Хуситы в Йемене повторяют опыт ХАМАСа, заставляя мир задуматься о судьбах заложников и разрушая гуманитарные миссии ООН. Кто возьмёт на себя ответственность?
В начале октября ООН объявила: хуситы в Йемене в очередной раз задержали ещё девять сотрудников организации, в итоге число задержанных сотрудников ООН достигло 53 человек. Генсек ООН Гутерриш, естественно, выразил, как и всегда, "решительное осуждение" не только продолжающихся задержаний персонала, но и незаконного захвата помещений и имущества ООН хуситами.
В ответ хуситы — по классике подражания репертуару ХАМАСа — торжественно объявили, что на самом деле они воюют не с ООН, не с гуманитарной миссией, а с "террористами и шпионами", которые якобы прячутся под дипломатическими мандатами. Конечно, говорят они, "мы сердечно уважаем Конвенцию 1946 года о привилегиях и иммунитетах ООН", но, вежливо подмигнув, поясняют: иммунитеты не распространяются на "шпионскую деятельность". А то, что эти самые сотрудники ООН привозят еду, лекарства и спасают детей, — так это мелочи, детали. Главное — идея и борьба, а люди… люди, как известно, всегда были вторичны по отношению к великой миссии.
И вот, что надо особо отметить, это не "ошибка на местах", а системная практика, которая превращает гуманитарные миссии в разменную монету и подрывает возможность доставлять помощь людям, которые в этом нуждаются.
Эта модель — захваты ради политического выигрыша — у ХАМАСа не новая, она оттачивалась годами и кульминировала в кровавой операции 7 октября 2023 года, которую движение позиционировало как решающую попытку переломить ситуацию единовременным масштабным актом насилия и массовыми захватами людей. В тот день боевики унесли жизни сотен израильтян и вывезли в Газу сотни заложников; для ХАМАСа это была ставка на быстрый и драматический сдвиг в переговорной позиции.
Логика была примитивна и цинична: если мир и Израиль будут вести переговоры бесконечно — рано или поздно цена за возвращение людей будет слишком высокой и результат будет записан как политическая победа радикалов. На практике Израиль вместо капитуляции начал полномасштабную войну, но война тоже породила обмены. В ходе боевых действий и временных перемирий шли большие обмены — десятки освобождённых заложников в обмен на сотни палестинских заключённых. Так обмены вернулись в центр политической экономии конфликта.
И здесь ХАМАСу подыграли многие западные политики. Вот ключевой и отравляющий поворот: переговоры, которые должны были решать будущее сектора Газа, его восстановление, систему управления, экономику и жизнь людей, превратились главным образом в хождение вокруг обменов. Большая часть дипломатических усилий и международных разговоров была сосредоточена не на устройстве будущего, а на том, кто и на каких условиях вернёт людей. Обмен заложников стал основной темой; всё остальное — отложенные "нюансы". Это создало мощный прецедент: похищения дают власть в переговорах, и роль гуманитарных и международных институций сводится к рулетке обменов, а не к защите населения.
Именно этот прецедент и стал уроком для групп вроде хуситов: те, кого годами бомбили и с кем "не считались", увидели — если хотите быть замеченными и получить рычаги на мировой сцене, хватит громких акций и заложников. Начали с тех, кто под рукой, — с работников международных организаций. Теперь вопрос не только в тактике, но в том, кто официально поднимет голос и как ответит генеральный секретарь ООН — будут ли привычные слова о правах и дипломатии или прозвучит чёткое требование ответственности и защиты гуманитарного персонала, а не общие формулы о праве на государственность (AP News+1).
Но пока плата — простая и циничная: пострадавшие — это не политики, а люди. ООН вынуждена уводить офисы из Саны в Аден, гуманитарные программы свёртываются, дети и больные лишаются помощи; радикалы получают маркетинговые кейсы, а внешняя политика крупных стран получает "правовой фон" для деклараций, которые на деле поощряют насилие.
