Попрощались, не успев познакомиться

Прощальное турне легендарного пианиста Альфреда Бренделя. Московская станция. Легендарный 77-летний австрийский пианист дал концерт в Большом зале Московской консерватории. Объявлено, что последним публичным выступлением А. Бренделя станет его выступление 18 декабря в Вене. За несколько дней до этого в Баден-Бадене музыканту вручат премию Герберта фон Караяна за 2008 год.

Это второй приезд Альфреда Бренделя в Москву и третий – в Россию. Первый концерт в Москве, в 1988 году, прошел незамеченным. Тогда в Колонном зале Дома Союзов (Большой зал был закрыт на ремонт) Брендель исполнил три сонаты Шуберта и особенно яркого впечатления не произвел.

Да и помнят тот концерт немногие. 30 июня Брендель, в рамках того же турне, играл ту же программу в новом Концертном зале Мариинского театра в Петербурге Так что нынешнее выступление пианиста стало для многих слушателей одновременно и знакомством, и прощанием.

Для большинства россиян Брендель, конечно же, классик звукозаписи - он записал, например, все фортепианное наследие Бетховена. Но запись есть запись, а живое исполнение – куда более трепетная и впечатляющая материя, которую ничто не заменит.

30 июня этого года, уже в рамках своего прощального турнэ, Брендель второй раз приехал в нашу страну и выступил в новом Концертном зале Мариинского театра в Петербурге. Зал был неполон – и многие совершенно справедливо этому были удивлены. В Москве же сейчас был переаншлаг. И это – справедливо!

Начинался концерт исполнением фа-минорных вариаций Гайдна, которые пианист исполнял в лучшем смысле слова классично и торжественно. Хотя в то же время именно к исполнению этой пьесы можно предъявить, по сути, единственную акустическую претензию.

В верхних регистрах рояль вдруг начинал звучать излишне звонко и даже не очень красиво. Извините за приземленное сравнение, на верхах возникало ощущение острого камня в ботинке. Отнести этот эффект на счет свойств конкретного рояля трудно – ведь в других пьесах его не было. Хотя…в первом отделении изредка какая-то струна слегка дребезжала, и в антракте рояль все же подстраивали.

Поздняя и крайне редко исполняемая фа мажорная соната Моцарта (К. 533/494) показала нам поистине ювелирную и точную фортепианную технику маэстро, которая при этом не казалась самодовлеющей, но была абсолютно органичной.

Педаль, от применения которой многие современные пианисты при исполнении музыки Моцарта вообще отказываются, использовалась нередко, звук ее был удивительно легким и прозрачным. Вероятно – особый, «фирменный» стиль Бренделя.

Первое отделение завершилось 13-й сонатой Бетховена, тоже не так уж часто звучащей с концертных эстрад. Она была сыграна просто, цельно, без придыханий и ложного псевдобетховенского пафоса, обычно олицетворяющего "Sturm und Drang".

Второе отделение было целиком отдано большой последней си-бемоль-мажорной сонате Шуберта № 21, длившейся около 38 минут, которые пролетели абсолютно незаметно. Это была подлинная кульминация всей программы.

Шубертовская соната полностью захватывала, и в полной же мере ощущался подлинный масштаб Бренделя-музыканта. То и дело вносимой в трактовку этой сонаты трагедийности не было, но была глубокая, светлая печаль. А какое богатство нюансировок!.. Ни один из многочисленных шубертовских повторов, которые частенько называют "божественными длиннотами", не прозвучал одинаково.

Сколько разнообразных оттенков пиано - и ни одного излишне громкого, вульгарного, грубого форте. Сегодня этими способностями обладают лишь считанные пианисты, которых можно счесть по пальцам одной руки.

В Москве маэстро был более щедр на «бисы», чем недавно в Петербурге, где он сыграл только два экспромта Шуберта. В столице вслед за ранней Багателью Бетховена прозвучала поздняя миниатюра Листа «На Валленштадском озере», что была узнана лишь очень немногими в зале, сыгранная совершенно завораживающим звуком. И третий и четвертый «бисы» публика выхлопывала в полном восторге уже стоя.

Прозвучала проникновенная и печальная органная хоральная прелюдия Баха в обработке Бузони, которую в Москве помнят по исполнению Владимира Горовица. А завершился концерт сверхизвестным и заигранным "в хруст", как писал Мандельштам именно по отношению к Шуберту (правда, к скрипичной сонате), соль-бемоль-мажорным Экспромтом Шуберта.

Он был исполнен с такой непосредственностью и органичностью, что вся исполнительская «шелуха» с него спала, и Экспромт заиграл своими первозданными красками. Это исполнение

сверхпопулярного произведения, действительно, могли вытеснить из памяти все интерпретации, что были слышаны ранее.

Прошедший концерт снова подтвердил, что Брендель – не интерпретатор в современном понимании этого слова, стремящийся, во что бы то ни стало, удивить чем-то новым, а тонкий и вдумчивый аналитик, скрупулезно точно исполняющий написанное в нотах, вплоть до мелких динамических вилочек и ритмических точек. Австрийский музыкант служит музыке, а не она - его амбициям и самовыражению.

Исполнительская позиция А. Бренделя, который на сцене не суетен и величественен – и это очень важно - сформулирована в одном из его высказываний: «Я несу ответственность перед композитором, а особенно перед произведением». Именно перед произведением, потому как сочинение гения подчас оказывается умнее, лучше и глубже своего создателя.

С уходом с концертной эстрады Альфреда Бренделя уходит, и, похоже, безвозвратно, замечательная эпоха. Со сцены исчезают л и ч н ос т и, на смену которым приходят эдакие бодрые музыкальные "пионеры" и школьники-отличники, играющие виртуозно, чисто, быстро, громко, но… увы, попросту бессмысленно.

Они демонстрируют на модельном подиуме пышные одежки, скроенные по одним и тем же лекалам внешнего успеха. А исполнительская школа, как музыкальный институт и индивидуальность умирает.

Спешите слушать последних из могикан!

Читайте еще в разделе "Культура".