Мьянма: ислам и буддизм делят страну

Самая молодая и, как принято считать, пассионарная мировая религия, ислам, активно вторгается на территории других конфессий. Речь не только о Европе или США, объектом экспансии стала и Азия с ее мощными религиозными общинами. Пример тому — Мьянма (бывшая Бирма). Анализ событий, происходящих в этой маленькой, до недавнего времени закрытой стране, для "Правды.Ру" делает кандидат экономических наук, эксперт по странам Восточной Азии Петр Козьма.

— Мьянма — буддистская страна. Тем не менее, сейчас уже всему миру известно, что в ней живут и мусульмане. Кто они по своему этническому происхождению, и сколько их?

— Переписи населения в Мьянме не было уже три десятилетия, а некоторые регионы страны фактически живут своей жизнью и неподконтрольны центральной власти. Поэтому точных цифр вам не скажет никто. Считается, что в Мьянме проживает около 60 миллионов человек, по числу населения она стоит в начале третьей десятки стран мира. Мусульман по официанным данным примерно 4 процента. Тем не менее, глядя на улицы мьянманских городов, рискну сказать, что среди городского населения их значительно больше.

Мусульмане Мьянмы — это в основном потомки переселенцев из современных Индии и отчасти — Бангладеш. Кроме того, достаточно высок процент мусульман среди этнических китайцев (особенно на северо-востоке страны). Плюс к этому — довольно много принявших ислам бирманцев (часто это результат смешанных браков). Ну и наконец, определенный процент среди мусульман составляют выходцы из других стран региона с преимущественнно мусульманским населением, например, Индонезии и Малайзии.

— Как относятся мьянманцы-буддисты к мусульманам?

— В Мьянме любят повторять, что их страна — пример веротерпимости и мирного сосуществования разных религий. В качестве иллюстрации гостям страны показывают центральную площадь Янгона — возле пагоды Суле. Считается, что этой пагоде — две с половиной тысячи лет, и это одна из наиболее почитаемых буддистских святынь Мьянмы. Рядом с ней, через узкую дорогу, стоит мечеть, а через площадь — баптистская церковь.

Никто не мешает муэдзину через громкоговорители несколько раз в день призывать народ к молитве. Точно так же никто не запрещает мусульманам Мьянмы одеваться в соответствии с их религиозными представлениями — и по внешнему виду они отличаются от представителей другой веры в Мьянме. Традиционная одежда мьянманского мусульманина — это длинная белая рубашка, белая шапочка на голову, а снизу — традиционная мьянманская мужская юбка, чаще всего разных оттенков голубого цвета.

В Янгоне действует много мечетей; мусульмане Мьянмы довольно масштабно отмечают свои религиозные праздники. На стенах мусульманских кафе и магазинов, а также над дверями домов, где живут мусульмане, висят исполненные золотыми буквами цитаты из Корана.

Сегодня без мусульман нельзя представить жизнь современного мьянманского города. На них держится весь ремонт техники и коммунального хозяйства Янгона. Именно мусульмане в прошлые годы умудрялись держать "на ходу" дряхлые янгонские легковушки и грузовики, изготавливая кустарным способом для них запчасти, которые давно уже за границей никто не производит. Мусульманский бизнес достаточно активен в строительстве и торговле.

То есть, на бытовом уровне никаких ограничений нет. Ограничения начинаются если мусульманин, например, пойдет служить в армию — выше майора он вряд ли поднимется. То же самое можно сказать о госслужбе. Но абсолютное большинство мусульман с этими проблемами в своей жизни никогда не сталкиваются.

— Если все так хорошо и мирно — почему же тогда возникают конфликты?

— Когда люди живут вместе — всегда найдется что-то, что они могут не поделить. Поэтому на бытовом уровне причин для конфликта может быть предостаточно. А если возникает обычный бытовой конфликт между буддистом и мусульманином — то ясно, что сбегаются друзья с обеих сторон. У буддиста они, естественно, в основном буддисты, у мусульманина — мусульмане. Вот вам и готовый межрелигиозный конфликт.