Волна признаний Палестины ведущими западными демократиями: Францией, Великобританией, Канадой и рядом других стран, — была в массе своей декларативным актом. Эти жесты не сопровождались ни дорожными картами по безопасности, ни планами по восстановлению и управлению сектором Газа, ни реальными механизмами, которые бы снижали привлекательность насилия. Самое интересное (и это следует подчеркнуть дважды) никто всерьёз не думал о будущем Палестины. Никто. Эти решения принимались ради внутренней политики: заигрывание с электоратом, демонстрация "активности" в Евросоюзе, показная лояльность для арабского мира и нефтяных магнатов Персидского залива. Всё это не забота о людях, а попытки решить собственные политические задачи. И повторю ещё раз: вопрос о будущем Палестины был отложен в пользу внутренней конъюнктуры у принимающих решения.
Не будем цитировать дипломатический эвфемизм. Назовем конкретные имена и роли, которые стали частью общей картины.
Эти люди и их политики не выращивали хуситов лично, но они создали геополитические и информационные условия, при которых использование тактики заложников становится рациональным выбором для вооружённых групп.
Параллельно обмены заложников превратились в экономику конфликта. План Трампа и его окружение вывели массовые обмены на уровень политической формулы: десятки заложников в обмен на сотни и тысячи заключённых стали легитимным инструментом переговоров. В результате переговоры, которые должны были посвящаться реконструкции, институциональному устройству и жизни людей в Газе, сосредоточились главным образом на "кто за кого". Обмен заложников стал центральной темой; всё остальное — детали, отложенные на потом. Это породило прецедент: похищение людей стало действенным способом получить внимание и уступки. И, повторяю, в этой логике будущее Палестины интересовало куда меньше, чем политические дивиденды для внешних акторов.
Итог прост и жесток: государства, стремясь заручиться внутриполитической поддержкой и международным пиаром, создали условия, в которых радикальные группы получают готовую инструкцию: берите заложников, торгуйтесь, добьётесь уступок. Решая собственные проблемы, они создают проблемы других. Это самое печальное в этой истории: международные жесты и внутренняя политическая коммерция обернулись для цивилизации тем, что лишает перспектив самих тех, ради кого якобы всё это делается.
Израиль давно применяет жёсткую политику в отношении террористов, близкую по духу к тому, что демонстрировал Владимир Путин (его знаменитая фраза конца 1999 года: "Если найдём их в сортире — будем мочить в сортире"). Путинскую жёсткость многие в мире обсуждали как модель "нулевой терпимости" к террору. Израиль, в свою очередь, традиционно отвечает на теракты беспощадно — и эта жестокость дала политическому и военному аппарату страны инструменты, которые приводят и к переговорам об окончании войны, и, возможно, спорным, но к соглашениям (переговоры с "Хезболлой" в прошлом, нынешние торги с ХАМАСом).
При этом на Ближнем Востоке борьба с террором, как правило, идёт путинским методом. И хотя каждая страна решает по-своему: Индия, Китай, Пакистан, Ирак, Иран, Сирия — у всех свой "жёсткий курс" на террор. Многие из них решают такие вопросы на месте, даже не доводя террористов до "сортира". Но когда те же вопросы выходят на международную арену — начинается демагогия: "права человека", "геноцид", "легитимность" — всё это часто служит внутренним интересам крупной политики. Итог — те же уступки и признания, которые назначают доктрину для радикалов и при этом ухудшают положение тех, кто уже находится на линии огня, в том числе, Израиля.
Жёстко и чисто: мир давал сигналы — и теперь получает их последствия. Пока внешняя политика меряется символами, а не механизмами, пока обмены и признания не сопровождаются суровыми, честными условиями безопасности и правосудия — "дурные примеры" будут распространяться дальше. И платить за это будут не политики в Париже или Лондоне, а живые люди — гуманитарные работники, заложники и жители театров войны. И не только в Израиле, но и в большинстве стран мира, где местные террористы получили с благословления ЕС и её политиканов план действий на перспективу.