Лев Наумов: если тебе не хватает какой-то книги, то придётся написать её самому

Лев Наумов — известный русский писатель, драматург, режиссёр, член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза российских писателей, доктор философии, автор многочисленных книг и статей по культурологии. Его книги не раз номинировались на престижные литературные премии. Недавно в свет вышел дебютный роман Наумова "Пловец Снов".

 

— Насколько я понимаю, у вас образование в области прикладной математики — вы окончили сначала физико-математический лицей, потом Санкт-Петербургский государственный университет информационных технологий, механики и оптики, и даже защитили там кандидатскую диссертацию. Конечно, такое не редкость, но как получилось, что вы ушли совсем в иную сферу?

— Честно говоря, какие-то робкие попытки в творческой сфере я делал ещё в самом раннем детстве. Помню, как в семь лет тушью в тетрадке в косую линейку писал "фантастический роман". Иллюстрации к нему выполнял гуашью. Смешно сейчас вспоминать, но, тем не менее, это всё кажется довольно естественным, принимая во внимание ту интеллигентскую культурную среду, в которой я рос. Я почти всегда находился в очень "приличной" компании, окружённый книгами и пластинками. Сначала родительские друзья, потом мои собственные… Однако жизнь действительно позже завела меня в сферу науки, я защитил две диссертации, но… Знаете, поэт и музыкант Сергей Никитин, тоже кандидат физико-математических наук, как-то произнёс очень важные для меня слова: "Я понял: то, что я могу сделать как учёный, могут сделать многие другие. А то, что я могу сделать в творчестве, больше не сделает никто".

— Вы и писатель, и драматург, и режиссёр, и лектор. А какое направление для себя считаете основным?

— Вся суть в том, что эти направления деятельности не вполне отделимы. Они взаимопроникают и даже, пожалуй, помогают друг другу. Именно потому ответ на ваш вопрос лежит для меня на поверхности: за всем этим стоит текст. Лекции — это, по сути, "исполнение" ненаписанных эссе. Даже фильмы мои вырастают из букв. Не говоря уж о том, что "главным героем", например, картины "Чтобы помнили Герострата" является литературное произведение — известная пьеса Григория Горина "Забыть Герострата". Мне мало что на свете так интересно, как творческий акт — мой или чей-то другой. А словесность, по-моему, вполне может претендовать на звание наиболее фундаментального вида искусства. Потому, безусловно, именно литература для меня является основной сферой деятельности. По крайней мере, сейчас.

— Один из самых известных ваших проектов — это написание нескольких биографических книг об Александре Башлачёве. А почему именно Башлачёв? Ведь вы занимались творчеством и Тарковского, и Кайдановского, и Параджанова, и других деятелей искусств?

— Хронологически для меня Башлачёв оказался первым. Моя самая ранняя книга о нём увидела свет в 2010 году, синхронно с первой моей пьесой "Однажды в Манчжурии". Вообще с Башлачёва для меня началось очень многое…

Сам Александр появился в моей жизни совершенно случайно — эту историю я рассказывал много раз: его песни я неожиданно услышал во время туристического похода и был потрясён. Замечу, я услышал не авторское исполнение в записи — мой друг пел у костра. Иными словами, опять-таки, на меня подействовал именно текст. Вернувшись в город, я попытался найти как можно больше информации о Башлачёве, но на тот момент — а дело было примерно в 2000 году — почти ничего не было доступно. И тогда я постепенно пришёл к мысли, которая посещает очень многих будущих авторов: если тебе не хватает какой-то книги, то придётся написать её самому.

Лев Наумов

— Недавно вы, можно сказать, поразили литературный мир, выпустив роман "Пловец Снов" — ваш первый опыт в жанре большой прозы. Книга получилась очень необычной и по стилю, и по содержанию. А как вообще возник замысел этого произведения, особенно если учесть, что прежде вы писали только рассказы?

— Понимаете, замысел — это некая элементарная единица литературного (впрочем, не только) творчества, и именно в этом отношении роман почти не отличается от рассказа. Замечу: в других смыслах у них нет ничего общего… Но когда-то я понял, что даже малая проза выходит гораздо лучше, если в один рассказ помещать сразу два или три замысла. Это создаёт необходимое напряжение, и контраст образов становится нагляднее. На одной идее текст получается слишком простым. Ну а в романе сплавляются десятки замыслов разного уровня, объёма и насыщенности. Так и в "Пловце" встретились мысли и задумки, которые приходили ко мне на протяжении многих лет, при никак не связанных между собой обстоятельствах и совершенно безотносительно друг друга, а главное — будущего текста. Это одна из многочисленных граней чуда словесности: даже небиографическое произведение неожиданным образом "сшивает" твою судьбу. И эти стежки стягивают вместе мысли, которые посещали тебя в разное время. В итоге детство оказывается "пришитым" к событиям прошлой недели. Это довольно занимательно.