Поэтому вопрос нужно поставить по-другому — почему бытовые конфликты в современной Мьянме все чаще и чаще переходят в межрелигиозные. Этому, на мой взгляд, есть несколько причин.

Причина первая — в массовом сознании бирманцев мусульмане хоть и друзья, но все-таки "понаехавшие". Этому взгляду на вещи способствовала государственная политика — сразу после обретения независимости пост премьера занял набожный буддист У Ну, а потом ему на смену в результате переворота пришел генерал Не Вин, провозгласивший курс на построение "буддистского социализма".

Бирманцы-буддисты искренне считают, что Мьянма — их страна золотых пагод, и мусульмане здесь все-таки гости. Этот национализм — пассивный, не агрессивный и не направлен на внешнюю экспансию. И уж тем более буддист никогда не станет указывать мусульманину, что ему есть и пить, и какую одежду носить — как это происходит во многих мусульманских странах. То есть, бирманский национализм в какие-то дискриминационные действия в повседневной жизни не выливается, но исподволь в массовом сознании все-таки присутствует.

Причина вторая — исламский прозелитизм. На деньги спонсоров из богатых нефтедобывающих стран в Мьянме действует масса некоммерческих организаций и фондов, оказывающих всесторонюю поддержку мусульманской умме. Как результат этого — переход буддистов в мусульманство.

Буддизм — достаточно своеобразная религия, Будда в ней не бог, а просветленный Учитель, поэтому место верховного бога в ней по сути вакантно. Многие буддисты, переходя в мусульманство, искренне считают, что они ничего не меняют в своих религиозных верованиях, просто в дополнение к Будде в качестве объектов для поклонения достаточно гармонично добавляются Аллах и пророк Мухаммед.

Причины же перехода в ислам достаточно прагматичные — мусульманское сообщество активно помогает своим членам. Если мусульманин хочет начать свое дело — при определенных обстоятельствах он может рассчитывать на стартовый капитал и на поддержку единоверцев. Дети мусульман имеют шанс получить образование за границей (опять же на деньги разных исламских фондов).

Бирманцы уверены, что если мусульманин найдет себе жену-буддистку и обратит ее в ислам, то мусульманская община тут же заплатит ему какие-то деньги. То есть, выбирая ислам, буддисты выбирают более широкие возможности и будущее для своих детей. Кстати, если выбравшие ислам родители очень часто продолжают жить как буддисты, то вернувшиеся из стран Ближнего Востока после получения диплома их дети уже смотрят на мир совсем другими глазами.

Естественно, далеко не все буддисты относятся с пониманием к таким поступкам своих бывших единоверцев. Отсюда — и некоторая напряженность между прозелитами и буддистами, и широко распространенное у большой части буддистов мнение об исламе как о религии, агрессивно наступающей на священную буддистскую территорию.

Третья проблема — мировоззренческая. Я уже сказал, что мьянманские мусульмане — предприимчивые люди. Если вы пройдетесь по улице любого мьянманского города, то увидите целые кварталы мусульманских магазинов и лавочек. Число мусульманских торговых точек по сравнению с буддистскими довольно велико — гораздо больше, чем процент мусульман в населении страны. А сфера торговли — самая конфликтогенная среда в человеческих отношениях.

Буддисты, декларирующие честность в бизнесе (хотя и не всегда сами следующие этому принципу), склонны обвинять мусульманских торговцев в жуликоватости и нечестности — прежде всего, по отношению к людям другой веры. Сколько в этих суждениях правды — я сказать не берусь, учитывая, что, согласно виктимологии, порой жертва виновата в том, что с ней случилось, не меньше чем тот, кто сделал ее этой жертвой. Но в итоге более активные и предприимчивые мусульмане — как правило, еще и богаче соседей-буддистов. А это — уже повод отнюдь не для межрелигиозных конфликтов, а для возникновения этакой классовой неприязни.

