Франция: социализм веселья при Олланде

Социализм без рабочих и революции — такова Франция, в которой пришел к власти Франсуа Олланд, избранник молодящихся стариков и любителей всех возможных свобод. Парадоксально, но левые Франции куда более американизированы, чем правые консерваторы. Команда, занявшая ведущие позиции, довершит разрушение экономики и политики страны, начатое в 1968-м.

Фото:

Франсуа Олланд своим избранием обязан Доминику Стросс-Кану, который был сильнее в той же сфере деятельности, а именно — в увеселительном социализме, и приводил в восторг любителей дамского пола в Twitter. В постполитическом и постчеловеческом обществе никчемных людей можно будет распознать мрачные, но справедливые предсказания Ницше о "последнем человеке" или слова Токвиля о "мелких и гнусных удовольствиях, которыми человек демократический наполняет свою душу".

Олланд перенимает маршальский социологический жезл Миттерана или Лионеля Жоспена, который видел, как в Париже появлялись самокаты для 60-летних стариков или для престарелых девушек, выряженных, как подростки из пригорода. Именно этот напичканный деньгами, разъединенный и лишенный тормозов электорат гарантировал эволюцию рыночного и увеселительного социализма, ставшего весьма ощутимым уже в 1980-е годы.

Читайте также: Стойкий холостой солдат Олланд

С тех пор, как левые больше не требуют ни социализма, ни революции, ни рабочих и всего остального, они в большей или меньшей степени сравняли свои позиции с американскими левыми вроде Билла Клинтона. Они любят игрушки, наркотики, культуру свободного поведения, гомосексуализм, глобализацию, пестроту населения, старых детей, конец наций и их замещение сетями, ложами, "узлами" — всем, чем угодно. Французские правые — о националистах я даже не буду тут упоминать — в сущности своей были представителями правой провинциальной буржуазии (UDF) или правыми с национальными убеждениями (UDR). Итак, они, несмотря на их внешний облик, были менее американизированы, чем левые промарксистские социалисты, которые пели хвалу всем возможным Вудстокам, рэперам, рокерам и бродягам во вселенной. Настоящий планетарный капитализм нашел в этой точке превосходный контакт с левыми, чтобы навязать трансформацию как Франции, так и всего континента. Все большие города мира теряют и свою душу, и свое население. Больше никто не обладает чувством детерминизма — в высших кругах должны поздравить себя с этим фактом. Есть бедные, есть богатые, и всюду — одна и та же пустота.

Изменения произошли уже в мае 1968-го с ростом массового антикоммунизма, критикой рабочего класса (превратившейся практически повсюду в популизм), культом cool — расслабленной крутизны и сексуальной революции, преподаванием авангардистских культур, включая самые шокирующие и мерзкие. Так свершился очередной симбиоз между планетарным капитализмом и культурой — чтобы привести в шок наших буржуа. Таким же точно образом контркультура сопровождала экономическую контрреволюцию. Она была задумана и профинансирована именно с этой целью: лучше концерт, чем манифестация. Этот феномен успел поразить таких авторов, как Эллюль, Дебор и Онимюс.

В начале 80-х Жиль Липовецки опубликовал свою "Эру пустоты", которая прекрасно увязывалась с новым человечеством кутил и гуляк (эпоха известной во Франции дискотеки Les Bains-Douches - "Баня-Душ", которую можно увидеть в фильме "Мужчины предпочитают толстушек"), с человечеством "бобо" — богемных буржуа, любителей роликов, одноногих лыжников, курителей "травки" и трижды женатых карточных игроков. Именно это Липовецки и назвал эрой пустоты. Другие же называли это постмодернизмом. Вульгарный индивидуум-потребитель, обтатуированный со всех сторон, скорее мог узнать себя в 40 левых миттерановских разбойниках (или насильниках!), чем в ценностях правого блока. Свои вечера он проводил, смеясь над всем на Canal+. Он действительно был "где-то нигде". Потому что современный француз думает лишь о том, чтобы поразвлечься…

Даже если, говоря политически, они не были у власти, оставляя правым заботы по организации собственного бесчестия и предательству довольных своим бытием избирателей (это веселая праздность правого избирателя — такой уж он по своей сути), однако, тем не менее, французские левые социалисты блестяще сопроводили вырождение ценностей, вырождение чувства национальной принадлежности, исчезновение семьи и уважения к ценностям предков — и все, чтобы говорить как "старые дураки" и "твердолобые", раскритикованные в мае 1968-го…

Но обратное развитие ценностей (или то, что сегодня мы называем современной культурой) зиждется также и на угрозе; современная культура — это Леди Гага. Потому что, выступая за либертаризм, левые запрещают запрещать. Они сыплют анафемами, которые дьяволизируют культурного противника (если таковой еще остается) и воют о толерантности к врагам толерантности. И тут левые снова остаются в полном согласии с космополитическим и делокализированным капитализмом. И для этого последнего в конце концов имеет значение лишь кредитная карточка. "Мне плевать на белых, — говорил один из героев сериала "Полиция Майами", — лишь бы только купюры были зеленые".

Можно сказать, что даже экономически левые споспешествовали постфранцузскому миражу. Мало-помалу Франция перестала быть страной предпринимательства, промышленности и сельского хозяйства, чтобы превратиться в страну услуг. Это означает эпоху без профсоюзов, когда все приводится в движение с помощью нелегальной иммиграции и информационных сетей. Это означает также эпоху изворотливости и неуважения к правилам и контрактам. Короче говоря — полную анархию. Рост цен на недвижимость, затронувший все виды жилья, даже самого обветшалого (тут тоже все началось с Америки с ее лофтами и доками) благотворно повлиял на развитие смертоносного капитализма и искусственного обогащения, при котором дороговизну на все называют высоким уровнем жизни. Все остальное появилось с приходом во власть социальных служб, с ростом чрезмерных и скандально необоснованных цен на медицинские услуги, образование или безопасность. Превратившись в партию кадровиков и людей свободных, иногда — анархических профессий, а также журналистов, ищущих сплетен, и иммигрантского лобби, Социалистическая партия мало рассчитывает на то, чтобы вернуться к рабочему классу — не более, чем демократы или британская New Labour.

Читайте также: Европу погубит поколение инфантилов

Однако же, я назвал конец социализма "увеселительным". Возможно, я пытаюсь хоть раз побыть оптимистом? Но это неважно: ведь Франция довольно низко пала после мая 68-го. Она может упасть еще ниже — у упадка никогда не бывает пределов, перечитайте Петрония. Однако команда, что заняла руководящие позиции — психологически ригидна и не очень компетентна. Она завершает разрушение страны, ее культуры, дипломатии, экономической конкурентоспособности. Свои анархические реформы она навязывает через принуждения и оскорбления (а тут и Церковь, как всегда, чтобы попасть под удар). И она появляется как раз в преддверии финансовой и монетарной катастрофы, не имеющей себе равных в истории. В дипломатическом плане Франция выставляет себя на посмешище и выглядит позорно в сирийском вопросе, следуя шутовским анализам вечного Бернара-Анри Леви и играя в отставшего от жизни лидера "свободного мира" или в поставщика оружия для Катара.

Социализм увеселений имеет свои пределы — особенно в конце ночи, когда он истощает все средства для наслаждений и нигилизма, которые являются его движущей силой.

Франции бы снова генерала де Голля!

Читайте самое интересное в рубрике "Мир"