Секретный проект: "И потекут реки вспять…"

Память хранит все до мельчайших подробностей.

Тот белый гигантский гриб, вставший у горизонта среди облаков…

Улыбку "Бороды" — Курчатова…

Мертвую степь, раскинувшуюся по обе стороны…

Хищный взгляд Лаврентия Берии…

Ночи без сна…

Сплющенные алюминиевые шарики…

Валерьянку Щёлкина…

И, конечно же, разговор со Славским, который изменил его судьбу, сорвав с проверенного и надежного пути.

Что теперь впереди?

Казалось, что красивое, щедрое и необычное будущее, но все было не так…

А пока — вездеход, и тропа по красному полю, которая должна была привести к заветной цели…

Каспий мелел. Измерения ученых показывали, что уровень воды уменьшается на несколько сантиметров в год, берега моря потихоньку "оголяются". Если так будет продолжаться, то через несколько десятков лет море превратится в болото. Или начнет высыхать. Так же, как и Аральское…

Читайте также:

Академик Евгений Аврорин: "Таинственный мир взрыва"

Опять фантазии Курчатова?

У него память феноменальная! Об этом мне говорили все, кто хотя бы единожды встречался с Жучихиным. Виктор Иванович помнил каждую деталь эпохальных событий, любил рассказывать о них, тем более что был не только свидетелем, но и участником множества из них. Об этом свидетельствовал парадный пиджак, увешанный орденами и лауреатскими медалями. При очередной нашей беседе он рассказал о встрече с Курчатовым в сентябре 1951 года. Она случилась вскоре после испытаний первой "нашей" атомной бомбы. Предыдущая была копией американской, а новая была настолько модернизирована, что по праву считалась уже "своей". Результатами испытаний Игорь Васильевич был очень доволен, а потому позволил себе при встрече с коллегами говорить непринужденно, игриво и мечтательно.

— Ребята, видите какая силища, создаваемая атомом, расходуется зря. Ведь в военных целях она когда-нибудь вряд ли будет применена. А над ее применением в мирных целях следует задуматься всерьез. Ведь сколько проблем существует в народном хозяйстве, которые с помощью ядерных взрывов с большим эффектом можно решить. Взять хотя бы создание водоемов, рытье каналов для переброски водных ресурсов северных рек в южные сельскохозяйственные районы страны, вскрытие рудных пластов в горных месторождениях. Да мало ли сколько задач можно решить, воспользовавшись такой огромной силой, как атомный взрыв…

Потом Курчатов почему-то начал говорить о Каспии, мол, обнажаются берега, море мелеет. А дальше — хуже, потому что планируется построить каскад гидростанций на Волге и орошать окрестные земли, которые гибнут от засух — для этого даже новое министерство планируют создать.

"В общем, с водой беда!" — заключил Игорь Васильевич.

А потом он вновь вернулся к "своим делам" — созданию новых образцов оружия, к сложному положению в мире и к нашему отставанию от американцев, которые стремительно наращивают свою ядерную мощь.

Он не упомянул, что правительство приняло ряд постановлений об использовании ядерной энергии. В основном в них речь шла о военных делах, но упоминалось и о строительстве атомной электростанции и об использовании реакторов на флоте.

Кстати, Курчатов обратил внимание на идеи американцев использовать ядерные взрывы в мирных целях. Однако он понимал, что сейчас для советских ученых — это далеко не первостепенная задача, да и не было ясно, что делать с радиацией. Она — гигантская составляющая атомного взрыва, и избавиться от нее невозможно. Пока…

А уровень воды в Каспии продолжал снижаться…

"Атом для мира"

Странно слышать эти слова из уст президента США. Его предшественник отдал приказ о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, а теперь ему — Дуайту Эйзенхауэру — приходится произносить звонкую фразу: "эти величайшие разрушительные силы могут быть превращены в огромную выгоду в интересах всего человечества".

Президент не стал объяснять, что его выступление — это реакция на испытания в СССР нового оружия, термоядерного. И его ответ — мир, а не гонка вооружений.