Вот эти три фактора активно присутствуют в межконфессиональной жизни Мьянмы. В нормальной, спокойной обстановке они не мешают людям мирно жить, дружить и общаться. Но иногда достаточно внешнего толчка — например, в виде обострения проблемы рохинджа — для того, чтобы они пришли в движение.

— Давайте поговорим про рохинджа поподробнее. Что это за проблема, и как она возникла?

— Рохинджа — это самоназвание этнических бенгальцев, живущеих в основном на севере мьянманского штата Ракхайн, на границе с Бангладеш. Само название "рохинджа" появилось всего полвека назад и, видимо, произошло от названия территории — мьянманского штата Ракхайн. Как раз по этой причине слово "рохинджа" неприемлемо для мьянманских властей — фактически оно указывает на то, что этот народ — коренные жители штата.

По внешнему виду, по языку, по культуре и по религии рохинджа резко отличаются от ракхайнцев и бирманцев. То есть, если любого неподготовленного жителя России, для которого все азиаты на одно лицо, попросить отличить ракхайнцевот рохинджа — он это сделает без труда. Зато по этим же признакам рохинджа абсолютно ничем не отличаются от представителей ветви бенгальцев, живущих на юго-востоке Бангладеш в области Читтагонг. Мьянманские власти на этом основании утверждают, что рохинджа как особого этноса не существует, а есть этнические читтагонгские бенгальцы, нелегально живущие на территории Мьянмы.

— Они имеют на это основания?

— Большая доля истины в этом безусловно есть, поскольку очень высокий процент рохинджа составляют именно бывшие жители Бангладеш, относительно недавно перешедшие границу и поселившиеся на территорию Мьянмы, а также их потомки в первом поколении. Сколько — вряд ли кто-то вам скажет точно, но, судя по всему, масаштабы миграции из Бангладеш в Бирму в предыдущие десятилетия были весьма значительными. Нужно сказать, что граница между двумя странами лежит в гористой местности и вообще — довольно "дырявая". Бангладеш — небольшая страна, но число ее жителей сегодня превышает население России. Многие бенгальцы перебирались в Мьянму, спасаясь от безработицы и нищеты. Больше того, в индийских газетах я читал, что еще в 1970-е годы правящие круги Бангладеш негласно поощряли такое переселение и даже снабжали переселенцев оружием.

Тогдашние власти Бирмы достаточно поздно увидели назревающую проблему и решать ее начали силовыми методами. Сначала они дважды пытались с помощью вооруженных сил вытеснить бенгальцев обратно в Бангладеш. А затем — просто закрыли их в резервациях, ограничив передвижение по стране. Сделать это было нетрудно, потому что рохинджа в основной своей массе не являются гражданами Мьянмы.

— Какова численность рохинджа, и все ли они являются негражданами?

— По оценкам неправительственных организаций, численность рохинджа — порядка 800 тысяч человек. В это число входят люди, живущие в Мьянме (примерно 500 тысяч), а также перешедшие границу обратно в Бангладеш, либо расселившиеся по миру (например, много рохинджа живет в южных провинциях Таиланда). Сколько из них — нелегальные мигранты из Бангладеш и их дети, а сколько — "коренные" бенгальцы, много поколений жившие на территории мьянманского штата Ракхайн, сейчас не скажет никто.

Гражданство Мьянмы для иностранца получить фактически невозможно (неважно, бенгалец ты, или, например, россиянин — тут никакой дискриминации нет), а правительство Мьянмы, не признающее сам термин "рохинджа", учитывает всех неграждан-бенгальцев, как нелегальных иммигрантов, и выдает им специальные удостоверения белого цвета. С другой стороны, международные организации, заинтересованные в привлечении средств для гуманитарной помощи, склонны записывать в рохинджа всех, кто хоть как-то на них похож. Да и некоторые живущие в Мьянме и Бангладеш бенгальцы быстро почувствовали выгоду от принадлежности к рохинджа. Если ты рохинджа — то имеешь не только право на сочувствие, но часто и на конкретную материальную помощь от благотворительных организаций и фондов.

