Тонкая разница в формулировках превращает обычное высказывание в мощный инструмент влияния

Сегодня общественное пространство превращено в гигантский механизм проверки данных. Мы сверяем каждое слово политиков, следим за социальными сетями в поисках фейков, на рабочих местах требуем решений, основанных исключительно на цифрах и отчётах. В условиях инфошума это кажется естественным — различение правды и лжи стало условием выживания институтов.

Фото: Generated by AI (DALL·E 3 by OpenAI) is licensed under Free for commercial use (OpenAI License)

Трудности восприятия речи в шуме

Но в этой борьбе за фактическую точность мы почти перестали замечать другое фундаментальное различие: разницу между тем, что является фактом, и тем, что представляет собой мнение.

"Различение факта и мнения — не абстракция, а база для политических и юридических решений", — напоминают исследователи.

И когда мы игнорируем эту грань, последствия оказываются глубже, чем кажется.

Факт против мнения: разница, которую мы недооцениваем

Факт можно проверить: он либо соответствует реальности, либо нет. Мнение же — всегда чья-то оценка, выражение личных убеждений и взглядов.

Однако современная коммуникационная среда постоянно стирает это различие. В США суды по делам о клевете — например, против Сидни Пауэлл или Такера Карлсона — были вынуждены разбираться, воспринимает ли публика заявления медиаперсон как проверяемые факты или исключительно как субъективные комментарии.

Социальные сети, в свою очередь, решают, следует ли фактчекать посты, помеченные как "мнение". Платформы, опасаясь обвинений в цензуре, колеблются, и это усложняет борьбу с дезинформацией — от политики до изменения климата.

Как мы спорим — и почему ошибки неизбежны

Если высказывание ясно маркировано как субъективная позиция, с ним можно соглашаться или не соглашаться. "Текущая администрация не защищает рабочий класс" — утверждение, допускающее разные интерпретации.

Но фраза вроде "уровень бедности в США в 2024 году составил 10,6 %" предполагает единственный правильный ответ и проверяемый источник.

И тут начинается самое интересное: наши мозги иначе реагируют на эти два типа информации. Исследования показывают, что, когда человек считает утверждение фактическим, он становится менее открытым к контраргументам. Это усиливает конфликтность и политическую поляризацию.

13 экспериментов, 7510 участников: что именно выяснили учёные

Недавнее масштабное исследование, опубликованное в Journal of Consumer Research, разрушает привычные представления о том, как мы запоминаем информацию.

В серии из 13 предварительно зарегистрированных экспериментов, проведённых совместно со Стивеном Спиллером из UCLA, учёные изучили, как тип высказывания — факт или мнение — влияет на память об источнике.

Главный вывод оказался неожиданным: "Люди одинаково хорошо запоминают содержание и фактов, и мнений, но связывают мнение с источником гораздо прочнее".

То есть, мы можем помнить факт, но забыть, кто его сказал. А вот мнение — даже если оно менее полезно — намертво привязывается к говорящему.

Почему мнение запоминается лучше?

Чтобы исключить влияние знаний, исследователи использовали медицинские утверждения о вымышленном заболевании. Одно утверждение звучало как факт, другое — как субъективное мнение врача.

Результат был однозначным: источник мнения участники запоминали гораздо чаще, чем источник факта.

Важно, что узнавание самих утверждений — способность вспомнить, что они звучали — было одинаковым. Разница касалась исключительно связи "кто сказал".

Ассоциативная память и личная информация

Память об источнике работает как система связей. Мозг связывает содержание и говорящего в единый узор. Но сила этой связи зависит от того, позволяет ли утверждение лучше понять личность источника.

Исследователи объясняют это так: "Мнения раскрывают ценности, приоритеты и мировоззрение человека — факты делают это гораздо слабее".

Пример:

Если политик говорит, что USAID*** создан в 1961 году, мы узнаём лишь о его знании истории.

Если он добавляет: "закрытие USAID*** стало моральной катастрофой", мы узнаём о его взглядах на внешнюю политику и ценностных ориентирах.

Что подтверждает нейробиология

Работы нейропсихологов показывают: при восприятии мнений активнее работают зоны мозга, отвечающие за "теорию разума" — способность моделировать чужие мысли и мотивы.

Иными словами, мнение автоматически побуждает нас создавать образ говорящего. Факт — нет. 

Это объясняет и результаты экспериментов с книжными рецензиями.

Когда участники думали, что рецензии написаны их авторами, преимущество мнений сохранялось. Когда им сказали, что текст читает случайный диктор, эффект исчез.

То есть мнение работает как "социальная информация" только тогда, когда привязано к реальной личности.

А как быть с фактами о себе?

Интересно, что факты, содержащие личную информацию, запоминаются так же хорошо, как и мнения.

"Я родился в Вирджинии" — источник такой фразы участники вспоминали без труда.

А вот нейтральный факт вроде "Стокгольм — столица Швеции" сохранялся хуже.

Это ещё раз подтверждает: дело не в объективности, а в том, сколько "человеческого" несёт утверждение.

Что это значит для экспертов, медиа и лидеров мнений

Многие специалисты убеждены: чтобы укрепить доверие, нужно "говорить только фактами". Но данные исследования показывают, что такая стратегия имеет недостаток.

"Эксперты, которые сообщают лишь сухие факты, рискуют быть забытыми как источники информации".

В эпоху дезинформации это особенно опасно. Если аудитория не помнит, кто сказал правду, а кто — ложь, борьба с фейками усложняется в разы.

Что можно сделать?

• Дополнять данные умеренными, обоснованными комментариями.
• Показывать, как эксперт интерпретирует цифры и почему они важны.
• Делиться своими выводами — не только результатами анализа.

Это не снижает научную ценность информации, но делает источник более заметным и понятным.

Факты важны. Но мнения — тоже инструмент

Факты остаются главным оружием против дезинформации. Но мнения — особенно профессионально сформулированные — играют другую, не менее важную роль: помогают связывать информацию с её автором.

И в условиях, когда доверие к источникам под постоянным давлением, эта способность становится критически важной.