Молитва сильнее страха: как живёт на линии огня Успенский Свято-Николаевский монастырь Донецкой епархии

О жизни обители на первой линии фронта, о погибших, о пророчествах старца Зосимы, о чудесах и вере, которая помогает выстоять в самых нечеловеческих условиях, с настоятельницей Успенского Свято-Николаевского монастыря Донецкой епархии игуменьей Анной поговорила спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова.

Успенский Свято-Николаевский монастырь Донецкой епархии

Монастырь на передовой

— С 12 марта 2022 года по сентябрь 2024 года мы находились прямо на первой линии фронта. Мы — передовая. В полном смысле слова. Освободили село — и наша линия обороны стала здесь. Всё это время шли тяжёлые бои за Угледар. Угледар — это высокая точка, её очень трудно было взять. Сколько наших ребят здесь погибло у нас на глазах… Настоящая мясорубка. С 1 сентября 2024 года начался уже решающий штурм, и за месяц город взяли. Но до этого два с половиной года мы стояли на передовой.

К нам приходили креститься военные. Очень много. Наши батюшки покрестили около 300 человек. На войне, знаете, неверующих нет. Был случай — ночью, часа в два, стук в дверь.

Ребята говорят: "Нам батюшку, срочно". Разбудили всех. "Утром выходим на штурм, один хочет покреститься".

Вызвали священника. Покрестили прямо ночью. Утром они ушли. Жив он или нет — не знаю. Но монастырь молится за него до сих пор.

— Приходилось отпевать?

— Очень много. Отпевали здесь же, на территории монастыря, тех, кто погиб у нас буквально под ногами. Погибли семеро. Среди них — наш священник отец Вонифатий, схимонахиня Савва, инок Герман. И… моя мама.

— Ваша мама…

— Да. 13 мая 2022 года. Она шла с огорода по монастырской территории. Мина — большая, 120-я — упала прямо рядом. Она погибла мгновенно. Раненых было очень много. Даже не считали. Думаю, человек 20-30 как минимум.

— Удавалось эвакуировать?

— Вывозили под обстрелами, под дронами, на высокой скорости. Везли в Волноваху, в больницу. Там оказывали помощь, насколько могли.

"Фронт проходит здесь"

— Подземный нижний храм… Для нас он стал настоящим убежищем на два с половиной года. Мы здесь и жили, и молились под землей. И до сих пор живём. Крыши разбиты, только сейчас, когда фронт продвинулся дальше, начинаем хоть как-то восстанавливать здание, чтобы выйти из подвала.

Здесь стоят кровати. В алтарной части живут братья. А война на Донбассе для нас началась не в 2022-м, а в 2014. Тогда мы оказались на территории Украины. До ДНР от нас было 30 километров. До марта 2022 года мы оставались под украинской властью.

И всё это время здесь целенаправленно насаждалась ненависть ко всему русскому. Детей воспитывали в ненависти к русским людям, к России, к культуре, к вере. Это был самый настоящий фашизм, причём не гитлеровский — свой, современный, украинский. Особенно в последние два года перед началом СВО на нас начали всерьёз давить.

— Давить прямо здесь, в монастыре?

— Да. К нам стала приходить СБУ. Сначала вежливо, тактично. А потом — всё жестче. Всё чаще.

— Что требовали?

— Чтобы мы отказались от Московского Патриархата и перешли в так называемую раскольническую Православную церковь Украины. А мы говорили: "Никогда". Они снова приходили. И снова. И снова.

— Лично вам угрожали?

— Да. Говорили, что посадят. Это было страшно. Честно скажу — страшно. Я тогда особо никому не рассказывала, чтобы не сеять панику. Человек-христианин должен быть готов ко всему — и к тюрьме, и к суме. Батюшка Зосима нам ещё задолго до войны говорил: "Будет ненависть ко всему русскому. Возможно, вам придётся и посидеть в тюрьме". Поэтому я уже заранее старалась смириться с этим.

— То есть вы были готовы?

— А какой у меня был выбор? Уйти? Спасать свою шкуру? Нет. Я стояла здесь, с монастырём. До конца.

Настоятельница Успенского Свято-Николаевского монастыря Донецкой епархии игуменья Анна

Старец, увидевший будущее

— Матушка Анна, про отца Зосиму слышно по всей Руси. Здесь его могила. Известно, что он сделал несколько предсказаний, которые полностью сбылись. По сути, он был и пророком. Какие из его слов оказались самыми важными?