В следующем году в Мьянме должна пройти перепись населения, но и она не внесет ясность, если власти не разрешат рохинджа быть переписанными именно как рохинджа, а не как бенгальцы.

— Мы остановились на том, что правительство Бирмы фактически закрыло рохинджа в резервациях…

— Да, именно так и было. Причем, с бангладешской стороны народ все прибывал, да и рождаемость в этих анклавах была очень высокой — иногда по 10-12 детей на одну женщину. Очень часто среди переселенцев оказывались люди, которые просто сбежали из Бангладеш, опасаясь преследования по закону. Например, убийцы, грабители и террористы. Газеты писали, что именно в штате Ракхайн нашли прибежище организаторы терактов из числа членов радикальных исламистских группировок Бангладеш (например, организаторы взрывов 2005 года). В опубликованных на "Викиликс" американских дипломатических документах высказываются подозрения, что Араканская национальная организация рохинджа связана с "Аль-Каедой".

При высокой рождаемости и отсутствии государственных школ (которые для рохинджа не полагались как для неграждан) дело образования взяли на себя в изобилии осевшие в этих местах радикальные проповедники. Естественно, их трактовка мусульманских ценностей и взаимоотношений между религиями не отличалась особым миролюбием. Вот так постепенно сформировался сегодняшний образ многих представителей рохинджа — молодых полуобразованных отморозков с экстремистскими идеями по отношению к представителям других национальностей и религий. А помощь со стороны международных гуманитарных организаций развилавомногихиз них стойкое желание не работать, а получать все даром.

Возникает извечный вопрос — кто виноват? И получается, что сами рохинджа (если это не террористы и не преступники) виноваты в сложившейся ситуации меньше всего — тем более, их женщины и дети.

Огромная ответственность лежит на правительстве Мьянмы, которое, вместо того, чтобы работать с рохинджа и пытаться интегрировать их в мьянманское общество, старалось всячески отгородиться от этой проблемы. То же самое делало и руководство Бангладеш, объявившее проблему рохинджа внутренним делом Мьянмы и предпринимавшее усилия, чтобы эти люди никогда не вернулись обратно.

А в это время в анклавах рохинджа складывалась такая ситуация, которую обычно описывают в терминах современного Афганистана. Здесь были свои полевые командиры, было подобие всеобщего образования в духе религиозного экстремизма, были боевые дружины и неофициальные органы исламского самоуправления с набором репрессивных функций, действовавшие не по каким-то мьянманским законам, а по нормам шариата и "по понятиям".

Рано или поздно эту массу народа стало невозможно удерживать под контролем в резервациях. При этом и ракхайнцы не сидели сложу руки и не ждали, когда рохинджа перейдут условную красную линию. Они формировали отряды, где проходили обучение молодые люди, готовившиеся в случае необходимости к боевым действиям. Естественно, буддистская религия и буддистские монахи играли в таких организаиях довольно важную роль. В общем, конфликт был неизбежен. Он и случился.

— С чего все началось?

— Как писали СМИ, 3 июня 2012 года группа молодых рохинджья изнасиловала и убила девушку-буддистку (ракхайнку). После этого толпа разъяренных ракхайнцев напала на автобус, где ехали предполагаемые насильники, и убила 10 рохинджа. А дальше все разворачивалось стремительно по принципу снежного кома — пока между враждующими сторонами не встала армия. Горели целые деревни (как буддистские, так и мусульманские), были разрушены жилые кварталы городов и поселков. Около 140 тысяч жителей (снова уточню — и мусульман, и буддистов) лишились крова над головой или были вынуждены покинуть свои жилища. Всего, по официальным данным, в стычках погибло около 200 человек — примерно половина ракхайнцев и половина рохинджа.