— Ваш герой по ходу сюжета начинает мстить тем, кто читает "плохую" литературу — детективы и бульварные романы. А вы сами как относитесь к таким книгам? Имеют ли они право на существование, или литература должна всё-таки взять на себя некую просветительскую миссию и стараться поднять уровень читателя, предлагая ему произведения высокой художественной ценности? Но возможно ли такое в принципе?

— Видите ли, поведение главного персонажа моего романа Георгия Горенова, безотносительно его сферы деятельности и конкретных принимаемых им решений, довольно типично: он сначала ищет причину неудовлетворенности, потом ищет виноватых, а затем ищет, на что бы озлобиться. Всё это Георгий находит без труда. Именно такие задачи люди, как правило, решают с фантастическим успехом.

Безусловно, считать, будто литература что-то кому-то "должна", чрезвычайно наивно, но это крайне распространенная точка зрения, во многом потому, что она активно насаждается в школе. Так или иначе, если открыть какую-нибудь энциклопедию на статье "функции литературы", то можно обнаружить довольно внушительный перечень пунктов на десять. В зависимости от источника: от терапевтической, просветительской и гедонистической до гипнотической и пропагандистской. Оспорить каждую из "возложенных" на словесность миссий нетрудно. Лично я глубоко убеждён, что единственная безусловная и универсальная функция литературы — коммуникативная. Текст — это фантастическая форма общения. Это совершенно не значит, что на свете нет книг, воздействовавших на меня терапевтически или гипнотически, которые принесли мне новые бесценные знания или доставили огромное удовольствие. Они есть, и их много. Книги вообще помогают мне жить, честно.

Но ту литературу, которую невзлюбил Горенов, я почти не читаю. Я абсолютно не порицаю её читателей, однако лично у меня нет времени на то, что мне не очень интересно. Я уже отдаю себе отчёт, что наверняка не успею прочитать массу куда более ценных и значительных книг.

— Планируете ли вы продолжать писать романы? И есть ли уже какие-то замыслы на этот счёт?

— Я вообще так работаю: накапливаю замыслы. Опять-таки, их уже сейчас существенно больше, чем я успею воплотить до конца моих дней. Более того, совершенно не факт, что я когда-нибудь возьмусь хотя бы за один из тех, что лежат в моем "столе" в данный момент. Так часто бывает: к тебе приходит идея, которая кажется ослепительно удачной. Ты думаешь, что совсем скоро начнешь её разрабатывать, а через год она просто летит в мусорное ведро.

По поводу романов я не стал бы говорить ничего определённого. Во-первых, наше время достаточно убедительно показывает, что планы строить довольно наивно. Да и вообще намечать пути в творческой сфере — дело глупое и самонадеянное. Во-вторых, у меня накопилось много "долгов" в сфере нон-фикшна и не только, потому на какое-то время придётся сфокусироваться на нехудожественных текстах и работе редактора.

— Какой из своих проектов — а их было очень много — вы считаете наиболее успешным и ценным для себя?

— Успех — это определённо не та метрика, из которой я исхожу. А что до личной ценности… Скажем так: из того, что я придумал, огромное значение и множественные последствия для меня имел Международный кинофестиваль "ArtoDocs", который проходил с 2010 по 2014 год. Очень важным стало решение читать лекции по вопросам литературы, кино и культурологии. И дело вовсе не в том, что "Антон Павлович Чехов однажды заметил, что умный любит учиться, а дурак — учить". Эта практика стала для меня каким-то совершенно новым и неизвестным прежде способом порождения текста и методом анализа. Лично мне это очень много дало. Надеюсь, слушателям тоже что-то досталось.

В плане книг, безусловно, огромное значение имел "Шёпот забытых букв", но на данный момент главным сочинением, вне всяких сомнений, стал роман "Пловец Снов". Мне кажется, для любого автора наиболее важны те произведения, в которых происходит что-то неожиданное, непредвиденное. То, что поражает самого сочинителя. Пушкин же не зря писал: "Какую штуку выкинула моя Татьяна — вышла замуж". Сам удивился! Это, я думаю, играет ключевую роль. Здесь таится максимум авторского удовольствия. Не исключено, что именно ради таких ощущений, ради того, чтобы засвидетельствовать рождение подлинной жизни на своих страницах, мы и пишем.

Есть ещё одно обстоятельство: важнейшие тексты меняют самого автора. Прочитанная книга тоже может существенно повлиять, но не до такой степени, как написанная. Вот в этом отношении, безусловно, значение романа "Пловец Снов" для меня трудно переоценить.

— Есть ли какие-то планы и проекты на будущее?

— Очень надеюсь закончить книгу об Андрее Тарковском, над которой работаю уже давно. Кроме того, скоро выйдет ещё одна книга — тоже нон-фикшн — сборник моих эссе и прочих публикаций о кино. Предварительное название — "Homo cinematographicus, modus visualis".