Что скрывать, именно американские специалисты начали программу использования мирных ядерных взрывов. Они ее начали, а потом… закрыли! И на то были весьма веские основания…

Однако американский президент еще это не мог предвидеть, а потому он провозгласил на всю планету: "Атом для мира"! Это случилось 8 декабря 1953 года.

Чем же могли ответить мы?

Первой атомной электростанцией! Принять вызов по мирному использованию ядерных взрывов мы не могли — отставание в военной области надо было ликвидировать как можно быстрее. Этим и занимались наши ученые.

А в США начались масштабные исследования по программе "Плаушер". Казалось, что у мирных ядерных взрывов большое будущее. Проекты рождались самые необычные — от двигателей для звездолетов, но строительства нового канала между Тихим и Атлантическим океанами, от получения новых материалов до новых подземных газовых и нефтяных хранилищ.

Директор Международного центра по экологической безопасности, один из создателей "изделий" в Уральском ядерном центре Альберт Васильев пишет:

"В рамках программы "Плаушер" в 1961- 1973 гг. было произведено всего 12 взрывов (из них 8 — на полигоне в Неваде) и, начиная с 1957 г. 16 испытаний зарядов, из них 9 — для разработки "сверхчистых" зарядов. Однако все возрастающее неприятие общественностью возможности радиоактивного загрязнения, неудачный выбор первых объектов для практического применения и отказ после заключения договора в 1963 г. от всех взрывов, при которых происходит выброс в атмосферу радионуклидов, привел к закрытию программы в 1977 г…

Разработчики ядерных зарядов из КБ-11 и НИИ -1011 Ю. Б. Харитон, Ю. А. Трутнев, Ю. Н. Бабаев, К. И. Щёлкин, Е. И. Забабахин уже в 1950-х — начале 1960-х годов предлагали, основываясь на опыте создания боевых зарядов, различные варианты мирных применений. И не только для взрывов на выброс, но и для наработки делящихся материалов для ядерной энергетики и выработки электроэнергии".

А уровень Каспийского моря неуклонно понижался…

Евгений Аврорин и Борис Литвинов

Есть на нашей планете люди, с которыми каждая встреча — праздник. Праздник для ума и души. И если такое случается, можно считать, что тебе крупно повезло в жизни, потому что такое случается не с каждым…

Евгений Николаевич Аврорин и Борис Васильевич Литвинов принадлежат как раз к таким людям. Я благодарен судьбе, что она подарила мне возможность беседовать с ними, встречаться, обсуждать те проблемы, которые волнуют каждого из нас и все человечество. А иногда доводилось посидеть вместе за столом, поднять чарку за жен и детей, ощутить тепло домашнего очага.

Много десятилетий Аврорин и Литвинов шли вместе. Их судьбы переплелись, подчас даже невозможно (да и не нужно!) их разделить. Для меня они — "Академики Снежинска" — стали примером служения науке, Отчизне, будущему.

Всегда остается некой загадкой повороты судьбы человека. Что в ней главное: улыбка фортуны, случай, талант или нечто иное, что нам понять не дано, а возможно, и не следует узнавать, иначе пропадет то таинственное, что сопровождает нас до самой старости и что понять не удается, когда оглядываешься на прошлое… И остается только удивляться: как такое могло случиться?

В судьбах Евгения Аврорина и Бориса Литвинова я пытался найти тот "ключик", который открыл им обоим дорогу к атомным вершинам, которым им суждено было занять. Отбросим в сторону ясные и очевидные понятия, как талант, огромная работоспособность, нестандартность мышления, — это все очевидные качества, без которых в физике и шагу не сделаешь. Но ведь этими качествами обладали и другие. Почему же судьба выбрала именно их?