— Почему же тогда в средствах массовой информации много говорят о страданиях рохинджа и нигде не упоминается о том, что буддистские деревни тоже горели вместе с мусульманскими?

— Один мой знакомый из министерства информации Мьянмы (есть тут такое министерство) ответил на этот вопрос очень просто: у буддистов нет запасов нефти, и поэтому у них нет "Аль-Джазиры". И кроме того, развитые страны сильно зависят от поставок углеводородов из стран Среднего Востока, и это влияет на их позицию на международной арене. Я бы добавил к этому еще и многолетнюю закрытость Мьянмы в предыдущие годы и неумение ее руководства действовать в условиях современного мира, где идет не война правды и лжи, а война пиара.

И еще один немаловажный фактор. Куда делись ракхайнцы из тех деревень, которые сожгли рохинджа? Только малая часть из них оказалась в лагерях для беженцев. Абсолютное большинство приютили родственники по всей Мьянме — в Мьянме традиционно большие семьи. А где оказались рохинджа, пострадавшие от действий ракхайнцев? Как раз в лагерях для беженцев, привлекающих всеобщее внимание. Кроме того, рохинджа стали массово пытаться уехать из Мьянмы. То есть, в итоге за пределами Мьянмы был слышен только голос рохинджа и их группы поддержки. А созданные для оказания им помощи гуманитарные оранизации использовали любой повод для раскручивания пиар-кампаний с описаниями страданий рохинджа. И почему-то само собой разумелось, что пострадавшим буддистам должно помогать исключительно правительство Мьянмы.

— Вы сами сказали, что этнические бенгальцы, живущие по всей Мьянме, составляют значительную часть от числа мусульман страны. Почему они не приютили рохинджа?

— Этому есть несколько причин. Например, абсолютное большинство рохинджа — не граждане страны, и соответственно свобода их передвижения ограничена. Но самая главная причина, на мой взгляд, в том, что традиционная мьянманская мусульманская умма никогда не считала их "своими". Традиционные мусульмане Мьянмы в основной своей массе далеки от радикализма, и поэтому для большинства из них них соседи-буддисты гораздо ближе собственных единоверцев-рохинджа, живущих где-то в штате Ракхайн. Ну и была еще одна причина — они просто не хотели "попасть под раздачу". К рохинджа в Мьянме в целом настолько негативное отношение, что любой человек, помогающий им, будет рассматриваться в глазах общества чуть ли не как пособник дьявола. Поэтому дальше сбора средств на гуманитарную помощь мусульмане Мьянмы, по крайней мере, открыто, не пошли.

— Почему рохинджа не нашли убежище в Бангладеш? Это же страна, в которой живут в прямом смысле этого слова братья по крови, по языку и по вере?

— Ответ лежит на поверхности — власти любого государства только в кошмарном сне могли бы представить, что рохинджа в их нынешнем виде стали бы их согражданами. Бангладеш сейчас имеет серьезные проблемы с религиозным экстремизмом — недавние беспорядки в столице страны это наглядно доказали. Поэтому рохинджа, окажись они на территории страны, могли бы стать той маленькой гирькой, которая нарушила бы хрупкий баланс в обществе. Кроме того, Бангладеш — перенаселенная страна, и прибытие даже полумиллиона человек на ее территорию, которым надо искать работу, кормить и размещать — это серьезная проблема. Не нужно забывать и то, что в толпе рохинджа могут оказаться и сбежавшие из Бангладеш убийцы и бандиты, которые на новом месте примутся за знакомое им ремесло.

— В СМИ пишут, что группы рохинджа патаются уплыть на лодках из Мьянмы. Куда они направляются?

