец, осетин или кабардинец отправили бы отца или мать в дом престарелых — у нас подобное вообразить невозможно. Подобную "европеизацию" мы категорически не приемлем.

Народы должны сохранять свои обычаи, традиции, культуру. Если вернемся к собственным корням, не будет ни сиротских домов, ни домов престарелых. Но и родители, как мне кажется, должны более жестко контролировать своих детей. Я не принимаю никаких объяснений, что "я в Москву переехал жить, а родители там остались". Переехал в Москву — перевози родителей к себе в Москву и живи с ними, хоть ты из Костромы приехал, хоть из Хабаровска. Сын через неделю узнает, что у него мать умерла! Как такое возможно? Всевышний строго спросит за это.

Корни надо укреплять в семье, в обществе в целом. И в вопросах семейного уклада, сплоченности, уважения традиционных ценностей не грех брать пример с кавказских народов. Русскому народу надо вспомнить самые лучшие традиции. Тогда, я уверен, и во всей России не останется детских домов и домов престарелых. И, конечно, надо подключать религиозные структуры по линии мусульман, по линии православия — всех конфессий, показать, какой грех человек совершает, бросая своего родителя или детей.

Интервью к публикации подготовил Сергей Валентинов

Беседовала