1001 ночь Ефима Шифрина

Жил-был в загадочном эстрадном королевстве  таинственный белый клоун. Он слыл поэтом и мечтал превратить горькие слезы в искрящийся смех. Никто из подданных королевства не подозревал, что такое возможно. Но клоун верил в свою звезду и скрывал за грустной улыбкой горечь неудавшихся надежд. И – о, чудо! Его мечта сбылась!

Все кругом ахнули и назвали белого клоуна королем сцены. Тихо: открывается занавес. Встречайте – его высочество Ефим Шифрин празднует свое пятидесятилетие! В этот знаменательный день артист на глазах у всей страны сделает себе перезагрузку. Это фантастическое зрелище покажут 30 мая в 19:10 на Первом канале.

Ефим, про вас говорят, что вы совершили бескровную революцию на эстраде. Возник совершенно новый разговорный жанр. Люди приходят на ваши концерты, чтобы не просто послушать новые шутки, а посмотреть настоящее шоу. Вы так далеко ушли от своей альма-матер, что возникает боязнь -  что же будет с каноническим эстрадным жанром? Некоторые пророчат ему близкую смерть…

Честно говоря, меня не беспокоит, что произойдет с жанром, потому что я совершенно уверен - он никогда не умрет. Знаете почему? Потому что он мало отличается от того, чем занималась Шехерезада по вечерам. А желание людей, чтобы им что-то занимательное рассказывали (для услады или для смеха) никогда не иссякнет.

Как вы оцениваете  свое место в эстрадном жанре?

Я - и в жанре, и вне его, морфологически с ним крепко связан, это моя профессия. Но по моим устремлениям  мне иногда не хочется иметь с ним ничего общего.

Мне иногда кажется, что с эстрадой в широком смысле слова вот что произошло: та ее часть, которая продолжает держаться за советское о ней представление, она, наверное, страдает и портится. У нее жива потребность в больших сценах, стадионах, в универсальном обращении ко всем. Я знаю, что вместе со своей эпохой такая эстрада умерла или проявилась в других ипостасях. Одна часть эстрады благополучно ушла в клубы, отсюда, может быть, мой интерес к теме кабаре. Другая часть, возможно, придерживается прежних советских представлений быть искусством для всех, третья – теперь живет в кабаках и на презентациях…

Думаю, что мой путь  - некий синтез театра и хороших, способных пережить время, традиций эстрады. На этом стыке, маленьком пятачке, куда приятнее что-то выдумаывать. Мне всегда казалось, что и самые интересные науки возникают на стыке. Те люди, которые пророчат нашему жанру близкую смерть, не подумали о вероятном спасении для нее: в лоне  мамы - в лоне театра, из которого она вышла.

А какую роль в развитии эстрадного жанра вы отводите телевидению? Многие зрители помнят, как круто начался ваш взлет после того, как по телевизору показали монолог Семена Альтова «Мария Магдалена» в вашем исполнении. Хотя мало кому известно, что долгие годы путь на экран для вас был закрыт.

В моей судьбе это драматический и радостный роман. С одной стороны,  телевидению я  обязан своей популярностью,  с другой - сержусь за него за свою тиражированность.  Чисто телевизионной работы у меня никогда не было, я не вел ток-шоу, не читал новости с экрана, не объявлял погоду. Кстати, часть эстрады ушла и на телевидение, это теперь место работы для многих: Галкин, Лолита, Петросян…

На ваш взгляд, стоит ли каким-то образом регулировать засилье юмористических программ на ТВ?

Я думаю, эта нива уже сжата и  наше запретное регулирование ничего не даст -  поможет только рыночное. Телезрители наелись той эстрадой,  которая еще недавно манила телевидение высокими рейтингами и интересами большинства. Нужно хорошо понимать, что при таком спросе должно быть хорошее качество, а это практически невозможно. На таких скоростях вообще в искусстве нельзя существовать, это под силу только гениям.

А где  же талантливая молодежь?

Меня тревожат судьбы молодых, которые лет 5-7 назад пришли на эстраду. Они привнесли новую струю, имея в запасе один-два удачных номера. Сначала это вызвало зрительский интерес к молодым юмористам, а потом они уже не могли выдавать в каждом новом концерте по новому монологу, и с ними   случилось то же, что и со стариками.  Посмотрите, как поползли вниз рейтинги юмористических проектов. Даже если бы они были клубникой -  ну сколько можно съесть клубники, не нарвавшись на диатез?

Ефим, у многих артистов есть мистические города, где зрители принимают особенно тепло и куда хочется приехать вновь. Есть ли такие места у  вас?

Два из них связаны с моими родинами. Одна – Магадан, еслиговорить шире - вся Колыма. Это место, где я родился, там у меня не было творческих осечек. Сколько бы я ни приезжал - всегда аншлаги и особый прием. Вторая родина – Латвия, Рига, где я вырос.

И еще одно место, которое определяет успех, как лакмусовая бумажка. Это - Петербург. Там уровень жизни на порядок ниже, чем в Москве, на порядок ниже все прелести нового быта, но настолько же выше интерес к любому зрелищу: от серьезного до самого незамысловатого.  Питер – город, созданный зрителями, они очень снисходительны и взыскательны, все вместе. В блокадную пору они ходили, слушали седьмую симфонию Шостаковича.

Никогда не забуду, как в один из приездов Костя Райкин посоветовал мне сходить на новую экспозицию в Русский музей. Был ненастный день, пурга страшная, да еще на площади Искусств что-то прокладывали – вырыли огромный котлован – к музею просто не подойти. Я обрадовался –думаю, народу будет мало и я проведу у картин столько времени, сколько захочу. Но ошибся… В Русском музее, как всегда, было битком.  Самое смешное, что ходят туда, по-прежнему, не  специальные вернисажные люди, вокруг - те же самовязанные кофточки и поношенные пиджаки, зато просветленные и очень значительные лица.

Бывает у вас ощущение не на сцене, в жизни, что вы играете специально для вас написанную роль?

Конечно.  Это естественное состояние любого творческого человека, который всегда «я - не я». Страшнее было бы, если б было иначе. Меня сейчас один из самых крупных наших кинорежиссеров неожиданно позвал в свой новый фильм. До первых репетиций я считал, что это апрельский розыгрыш. Но раз это уже случилось, я себя ловлю на том, что пухлая папка его сценария – это для меня политическое задание. Ты все время выполняешь какое-то режиссерское указание, только в отличие от обычного театра режиссером в жизни, пока готовится кино, становишься ты.

Вы полагаете, человек – сам режиссирует свою судьбу или все происходящее в жизни запрограммировано свыше?

Люди искусства вообще очень уповают на указы свыше и мистифицируют эту сторону своей профессии только потому, что талант -  необъяснимая штука. Я не думаю, что роли надо выпрашивать перед иконой в церкви. Актерская надежда на указку свыше, конечно, существует, ведь сам процесс творчества необъясним. Вот Виктюк, например, кричит на репетициях: «Не перебивайте меня, мне Бог диктует!» Самонадеянности в этом нет, и эту фразу воспринимают, конечно, шутливо - все понимают, что просто загорелось, и случилось. Люди попроще и поскромнее называют это вдохновением.

Светлана Мельникова