— Батюшка Зосима говорил прямо: "Неминуемо будет война". Это его точные слова. "Я вижу, к чему всё идёт. На Украине неминуемо будет война. Прольётся кровь". Мы тогда даже поверить не могли.

— А ведь он ушёл в 2002 году. Тогда казалось, что до войны бесконечно далеко.

— Да. И он говорил: "Киево-Печерская лавра будет осквернена". Просил: "Пока есть возможность, съездите к святым угодникам в Киев, поклонитесь. Потом не сможете — лавру осквернят". Так и случилось. Лавру сейчас захватили раскольники, не пускают туда православных монахов.

Батюшка всегда говорил: "Русь — она триединая: Россия, Украина и Белоруссия. Это единая Святая Русь". Он молился об этом ежедневно. Мы и сейчас молимся за Святую Русь, за наше Русское Отечество. Говорил, что на Украине специально насаждается ненависть ко всему русскому уже в школе. Детям преподавали: все русское — это плохо.

Он всегда возмущался тем, что на Украине сделали героя из Мазепы. Говорил: "Не приносите в храм гривны-десятки. На них изображен предатель Мазепа".

— Потрясающе, что он всё это видел заранее. Настоящее пророчество.

— Господь ему многое открывал. Мне лично он предсказал, что я стану настоятельницей монастыря. Хотя тогда я ещё даже послушницей не была. Сомневалась, остаться в монастыре или выйти замуж в миру. А он сказал: "Ты будешь игуменьей". Я только смеялась в ответ: "Да какая игуменья, батюшка!"

Он завещал нам: "Держитесь Русской Православной Церкви. Сила славян — в единстве. Никогда не признавайте никакую раскольническую украинскую церковь. Держитесь Московского Патриархата."

Батюшка заранее чувствовал свой уход. В завещании он написал, что Успенский собор должен быть освящён Святейшим Патриархом. Мы тогда удивлялись: "Ну какой Патриарх сюда приедет, в нашу деревню?" А в 2009 году, действительно, приехал патриарх Кирилл — и освятил.

Когда батюшка готовился к смерти, он говорил: "Скоро я уйду. Я вижу крыло ангела смерти". Потом добавил: "Вижу уже два крыла". Но даже тогда не показывал своей немощи. С температурой под 40 его под руки вели в храм — он не мог не пойти. И учил нас тому же: преодолевать свои немощи, стремиться к Богу, как бы тяжело ни было.

29 августа 2002 года в 22:45 батюшка преставился в Донецке. А в храме на его столе в алтаре ровно в этот момент остановились часы, как он и предсказал. Что в момент его смерти остановятся часы.

— Верно ли, что он сам просил: "Закопайте меня глубже, чтобы меня бандеровцы не разрыли"?

— Да. Здесь могила четыре метра в глубину. Выложили склеп. Батюшка говорил: "Копайте поглубже. Чтобы бандеровцы не достали". Так и сделали.

Храм пережил Великую Отечественную, но не эту войну

Настоятельница Успенского Свято-Николаевского монастыря Донецкой епархии игуменья Анна

— Сюда был первый прилёт HIMARS?

— Да, первый. Всего пять. Сначала сюда, потом в сестринский корпус. Вот здесь, кстати, осталась боеголовка.

— Здесь погибла ваша мама?

— Да. Она шла с огорода, мимо Васильевского храма. В этот момент — прилёт мины, большой, 120-й, натовской. Погибла мгновенно. Это мой самый любимый храм. С детства бабушка сюда меня привозила к старцу Зосиме. Но храм бомбили так, что и колокол, и купола рухнули. И даже крыши не осталось.

— Вы два с половиной года жили здесь в условиях, которые иначе как адскими не назовёшь.

— Вот поэтому мы сейчас так ценим каждый день — солнце, свет, радость. Храм пережил Великую Отечественную, но не эту войну.

— Где вы похоронили маму?

— Здесь, рядом с собором. Кладбище у нас за территорией монастыря, но туда попасть стало невозможно, — как только пошли туда с первым погибшим, попали под обстрел. Даже ночью копали могилы — всё время били. Здесь теперь кладбище тех, кто погиб, и кто преставился за это время. Видите — деревянные кресты. Здесь дядя Юра, моя мама. Это инок Герман. Он шёл на пасеку. Погиб. Инок Миша — тоже.