Я не случайно ставлю Аврорина и Литвинова вместе на "линию старта", потому что они начинали в одно и то же время и в одном месте. Итак, в Арзамасе-16 появляются молодые специалисты…

Вспоминает Евгений Аврорин:

— Я удивляюсь нашим тогдашним руководителям! Сразу по приезду в Арзамас-16 мне был выделен довольно серьезный участок работы над термоядерным оружием, и какое-то время я действовал даже самостоятельно, а потом уже вместе с Юрием Николаевичем Баевым. Фактически вдвоем мы вели довольно крупный раздел, теперь-то я понимаю, что он ключевой — на нем держалась концепция оружия… Хотя в то время так не понималось, меньшее значение уделялось этой проблеме, может быть, и правильно. Как всегда, можно искать либо тонкие решения, либо идти на большие запасы. При первом испытании был выбран второй путь — своеобразная перестраховка. Но, тем не менее, действительно, молодой специалист, который и полгода не проработал, принимает участие в испытаниях. Я уже докладывал государственной комиссии, а там были такие корифеи, как Келдыш, Гинзбург — я уже не говорю о наших… Мне кажется, в то время я был самым молодым теоретиком… Впрочем, точно не знаю… Итак, нам, молодым, поручали очень сложные задания. Пожалуй, сейчас я не доверил бы молодому специалисту такое…

— А как судьба забросила в Арзамас-16? — спрашиваю я.

— Мы все-таки дисциплинированные люди. Меня просто послали на "Объект". Не очень активно, но я попытался протестовать — точнее пришел к своему научному руководителю, он был сотрудником Тамма, сказал ему, что не хотелось бы уезжать, тем более что мне предлагали аспирантуру… Но он сразу мне ответил, мол, со "Средней Машей" (так называли легендарный Средмаш) не спорят. Так я оказался в Арзамасе-16. Кстати, через несколько месяцев встретился сс Игорем Евгеньевичем Таммом, он уже уехал в Москву и был у нас в командировке. И он меня спросил: "Довольны ли вы, что сюда попали?" Я ответил: "В общем, доволен". "Ну и отлично, что "в общем", — улыбнулся Тамм. А мне было, действительно, очень интересно. Прекрасная атмосфера, очень интересные люди — первым все-таки следует назвать Зельдовича. Сахаров был более замкнут, меньше общался с молодежью, хотя принимал участие в семинарах, обсуждениях. Я работал в "секторе Сахарова", но больше общался с Зельдовичем, он мне нравился… Работа хорошо пошла, а это очень важно для молодого человека…

А теперь слово Борису Литвинову:

— В 1952 году в числе пяти человек был направлен на прохождение дипломной практики и выполнение дипломной работы на почтовый ящик № 875. Это был сейчас всемирно известный Арзамас-16. Я выполнил здесь дипломную работу, и государственная комиссия, которую возглавлял академик Харитон, присудила всем нам звания инженеров-физиков по специальности: проектирование и эксплуатация физических приборов и установок. Все пятеро вошли в этот необычный мир "плотненько" — у каждого судьба сложилась нормально. В 54-м году, через год после диплома, начальник газодинамического отдела Боболев высказал одну идею. Она казалась невероятной, но, тем не менее, он предложил мне над ней поработать. Кстати, тогда я уже руководил группой — в ней было два лаборанта, одному шестнадцать лет, другому — семнадцать, и только что кончивший техникум Женя Горбунов. Вот такая команда была под моим началом. В моем распоряжении уже был каземат для взрывных работ. В каземате находилось сложнейшее оборудование… То есть я говорю об атмосфере, царившей в Арзамасе-16 в те годы, и о доверии к молодым… Мы начали проводить серии взрывных опытов, работали вполне самостоятельно. Группа довольно быстро разрослась до пятнадцати — двадцати, появились у нас даже женщины… В общем, мне поручили посмотреть, насколько предложенная Боболевым идея абсурдна, но оказалось, что это не так. В результате появилось новое направление. Чтобы довести его до ума, нужно было привлечь теоретиков, конструкторов, что я и сделал. Фактически работал неформальный коллектив, который создавал "изделие" для полигонных испытаний. У меня не было никаких прав, я никого не спрашивал, как-то все считали, что существует коллектив под руководством Литвинова, и он занимается интересными идеями. Долгое время был простым руководителем группы, потом заместителем начальника отделения по научно-исследовательским работам. Наверное, именно это и послужило основанием для назначения на должность Главного конструктора…

