Донбасс и Сирия. Итоги для России

Взаимоотношения России с Украиной и Сирией, как правило, оцениваются неоднозначно. Часто можно слышать, что "тут недожали", "там пережали", надо было не так, по-другому было бы лучше... Но если во внутренних делах россияне, как правило, разбираются, то во внешней политике высказывающие подобные оценки обычно грешат недостаточной информированностью.

Фото: Фото: архив Pravda. Ru

В среде молодых военных переводчиков гуляла поучительная байка. Когда в 1920-е годы военной разведке Рабоче-крестьянской Красной армии удалось получить текст секретного полевого устава японской Императорской армии — молодые офицеры-разведчики смеялись, дойдя до пункта в переводе этого устава, который гласил, что каждый начальник по должности всегда умнее подчиненного. Естественно, это вызывало смех у молодых офицеров. Однако на самом деле это, конечно, классическая ошибка переводчика, потому что японский устав имел в виду, что каждый военачальник по должности всегда информированнее подчиненного.

Эту историю полезно помнить, когда мы начинаем разбираться в российской внешней политике. Опираться мы должны на два базовых принципа:

— внешняя политика, дипломатия (да и политика вообще) — это всегда искусство возможного;

президент России — это самый информированный человек в стране.

И это очень важно понимать, потому что ту совокупность самых разнообразных данных, результирующую действий самых разнообразных политических сил, направленных в самые разнообразные стороны, о которых мы нередко даже не имеем представления, необходимо учитывать при принятии внешнеполитических решений.

Когда мы говорим о начавшемся сокращении российской группировки воздушно-космических сил в Сирии, очень важно понимать, что война в Сирии Россией выиграна — поставленные стратегические цели и задачи реализованы. Роль российской группировки в военной составляющей сирийского конфликта обычно преувеличивают. На самом деле там было всего около 30 боевых самолетов с группой поддержки около тысячи человек. То есть это не то количество, которое могло бы кардинально переломить исход войны. И уж точно это противоречит российской военной доктрине, да и военной науке вообще, предполагающей не распыление сил, а, напротив, их концентрацию, когда требуется на решающем направлении сосредоточение колоссального превосходства в силах и средствах над противником.

В Сирии ничего этого не было, потому что не было таких задач. Было две главные задачи, и обе носили обеспечивающий характер. Первая обеспечивающая стратегическая задача — недопущение удара сил блока НАТО по Сирии, как они это сделали в Ливии, Ираке, Югославии и многих других странах.

Нынешнее поколение руководителей и хозяев жизни стран НАТО распробовали вкус крови, и, что самое ужасное, он им понравился. Они готовы применять вооруженное насилие в международных отношениях где попало. И поэтому важнейшей задачей России было не допустить агрессии НАТО в Сирии. Первый же случай, когда удалось остановить их агрессивность, послужит прецедентом. Теперь НАТО будет вынуждено более сбалансированно планировать вооруженное насилие за пределами своих стран.

Второй задачей было обеспечить внешние условия для правительства Башара Асада в целях начала национального диалога и процесса мирного урегулирования в стране. Позиция России всегда состояла в том, что мы поддерживаем не лично президента Башара Асада, а того человека, которого избрал или изберет сирийский народ. Другое дело, что за шесть лет войны мятежникам так и не удалось выдвинуть ни одну кандидатуру, сопоставимую по популярности с действующим лидером. И даже в ЦРУ признают, что на любых выборах Башар Асад победит хотя бы потому, что нет кандидата, способного его побить на честных выборах.

И эта вторая наша стратегическая задача: обеспечение внешних и, в определенной мере, внутренних условий для начала мирного процесса — тоже выполнена.

Нас так часто называют диктатурой, тиранией и автократией, что мы порою сами начинаем в это верить, хотя это, конечно, не так. Президент наш вовсе не самодур, который просыпается с утра, надевает тапочки и думает: а в какой бы еще очередной стране развязать вооруженный конфликт. И полномочия президента, в том числе и в области внешней политики, ограничены положениями Конституции, которые действующий глава государства тщательно и скрупулезно исполняет.

Верховный главнокомандующий вовсе не свободен в принятии решения о вводе или выводе войск, о сокращении или увеличении группировки за рубежом. Он ограничен, в том числе, и полномочиями Совета Федерации, а среди сенаторов у нас вовсе нет единодушия. В российской внешней политике борются как минимум две тенденции: первая ориентирована на сопротивление агрессивности стран НАТО, а вторая — тенденция умиротворения, опирающаяся на идею, что плохой мир лучше доброй ссоры.

Обе тенденции представлены среди сенаторов, и президент обязан отчитываться перед ними и вообще строить внешнюю политику России исходя из наличия таких альтернативных тенденций. Это, в частности, касалось и Украины, когда многие считали, что Россия в военном отношении могла свергнуть режим киевских путчистов, пришедших к власти в результате военного переворота и убивших украинскую демократию, но не стала этого делать.

На самом деле, ситуация не так проста, потому что сразу должен ставиться вопрос: а что потом. Захватив Киев, получить гражданскую войну на Украине — это не тот вариант, который приемлем для России. Нам нужно было остановить фашизм на большой Украине, это в определенной степени сделано. Уже нет оголтелой человеконенавистнической риторики, вроде "мы перевешаем всех русскоговорящих на гиляках". Уже нет той совершенно чудовищной "открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала", когда путчисты, ничего не стесняясь, ставили губернаторами олигархов. Путин ведь учился тому, что такое фашизм, по нашим общим учебникам.

Сейчас украинцы от этого немного отошли, да и русский язык уже не преследуется так, как он преследовался раньше. Первые лица в Киеве часто выступают по-русски, хотя вакханалия вооруженного насилия на Украине, конечно, продолжается. Но, как мы отмечали выше, понимать ситуацию на Украине нужно исходя из тех принципов, что политика — это искусство возможного и что президент — самый информированный человек. В большой политике всегда нужно рассчитывать последствия, а не действовать под влиянием импульса.