Вот крест отца Вонифатия — он погиб 31 января 2023-го. Он после службы вышел из Нижнего собора, шёл в братский корпус. Вверху разорвался кассетный снаряд. Тогда мы ещё не понимали, насколько это страшно. Кассетный снаряд — он мелкий, но поражает огромную площадь. Осколки — и в сердце, и в голову. Погиб мгновенно. Он не боялся смерти. И мы уже перестали бояться. Конечно, страшно, но наступает момент, когда человек просто устает бояться. Нельзя бояться бесконечно. Всё. Либо страх умирает, либо человек умирает.

"Каждый день — как подарок. Мы благодарим Бога за то, что живём"

— Матушка Анна, как вы выживали эти два с половиной года под обстрелами? Кто доставлял продукты?

— Привозили военные. Но только появлялась машина — начинался обстрел. Стреляли по всему, что движется. И под дронами, и под обстрелами нам везли еду. Один раз мы ехали, впереди горел "Урал". Подъезжаем — зовем ребят, а никого… И тут дрон над нами. Я открыла окно, перекрестила его — он улетел. Но тогда мы подумали, что это конец, сейчас нас к Богу отправят. Страшнее в машине, чем пешком. Пешком — можно куда-то спрятаться, а машина — это цель.

— То есть дрон можно перекрестить? Может это средство? — смеюсь я.

— Однозначно! Я читала молитвы, 90-й псалом, перекрестила — и он ушёл в сторону. Господь милостив.

— Но эвакуировать людей всё-таки удавалось?

— Да, но это было почти чудо. Например, 13 июля 2022-го мы вывозили бабушек из богадельни. Всего у нас их было около ста. В тот день вывезли 70. Родственники, друзья — все начали звонить, и видимо, радиоперехват случился. С десяти утра и до четырёх вечера нас поливали снарядами, артиллерией, "градами" — без перерыва. Хотели не дать вывезти бабушек. Они забились в подвал и тряслись от страха.

— Перехватили информацию об эвакуации?

— Да. Приехали машины МЧС ДНР, но это же бабушки… А нас просто заливали огнём. Я в этот момент шла от собора на склад, остановилась буквально на секунду, — и в этот момент прилёт. Снаряд "Града" попал в колонну, и это меня спасло! Вся стена осыпалась, меня волной контузило. Я по профессии музыкант, для меня уши — мой инструмент, и когда я оглохла, это был ужас.

До вечера я ничего не слышала. В этот день у нас ещё горели мастерские, Дом трудолюбия, трапезный храм… Но, слава Богу, несмотря на этот ад, никто из бабушек не пострадал. Никто. Только меня и мою помощницу контузило — и это самое меньшее, что могло случиться.

— Здесь тоже был прилёт?

— Да. Видите — в берёзы. Этот осколок уже не опасен, мы его оставили на память. Сейчас не страшно. Уже ничего не страшно.

— За эти годы вы, наверное, научились разбираться, что и откуда летит?

— Конечно. Мы все тут прекрасно понимаем, что такое ПТУР, как он летит, какой звук у дрона-разведчика, а какой — у дрона-камикадзе. Знаем, гружёный он или пустой.

— Но самое страшное — всё-таки дроны?

— HIMARS — тоже страшно. Но когда над тобой висит дрон, и ты понимаешь, что кто-то в этот момент смотрит на тебя и решает — убить тебя или нет, — это самое мерзкое и страшное. От них мы прятались всегда. По звуку определяли: разведчик, камикадзе, сброс…

— Самое страшное случилось в январе 2023-го?

— Да. HIMARS попал в братский корпус. В цокольном этаже тогда находилось тридцать человек. Это чудо, что погиб только один человек. Схимонахиня Савва. Снаряд пробил три бетонных перекрытия. Плита рухнула прямо на неё: оторвало руки, грудь, лицо… Но она ещё дышала. Мы её повезли в больницу в Донецк. Через два часа она ушла к Богу.

— Вы при этом продолжаете говорить о Боге, о любви, о радости. Как так?

— Потому что Бог — это любящий Отец. И Он нас любит. Эта война научила нас благодарить Бога за каждый день. За то, что живём. За то, что есть свет, есть тепло, есть близкие рядом. Сегодня есть жизнь — радуйся, благодари, обними тех, кто рядом. Потому что завтра может и не наступить.

Уточнения

Игу́мен — духовный сан в Православной церкви, настоятель (руководитель, начальник) православного монастыря.d=3005826&cid=7