… Судьбы научного руководителя Федерального ядерного центра академика Е. Н. Аврорина и Главного конструктора академика Б. В. Литвинова свидетельствуют: молодости надо доверять, и тогда взлет человека становится взлетом той области науки и техники, где он работает. Но только Великий Учитель способен точно определить степень таланта своего ученика. Литвинову и Аврорину повезло: их талант увидели многие Учителя, которых "Атомный проект" собрал в Арзамасе-16. Пожалуй, в истории нашей науки это был первый случай, когда столько гениальных и очень талантливых людей работали вместе. Вполне естественно, они заботились о будущем, о тех людям, которым предстояло продолжить начатое ими дело достойно. Аврорин и Литвинов оказались в их числе.

О человеке можно судить по тому, как он рассказывает о своем доме. Так гласит восточная мудрость.

Снежинск стал для Аврорина и Литвинова той "малой Родиной", которая почитается так же, как и вся Отчизна, как и города, где они родились.

— Я всегда был убежден, что наукой можно заниматься только в таких небольших городах, как Пущино, Черноголовка, Обнинск, Дубна, Протвино… И во всем мире так, потому что такие города, как Москва, слишком велики — там наукой заниматься очень обременительно. Когда человек тратит полтора часа, чтобы добраться до работы, а потом столько же обратно — о какой науке можно вести речь?! Помните, главное условие, которое высказывал Яков Борисович Зельдович? Он говорил, что и на работу и обратно нужно идти с удовольствием. А где же оно, если полтора часа проводите в метро или автобусе?… В 60-м году основатель Челябинска-70 Кирилл Иванович Щелкин решил, что состояние его здоровья не позволяет ему быть научным руководителем института, а потому он перешел на работу в Академию наук. Научным руководителем был назначен Евгений Иванович Забабахин, а Главным конструктором Щелкин предложил назначить меня. Но по-настоящему Главным конструктором я стал лишь лет через пять…

— Низкий поклон нашим отцам-основателям — Кириллу Ивановичу Щелкину и Дмитрию Ефимовичу Васильеву. Щелкин был блестящим ученым, именно он был последним, кто работал с первой атомной бомбой при ее испытании. К созданию центра на Урале он уже был трижды Героем Социалистического труда. Этот факт уже сам за себя говорит. Очень важно, что именно Щелкин разработал программу развития нашего института, его стратегию. Он хотел, чтобы институт был комплексным, чтобы в нем развивались разные направления. Щелкин привлекал на Урал молодых ученых, и это придавало динамизм в нашей работе. А Васильев был прекрасный организатор. Так что они дополняли друг друга. К сожалению, Щелкин вскоре заболел и покинул наш института, а Васильев умер. Однако они заложили столь прочный фундамент в основу ВНИИТФа, и до сих пор мы ощущаем их влияние — реализуем их идеи, развиваем их. И, конечно же, великая заслуга Щелкина в том, что с первых дней он привлек к работе Евгения Ивановича Забабахина — великого ученого и замечательного человека. Четверть века он был научным руководителем, и все успехи нашего центра связаны с его именем… Мы приехали сюда молодыми, и это были блестящие, красивые, одухотворенные годы, потому что вокруг были замечательные люди…

А берега Каспия продолжали "оголяться"…

Неужели и ему уготована судьба Арала?!

Тайга, "красные" поляны и болота

Надо перебросить воду северных рек в Волгу, которая стремительно мелеет. Уже обнажились нерестилища в устье, упал напор на агрегаты ГЭС, не стало хватать воды для орошения полей.

Прогнозы ученых не радовали: многие из них считали, что уже через пару десятков лет даже пароходы не смогут пройти по реке — так она обмелеет.

