За считанные годы мир вошёл в эпоху "максимальной биозащиты": десятки новых высококонтейментных лабораторий, где учёные работают с самыми опасными патогенами, от Эболы до нипах-подобных вирусов.
Это инфраструктура с двойной репутацией. С одной стороны — щит от будущих пандемий. С другой — источник беспокойства о надзоре, прозрачности и возможных злоупотреблениях.
Новое исследование в Journal of Public Health впервые системно "сняло мерку" мировой сети BSL-3/BSL-4: 3515 лабораторий BSL-3 в 149 странах и 110 лабораторий BSL-4 в 34 странах; причём в 91,6% стран с хотя бы одной BSL-3 нет национальных руководств по исследованиям двойного назначения (DURC). Это не апокалипсис — но это сигнал к зрелому управлению риском.
Высококонтейментные лаборатории родились как ответ на всплески особо опасных инфекций и угрозы биотерроризма: от вспышек геморрагических лихорадок до сибирской язвы.
По мере удешевления секвенирования и появления синтетической биологии государства вкладывались в "максимум": скафандры положительного давления, каскады фильтров, тройные шлюзы.
К 2023-2025 годам сеть BSL-4 расширяется во многих регионах: США поддерживают крупную "сетку" объектов (включая NEIDL в Бостоне) и строят новую High Containment Continuity Laboratory (HCCL) на кампусе CDC в Атланте (проект рассчитан примерно на 80 исследователей).
Картина неоднородна. По данным Global Biolabs и национальных публикаций, Бразилия строит комплекс Orion на кампусе CNPEM, первый в мире BSL-4, интегрированный с источником синхротронного излучения Sirius — это даст уникальные возможности биоструктурной визуализации патогенов.
Аргентина заявила о запуске BSL-4 на базе Института Мальбран, делая шаг к региональной готовности к высокопатогенным угрозам.
В ряде стран Азии обсуждаются апгрейды до BSL-4 на ветеринарных площадках из-за роста зоонозных рисков.
BSL-3: работа с серьёзными, потенциально смертельными агентами, передающимися аэрозолями (например, туберкулёз, высокопатогенные гриппы). Есть профилактика/терапия, риск управляем при строгом режиме (аэрозольные боксы, отрицательное давление, контроль доступа).
BSL-4: работа с "экзотическими" агентами, часто без вакцин и лекарств (Эбола, Марбург). Это уровень "скафандров", каскадов HEPA и многократной физической изоляции. Их немного, они дороги, и каждый новый объект должен "окупаться" научной пользой и общественным доверием.
Важная новелла 2025 года — не столько число объектов, сколько "прозрачность контуров": каталогизация, аттестация, аудит и сопоставимость стандартов. Исследование Journal of Public Health показало, что глобального реестра до сих пор нет, стандарты между странами несопоставимы, а "политики DURC" отсутствуют у подавляющего большинства стран с BSL-3.
Исследования двойного назначения (DURC) — это не "плохая наука", а наука с побочными траекториями: работа над вакцинами и противовирусными иногда требует моделей повышенной вирулентности или манипуляций с геномами. Риск — в комбинации человеческого фактора и неполного надзора: утечки крайне редки, но имеют "толстый хвост" последствий.
Важно зафиксировать факт-чек: позиция разведсообщества США по происхождению COVID-19 остаётся разделённой. DOE и FBI в 2023–2025 годах оценивали "лабораторный инцидент" как наиболее вероятный сценарий (со слабой/умеренной уверенностью), тогда как ряд агентств склоняются к естественному переходу; ЦРУ в 2025-м сообщало о "низкой уверенности" в версии утечки. Консенсуса нет; выводы — вероятностные и обновляемые по мере появления данных. Это важно, когда мы обсуждаем регуляцию высокорисковых исследований — эмоции не должны подменять доказательства.
Уроки пандемии: мир пытается "распределить" мощности диагностики/испытаний, чтобы не зависеть от узких мест.
Зоонозный фронтир: нипах-подобные, ханта-, аренавирусы в тропиках требуют локальных мощностей (аргумент в The Lancet — строить BSL-4 ближе к эндемичным регионам, при высоком надзоре).
Технологическая зрелость: доступность геномики, BSL-3-платформ и обученных кадров. Но вместе с драйверами растёт и ответственность.
