В лечении онкологии в последнее время идет стремительный прогресс. Появились новые средства и методы лечения. Зачем нужны клинические исследования? Всегда ли они будут необходимы? Или все-таки возможно уже принимать нормальные проверенные современные лекарства, а не экспериментировать? Всегда. Ведь именно благодаря им медицина и развивается.
Как это происходит, главному редактору "Правды.Ру" Инне Новиковой рассказал заведующий химиотерапевтическим отделением Московской городской онкологической больницы №62 Даниил Строяковский.
Читайте начало интервью:
Можно ли предупредить онкологические заболевания
Химиотерапевт: стремительно молодеющее заболевание можно предотвратить
Рак атакует активней, но и оборона крепчает
Рак: страшное слово для множества излечимых болезней
Может ли онкологическая реабилитация привести к новым болезням?
— Даниил Львович, клинические исследования всегда будут необходимы? Или все-таки возможно уже принимать нормальные проверенные современные лекарства, а не экспериментировать?
— Это вообще, в принципе, невозможно. Ведь медицина не стоит на месте. Она должна развиваться, должны появляться новые методики, новые лекарства. Сегодня ищут все новые и новые ниши, где может быть движение и рост в плане онкологии. Без клинических исследований ничего не может произойти. Не может быть зарегистрирован ни один препарат или метод, если не было клинического исследования или схемы лечения.
Поэтому всегда именно клиническое исследование является дорогой к последующему уже стандартному лечению. И участие в клиническом исследовании в большинстве своем — это благо и для пациента, и для медицины в целом. Их надо обязательно стимулировать.
Все клинические исследования, которые проводятся на территории нашей страны, обязательно проходят экспертизу минздрава и этический комитет минздрава. И только после этого они допускаются к участию на территории Российской Федерации. Если это зарубежные разработки, то до России они проходят все то же самое на территории тех стран, где тоже эти исследования проводились.
Везде существует унифицированный механизм. Те, кто придумал лекарства, подают данные об этом клиническом исследовании в специальные регуляторные органы, которые рассматривают каждое исследование просто под микроскопом, чтобы оно не нанесло вреда пациентам.
И только после этого результаты исследований в виде лекарственных средств и методов начинают уже выходить и набирать пациентов, предлагаться пациентам с той или иной формой болезни. В большинстве случаев участие в клинических исследованиях — возможность получить новые современные препараты, которые еще не вышли на рынок, или новые схемы, еще не утвержденные официально.
— А какое сейчас уже можно получить в Москве новое, но уже проверенное и доказанное эффективное лечение от онкологических заболеваний?
— Допустим, есть HER2 — позитивный рак молочной железы. Раньше была только химиотерапия. В 90-е годы именно для этой группы больных был создан препарат "Трастузумаб". Это в Америке все происходило. Начались клинические исследования и установили, что "Трастузумаб" повышает эффективность химиотерапии примерно в два раза. Это потрясающий был шаг вперед.
Женщины с метастазами HER2 позитивного рака молочной железы в 90-е годы жили в среднем меньше двух лет. Когда появился "Трастузумаб", то их средняя продолжительность жизни практически удвоилась. Потом появился и добавился новый препарат "Пертузумаб". В комбинации с "Трастузумабом" — это так называемая двойная блокада, плюс химиотерапия.
И благодаря клиническим исследованиям удалось доказать, что средняя продолжительность жизни пациенток, которые получают двойную блокаду по сравнению с одним препаратом "Трастузумаб" увеличилась в среднем еще на почти 16 месяцев. То есть средняя продолжительность жизни перевалила за пять лет.
Опять-таки благодаря клиническому исследованию (стандарт-то был уже, мы его уже лечили) в конце нулевых годов — начале десятых удалось доказать, что есть новый стандарт, еще более эффективный. В результате мы получили новый стандарт и новые возможности. Появились новые лекарства и более эффективное лечение.
Но жизнь-то не стоит на месте, завтра появится еще что-то новое. Возможно, это еще улучшит ситуацию, и женщины с этой проблемой будут жить еще дольше. Это просто как пример. Существуют десятки других примеров для других форм опухолей. Для рака легкого есть иммунотерапия и т. д. и т. п.
Вот когда еще не было иммунотерапии, допустим, для меланомы, то при таргетной терапии пациенты с метастазами меланомы жили всего в среднем восемь-девять месяцев — жуткие цифры. Сейчас благодаря иммунотерапии и таргетной терапии средняя продолжительность жизни пациентов приблизилась к трем годам.
Восемь месяцев и три года — разница большая, но это не главное. При этом методе 30 процентов имеют шанс полностью выздороветь. Как можно было получить такие результаты и такие возможности, если не проводить клинические исследования, если не испытывать эти препараты? Да никак.
Еще восемь лет назад, в 2010 году, у нас не было ничего, а сегодня уже куча потрясающе эффективных лекарств и методов. И все это благодаря клиническим исследованиям в этой области, которые показали эффективность этих подходов. Поэтому без них совершенно невозможно. Если мы хотим остановиться, сказать, все, этих мы вылечиваем, а эти пусть доживут, как хотят, и помирают, ну тогда — да. Я не думаю, что с этим кто-то будет согласен.
Читайте продолжение интервью:
Медицина не ресторан, а жизнь и смерть
Беседовала Инна Новикова
К публикации подготовил Юрий Кондратьев
Смотрите видео интервью целиком: Рак. Можно ли избежать смертного приговора?