— Я сказал уже, что путь в Бангладеш им закрыт. Они пытаются плыть на юг, в Таиланд, но и там, судя по информации в СМИ, участь их незавидна. Тайская береговая охрана не дает им пристать к берегу — были даже обвинения в том, что она топит в море лодки вместе с находящимися там людьми, или выводит из строя двигатели и буксирует их в открытое море. Но и тем, кто все-таки высадился на тайское побережье, далеко не всегда можно позавидовать. Я видел сообщения о том, что эти бесправные люди становятся жертвами подпольных торговцев человеческими органами.

В общем, на проблеме рохинджа, похоже, делают свои циничные деньги все кому не лень — от радикальных мусульманских проповедников и профессиональных пиарщиков до торговцев биоматериалом и коррумпированной пограничной стражи. Но к помощи страдающим людям, прежде всего, женщинам и детям, оказавшимся волею судьбы в непростой жизненной ситуации, эта деятельность никакого отношения не имеет.

— Каким может быть решение этой проблемы?

— До самого последнего времени правительство и общественность Мьянмы пребывали в какой-то странной и наивной уверенности, что можно уговорить Бангладеш принять рохинджа обратно. Даже предлагалось заручиться содействием Соединенных Штатов, а для этого надо было просто объяснить американцам, что рохинджа — пришлые бенгальцы, и тогда американцы помогут вернуть их обратно в Бангладеш. Я не утрирую и не преувеличиваю — именно так писали мьянманские газеты, и именно так пытался действовать МИД страны.

В ответ я всегда советовал своим мьянманским собеседникам учить историю автономного края Косово и позицию американцев по этому поводу.

Ясно, что простого решения проблемы нет, и с рожинджа что-то придется делать именно правительству Мьянмы. При этом ему нужно будет учитывать мнение остальных жителей штата Ракхайн, которые настроены к рохинджа отнюдь не дружелюбно.

Недавно в штате Ракхайн работала специальная комиссия. По сути, был предложен такой выход из создавшейся ситуации — мьянманское правительство должно принять меры по интеграции рохинджа в мьянманское общество, а взамен, чтобы нивелировать демографическую нагрузку, семьям рохинджа запрещалось иметь больше двух детей. Публикация результатов работы комиссии тут же вызвала скандал — наиболее смелые комментаторы сравнивали меру по ограничению рождаемости с практикой нацистов по отношению к евреям. Тем не менее, в штате Ракхайн тут же прошли демонстрации в поддержку этой меры, и в целом в Мьянме она встречает одобрение.

Вот в такой непростой ситуации, при практически единодушном неприятии рохинджа остальными жителями, правительсву Мьянмы придется принимать непопулярное решение об интеграции их в жизнь страны.

— Но недавние волнения в Мейктиле и в Лашио были направлены уже не против рохинджа (их просто там нет), а против коренных жителей Мьянмы из числа мусульман.

— Одно вытекает из другого. Я говорил уже, что пострадавшие от действий рохинджа ракхайнцы и бирманцы расселились по всей территории страны у родственников. А в это время за рубежом началась шумная кампания в защиту рохинджа, причем они изображались как мирные люди, на которых ни с того ни с сего напали злобныекровавыебуддистскиеголоворезы истали их убивать. Сайты исламских стран были полны оскорблений в адрес бирманцев, буддистской религии и духовенства.

То есть, представьте такую ситуацию, когда тебя, твою нацию и твою религию со всех сторон оскорбляют и обвиняют с убийствах и преследовании невинных людей, а рядом с тобой сидит человек, у которого эти "невинные люди" сожгли дом, убили мать и изнасиловали сестру. Как вы будете реагировать?

Я разговаривал с многими бирманцами. Сначала они просто не понимали, как такое может быть. А потом у них появилось чувство загнанности в угол и озлобленности. Какой бы миролюбивой религией ни был буддизм — в этой ситуации любой нормальный человек вышел бы из равновесия. Присущий бирманцам национализм плохо совместим с чувством национального унижения. А именно национальное унижение испытали бирманцы в результате развернутой за рубежом односторонней пиар-кампании в защиту "мирных рохинджа".