Высокая биобезопасность — это не только фильтры и датчики. Это культура безопасности: отчётность инцидентов без наказаний, "право остановки" у младшего сотрудника, независимый аудит, разделение функций "строит — не проверяет". Лучшие практики включают открытые базы нормативов, годовые отчёты, ретроспективы инцидентов и внешнюю инспекцию со стороны регуляторов и местных сообществ. Такие меры дешевле, чем репутационные и политические последствия туманности.
110 BSL-4 в 34 странах, почти половина — в Европейском регионе ВОЗ.
3515 BSL-3, из них ~47% в США; 82% — в странах с высоким доходом.
91,6% стран с BSL-3 не имеют национальных гайдлайнов по DURC.
В США продолжается расширение инфраструктуры (HCCL/CDC; NEIDL и др.); в Латинской Америке — "рывок" с проектом Orion и запуском BSL-4 на базе Malbrán. Это качественный сдвиг карты мира — но он требует синхронного роста правил.
Для правительств
Ввести национальные стандарты DURC и публичные реестры BSL-3/BSL-4 (с минимумом — классом объекта, профилем патогенов, статусом аккредитации).
Сделать аудит независимым: инспекторы не должны зависеть от грантодателей объекта.
Требовать прозрачности инцидентов (анонимизированные отчёты раз в полгода).
Для институтов
Внедрять поведенческую безопасность: культура "останови работу", система "двух ключей" для критических операций, регулярные "table-top" учения.
Публиковать годовой отчёт по бориcкам: инциденты, тренинги, результаты внешнего аудита, CAPA-планы.
Для исследователей
Проходить курсы DURC/игровые сценарии, работать в принципе "минимально необходимой опасности", рутинно применять "дизайн-ограничители" (например, невозможность репликации вне лабораторной среды).
Для местных сообществ и медиа
Добиваться каналов обратной связи (общественные советы при институтах), запрашивать графики учений и результаты аудитов, отличать BSL-3 от BSL-4 и ветеринарные от человеческих площадок: рисковые профили различны.
Эти меры не требуют закрывать лаборатории — они требуют управлять комплексной системой по взрослым правилам.
Дилемма "строить или закрывать" — ложная. Вирусы не ждут, пока мы договоримся. Речь о качестве управления: если страна не готова показать регуляторную спину (DURC-гайдлайны, аудит, отчётность), ей рано замахиваться на BSL-4. Там, где инфраструктура растёт (США, Бразилия, Аргентина), важно, чтобы управленческие стандарты росли быстрее бетонных стен. Иначе доверие — главный расходник — закончится раньше, чем строители снимут леса.
Правда, что "никто не контролирует" BSL-3/BSL-4?
Нет. Контроль есть, но нет единого мирового реестра, а национальные правила сильно различаются. По данным Journal of Public Health, 91,6% стран с BSL-3 не имеют национальных рекомендаций по DURC — это пробел, а не доказательство полной "дикости".
Сколько BSL-4 в мире?
Актуальная оценка 2025 года — около 110 объектов в 34 странах (часть — планируемые/строящиеся). Карта и отчёты — у Global Biolabs и в академической литературе.
Нужно ли закрыть все BSL-4?
Это лишит нас диагностики и испытаний для редких, но крайне опасных инфекций. Более рационально — жёсткие правила DURC, независимый аудит, прозрачность инцидентов и международные peer-review инспекции.
Правда ли, что COVID-19 "подтверждённо" из лаборатории?
Нет. Разведсообщество США разделено: DOE и FBI склоняются к "лабораторному инциденту" (с невысокой/умеренной уверенностью), другие — к природному происхождению; ЦРУ в 2025 году сообщало о "низкой уверенности" в версии утечки. Консенсус отсутствует.
Зачем Латинской Америке BSL-4?
Чтобы изучать и сдерживать зоонозные угрозы "на месте" и не зависеть от зарубежных мощностей. Примеры — бразильский Orion (BSL-4 + синхротрон Sirius) и обновления инфраструктуры в Аргентине (Malbrán).
Как обществу контролировать такие объекты?
Требовать публичных отчётов, участия независимых экспертов и представителей граждан в наблюдательных советах, а СМИ — от фактов и источников, а не от эмоций.