Как всегда, будущее пугало.

Жучихин со своей группой выехал в район будущего канала. Ему предстояло "пройти" по всей его трассе, оценить обстановку и, самое главное, убедиться, что спецтехника с ядерными "изделиями" способна пройти по этому району. В то самое место, где было предложено проектировщиками провести экспериментальный взрыв. Площадка и вправду была необычной: здесь соединялись скальные породы, песчаные грунты и болота, то есть те грунты, что характерны для всей трассы.

Три породы — значит, три взрыва. Если все получится, то дальше работать будет проще… Впрочем, никто из "издельщиков" не сомневался в успехе…

Виктор Иванович вел подробные записи:

"Первое причаливание, как и планировалось, у хутора Васюково. Здесь проживал сосланный на пожизненное поселение за военное преступление с 1940 года некто Сергей Николаевич Добряков (от слова "добрый", как он нам представился) да группа геологов, ведущая разведку на трассе. Трасса канала в этом месте проходила в полутора километрах восточнее. Путь до нее по сплошному болоту мы успешно преодолели с помощью предоставленного нам вездехода…"

Вездеход шел по "красной поляне" — болото было столь плотно покрыто клюквой. Гусеницы оставляли черный след, и оттого поляна превращалась в какого-то покалеченного животного, похожего на тех, что видел Жучихин в далеком 49-м году на ядерном полигоне.

"При рассмотрении на месте результатов геологических исследований, которые проводили буровые бригады, и обследования местности, нами были выбраны три точки на трассе для проведения в зимнее время группового экспериментального взрыва… Примерно в пяти километрах на восток от этой площадки, на дальней лесосеке расположился поселок около 20 дворов (мы его отчетливо наблюдали при облете трассы), а как нам разъяснили работающие здесь геологи — это поселок расконвоированных, но еще не отбывших срок наказания зеков-лесорубов, в основном, семейных. Стало быть, при прогнозировании радиационной обстановки после ядерного взрыва и разработке мероприятий по безопасности это надо иметь в виду. Далее, вплоть до поселка Якша, на северном конце трассы и насколько хватает увидеть глазом с самолета на восток и запад — сплошная безлюдная тайга — условия для проведения ядерных взрывов весьма благоприятные".

Экспедиция Жучихина, наконец-то, выбралась на берег Печоры и добрались до поселка Якша. Здесь жили рыбаки, егеря и лесорубы. Но первых, кого они встретили, были лоси. Они привычно бродили по поселку.

Оказывается, здесь находится лосиный питомник. Его директор рассказал гостям (он всем это рассказывал!) историю о том, как Никита Сергеевич Хрущев распорядился отобрать лучших племенных лосей (аж, десять штук!) и отправить их в подарок Иосифу Броз Тито. Это был своеобразный знак примирения с ним! Директор питомника попытался доказывать, что этого делать нельзя, мол, лоси в Югославии не выживут — там климат другой. Но кто его послушает!? Лосей отвезли. Хрущев подарил их Тито, примирение глав государств состоялось…

— Я вернулся сюда, а лоси там вскоре погибли, — заключил директор. А потом добавил вдруг, — а с вами такого не будет?

У Якши должен начаться канал, по которому северные воды потекут на юг…

Отсюда группа Жучихина "пошла" по будущей трассе.

"Мы очутились в девственной тайге: вековые сосны, покачивая вершинами, стояли красиво, горделиво, как будто за ними был заботливый уход, как в заповеднике. Между соснами — сплошной мховый ковер приятного коричневого цвета.

Какая благодать — тишина, воздух настоян хвоей, мягкий хвойный ковер под ногами и тихий плеск рыбы в Вишерке. Девственная природа, неужели она будет затоплена? И мы будем непосредственными участниками этого варварства. Противоречивые чувства одолели вмиг всеми — не сговариваясь, почти каждый высказывал одно и то же".

А из Каспия продолжали поступать сообщения, что уровень воды понижается…

(Окончание следует)