Кому нужна благотворительность?

"Живой" - кнопка SOS для успешных

Как работают в России благотворительные фонды? Почему граждане трудоспособного возраста оказываются самой уязвимой категорией? Кто осуществляет пожертвования и как можно отследить, дошла ли помощь до адресата? Об этом в интервью Pravda.Ru рассказала директор благотворительного фонда помощи взрослым под названием "Живой" Виктория Агаджанова.

Фонд "Живой"

— Виктория, ваш фонд не совсем обычный: он помогает только взрослым - от 18 до 60 лет. Расскажите, почему эта категория, с вашей точки зрения, самая уязвимая?

— Я всегда говорю, что это самая социально не защищенная категория, это как раз та прослойка, которая должна работать и помогать и детям, и старикам, и животным. Но иногда бывает ситуация, когда в семье заболевает взрослый человек.

Почему надо помогать взрослым? Потому что от этого взрослого зависят и его дети, и его родители, и даже те домашние животные, которые есть в доме, — все зависят. Заболевает отец семейства, заболевает вся семья. Если заболевает ребенок, все группируются, бросаются ему на помощь. Если заболевает пожилой человек, опять же, вся помощь направлена туда. А когда заболевает кормилец, он оказывается в вакууме, потому что как только человек выпадает из социума, из общения, из какого-то коллектива, он оказывается в какой-то совершенной пропасти.

Поэтому почти шесть лет назад был образован наш фонд. Фонд действительно во многом уникален. И не только потому, что мы стали первыми, кто начал помогать взрослым, но и потому, что он появился не на пустом месте. Он появился, как следствие работы четырех других благотворительных фондов, когда директора этих четырех детских фондов поняли, что дети достигли планки 18-летия, а болезни никуда не делись и нужно их поддерживать, нужно что-то делать дальше.

— Как работают благотворительные фонды?

— Когда заболевает какой-то взрослый, первое время все пытаются найти деньги у знакомых, друзей, коллег. Этот кошелечек рано или поздно заканчивается, оскудевает. И тогда люди идут двумя путями. Либо они берут какие-то огромные, совершенно невменяемые кредиты, с которыми потом не знают, как расплатиться. Либо они обращаются в благотворительный фонд.

Мы работаем с той категорией, которая обращается в благотворительный фонд. К нам приходит заявка, как правило, по электронной почте, по телефону, который опубликован на сайте, очень часто приходят обычные, бумажные письма, потому что мы работаем со всей Россией и не везде есть интернет и сотовая связь. К нам приходят заявки, которые принимаются в работу, если пациент соответствует ряду требований.

У нас есть список исключений, куда входят заболевания, с которыми мы не работаем. Например, мы не берем взрослых с ДЦП, мы не берем людей с гепатитом, не берем заявки на трансплантации, потому что это стоит миллионы. Но мы взаимодействуем с коллегами. И если наши коллеги из других фондов берут этих пациентов, то мы просим, чтобы взяли этих пациентов, которых не можем взять мы.

В целом же, для нас важно, чтобы пациент был гражданином России, ему было от 18 до 60 лет и чтобы лечение ему было необходимо на территории России. Это важное условие, потому что у нас нет валютного счета, мы не собираем деньги на зарубежное лечение, мы стараемся найти специалистов в России.

Поверьте, специалистов в России много, и очень хороших специалистов. За пять лет по крупице мы собирали свою базу экспертов, к которым мы в любой момент можем обратиться. Все заявки проводятся через экспертный совет фонда. Медицинские эксперты все смотрят: смотрят адекватность назначенного лечения, потому что иногда это бывают какие-то совершенно фантастические случаи. Бывает, что лечение уже назначено где-нибудь, в какой-нибудь деревне далеко от Москвы. И это лечение настолько устарело, что есть более эффективные и, возможно, даже менее дорогие способы вылечить этого человека, но просто местная медицина до этого уровня еще не дошла.

И если все требования совпадают, мы запрашиваем у человека полный пакет документов. Это копия паспорта, несколько цветных фотографий, обязательно согласие на публикацию истории в средствах массовой информации. Потому что для того, чтобы собрать деньги, особенно на взрослого человека, должно быть это разрешение и должна быть максимальная освещенность этой истории. Мы должны об этом кричать.

Жертвователи - кто эти люди?

— Какие моменты, по вашему опыту, важны для людей, которые осуществляют пожертвования?

Я долгое время сама была жертвователем, когда еще не работала в благотворительной сфере, работала совершенно в другом направлении и не думала о том, чтобы заняться только благотворительностью. Тогда я регулярно делала какие-то отчисления в фонды. С точки зрения человека по ту сторону экрана, для меня была важна отчетность. Я всегда смотрела, есть ли отчеты о потраченных средствах на сайте фонда.