Тут же появились теории заговора (о заговоре мирового ислама против Мьянмы) и радикальные проповедники, распространяющие эти теории. Один из них — 45-летний монах Ашин Вирату, проповеди которого широко представлены в Интернете и на DVD-дисках. Я думаю, не нужно пересказывать, что он говорит — это и так понятно. Мусульмане трактуются как источники всех социальных бед Мьянмы, как жестокие и коварные убийцы, с которым надо бороться всеми доступными средствами. Интересно другое.

В свое время, около 10 лет назад, этот человек уже был осужден в Мьянме именно за это же самое — за пропаганду межконфессиональной ненависти. Когда в Мьянме начались реформы, правозащитные организации со всего мира начали шумно требовать освобождения томящихся в заточении "узников совести", в числе которых был и Вирату. Его под давлением прогрессивной мировой правозащитной общественности освободили. Результат налицо.

— Пишут, что за Вирату стоит какая-то подпольная организация…

— Да, такие слухи есть, в том числе публично озвучиваемые оппозиционными мьянманскими политиками. Говорят о каких-то тренировочных лагерях в джунглях и о мобильных группах на мотобайках, которые готовы быстро приехать в любое место Мьянмы. Причем, пишут, что это — молодые люди, со стикерами "969", вооруженные заостренными бамбуковыми палками. Некоторые очевидцы заявляют, что в тех местах, где были антимусульманские акции, можно было заметить много неместных людей. Но конкретных доказательств существования этой организации пока никто не представил.

— А что означают цифры 969?

— Во многих религиях есть своя цифровая символика (в исламе, например, цифры 781 обозначают фразу "во имя Аллаха, милостивого и милосердного", а христиане прекрасно знают число 666).

В буддизме существует понятие "трех драгоценностей" ("тиратана") — это сам Будда, его учение (дхарма) и монашеская община (сангха). Будде присущи девять основных качеств, дхарме — шесть основных качеств и сангхе — девять основных качеств. Так появилась эта цифра 969. По сути, это — мнемонический знак, аббревиатура, несущая в себе информацию, которую буддист должен постоянно помнить. Ничего агрессивного в ней нет, и многие авторитетные представители буддистского духовенства в Мьянме сегодня решительно возражают против того, чтобы использовать эти цифры как символ в межрелигиозных разборках. Стикеры с этой цифрой всегда продавались и продаются в Мьянме повсеместно, и многие буддисты их традиционно вывешивают над дверями квартир, точно так же как мусульмане — цитаты из Корана, или то же число 781.

Кстати, отношение буддистских религиозных деятелей к Ашину Вирату тоже неоднозначное. Одни считают его рабом собственного тщеславия и обвиняют в манипулировании верующими в своих интересах и в интересах якобы стоящих за ним каких-то людей. Но есть и те, кто его безоговорочно поддерживает.

— То есть, антимусульманские акции возникли на фоне кампании в защиту рохинджа?

— Да, именно так и было. Главное — понять тот факт, что под влиянием внешнего информационного воздействия мьянманское националистическое общественное сознание всего за год совершило серьезную и опасную трансформацию — от неприятия рохинджа как национальности оно постепенно приходит к недружественному отношению к исламу как к религии. Процесс еще только идет, и не зашел далеко, но тенденция довольно угрожающая.

И этот процесс постоянно подпитывается все новыми и новыми катализаторами — например, недавними акциями против буддистов в Бангладеш, или нападениями на мьянманцев в Малайзии —дело даже дошло до того, что работающие в Малайзии мьянманцы начали в срочном порядке уезжать из страны, опасаясь за свою безопасность. Они возвращаются в Мьянму и здесь тоже рассказывают своим родственникам и журналистам о том, что случилось с ними в Малайзии. Одно событие складывается с другим — и вот уже готова картина мира, в которой ислам — агрессивная религия, а мусульмане — люди, ставящие целью поработить Мьянму и уничтожить ее жителей.

— На сегодня были две крупные антимусульманские акции — в Мейктиле (это центр страны) и в Лашио (это северо-восток страны, штат Шан).

— Да, в обоих населенных пунктах они выросли из обычных бытовых конфликтов. Я говорил уже, что взаимоотношения продавцов и покупателей — это всегда конфликтогенная зона. В Мейктиле так и было. Покупатель заподозрил продавца в том, что тот подсунул ему фальшивую золотую заколку для волос. В ответ продавец позвал четырех друзей из соседних лавок и совместными усилиями они разбили покупателю голову. Покупатель был буддистом, продавец и его друзья — мусульманами. Там начался погром в Мейктиле, в результате которого десятки человек погибли или умерли в результате ранений, а 10 тысяч жителей Мейктилы (из 80-тысячного населения города) лишились крыши над головой — их дома были разрушены или сожжены.

В Лашио в мае этого года катализатором послужил спор на бензоколонке, когда 48-летний наркоман (считается, что он был мусульманином) в ходе ссоры облил молодую сотрудницу автозаправки бензином и попытался поджечь. Толпа потребовала у полиции выдачи преступника для самосуда, а когда получила отказ — пошла громить все мусульманское, что встретила на пути.

И в Мейктиле, и в Лашио можно выделить еще одну закономерность, о которой я тоже уже сказал. В обоих городах мусульмане в основной своей массе заметно богаче буддистов. В Лашио, где высок процент мусульман-китайцев, к этому присоединилась еще и национальная составляющая.

На самом деле Мейктилой и Лашио дело не ограничивается. Иногда ситуация в городах Мьянмы напоминает чуть ли не фронтовые сводки. То кто-то подожжет принадлежащий мусульманам магазин, то закидает камнями мечеть. В четырех районах Янгона с большой долей мусульманского населения даже на какое-то время пришлось вводить что-то вроде комендантского часа.

— То есть, против мусульман ополчилась вся страна?

— Я бы не стал так говорить. Наоборот, многие мои знакомые бирманцы-буддисты, услышав о происшедшем в Мейктиле, говорили мне: "Нам стыдно за этих людей!" У буддистов как правило есть друзья среди мусульман — и эта дружба продолжает сохраняться, несмотря на произошедшее. У многих людей есть чувство того, что на глобальном уровне идет какая-то грязная игра, и они не хотят быть втянутыми в эту игру. И, наконец, показательный факт: мусульмане, ставшие бездомными после погромов в Лашио, нашли убежище в буддистском монастыре. И каждое утро монахи собирают пожертвования не только для себя, но и для них — и жители окрестных буддистских деревень дают еду в том числе для этих попавших в беду мусульман. То есть, мьянманские буддисты, которые резко негативно относятся к рохинджа, совсем по-другому реагируют на беду, случившуюся с их друзьями из числа коренных мьянманских мусульман.

— Можно ли делать какие-то прогнозы на будущее? Будут ли еще вспышки межрелигиозного насилия?

— Я бы затруднился делать прогнозы — слишком много непонятного и неопределенного в сложившейся ситуации. Хотелось бы сказать избитую фразу о том, что рано или поздно здравый смысл восторжествует, но здесь она, к сожалению, была бы неуместна. Сегодня нужны активные действия властей. Хочется надеяться, что руководство Мьянмы извлекло урок из произошедших событий и начнет более серьезно работать на опережение — взаимодействовать с лидерами общин и духовенством, а также контролировать передвижение больших групп людей по дорогам страны.

Президент Мьянмы не раз заявлял о том, что правительство будет решительно подавлять попытки повторить подобные беспорядки. Кроме того, в своих речах он напрямую увязывает сохранение стабильности в стране с судьбой реформ. А именно реформы — это то, что ждут люди в надежде улучшить свое благосостояние.

Читайте самое интересное в рубрике "Мир"