Во-первых, очень важно, появляется ли твое пожертвование сразу после того, как ты его сделал, в графе "Помогли", в списке доноров. Потому что это стимулирует помогать дальше.

И потом, когда средства собираются, мне всегда было интересно, что с этими пациентами дальше происходит. Если это операция, то успели или не успели, помогли или не помогли? Эти моменты очень важны.

И в случае со взрослыми, наверное, особенно важно рассказать, почему так получилось, почему этому пациенту нужна помощь, почему она нужна срочно.

— Кто обычно осуществляет пожертвования? Кто эти благородные люди и как их искать? И, в среднем, сколько жертвователей приходится на фонд?

— Я не могу ответить, сколько их. Я даже не знаю их всех. То есть, если мне человек напишет письмо, я обязательно узнаю, что он наш жертвователь. Но если он не напишет, а это 99 процентов наших доноров, то я никогда в жизни не узнаю, кто эти люди. Потому что максимум, что мне выдает система, — это их электронный адрес или банковское отделение, где они делали перевод. И все. Но у нас есть прекрасные доноры.

В интернете есть легенда о "капитане Немо", который появляется в самый последний момент, когда кажется, что все пропало, и переводит миллион и закрывает всю недостающую сумму. Этого человека никто не знает, но мы все ему безумно благодарны. Скорее всего, это один и тот же человек.

Нашему фонду он не помогал, но когда я еще работала волонтером в детских фондах, я очень часто сталкивалась с тем, что в последнюю ночь перед операцией сумма не собрана, и тут, бац, откуда-то на счету такая гигантская сумма.

У нас есть свои волшебники. У нас есть некоторые такие друзья, которые переводят значительные суммы. Но стандартное пожертвование — это где-то от 100 до 500 рублей.

Кто работает в благотворительных фондах

— По каким соображениям люди идут в благотворительные фонды работать и специалисты какого рода там требуются?

— Специалисты, на самом деле, требуются разные. И я абсолютно точно знаю, что приходят к нам работать не из жалости.

Я совершенно точно знаю также, что те, кто задерживается в благотворительности, не приходят за большими деньгами, потому что их там нет.

Я абсолютно точно могу сказать, что приходят не из интереса: "А как тут все устроено?"

Очень часто приходят люди, которые вообще к благотворительности раньше никакого отношения не имели. Может быть, произошла какая-то ситуация, связанная с родственниками, с друзьями, кто-то заболел, кому-то не смогли помочь, не успели собрать денег, и человек хочет что-то сделать.

Срабатывает, наверное, тот же самый механизм, который побуждает людей каждый месяц жертвовать в благотворительный фонд.

Есть ли будущее у благотворительности

— Как это ни цинично звучит, болезни, ДТП и прочие травмы с тяжелыми последствиями — это нескончаемый поток. То есть, помогая десятерым, вы понимаете, что завтра на их место придут новые, как это ни прискорбно. Какие у вас планы в сфере благотворительности?

— Первая моя мечта в этом направлении — это, наконец, создать школу пациентов. Потому что у нас инвалидам, по закону, положено многое от государства, но об этом мало кто знает. Когда к нам обращаются с просьбой купить инвалидную коляску, первое, что я говорю: "Вы свою индивидуальную программу реабилитации смотрели?" То есть люди получают инвалидность, не зная, что есть индивидуальная программа, по которой им положено что-то, включая реабилитацию раз в год, например, "спинальникам". Я очень хочу создать ресурсный центр, который бы принимал заявки от пациентов и рассказывал им, куда идти.

И второй момент. Для того чтобы переломить что-то на уровне государства, нам нужно государству дать абсолютно четкие финансовые выкладки. Например, что этот парень, которому 20 лет, пройдя курс лечения в течение трех лет, пересядет на коляску или встанет на ноги, будет работать в такой-то структуре, получать такую-то зарплату и платить из нее столько-то налога, и вложения в этого парня через 30 лет окупятся даже с лихвой.

Нам нужна правдивая статистика по инвалидам. Ее, на самом деле, пока нет. По данным Росстата, в России всего 12 миллионов инвалидов. Двенадцать миллионов — это город чуть поменьше Москвы. Но их гораздо больше, я думаю. Просто не все становятся на учет. Более того, не все получают инвалидность. У нас есть и такие случаи, когда человеку положена инвалидность, а ему ее не дают по тем или иным причинам. И такое бывает.

Поэтому если мы подготовим какую-то сводную таблицу по количеству инвалидов, по количеству средств, которые могут быть затрачены на их реабилитацию и по оправданию этих затраченных средств через 5, 10, 20, 30 лет, возможно, нам и удастся, говоря на языке цифр, как-то переломить в свою сторону ситуацию.

Но это колоссальная работа, и наши 23 сотрудника, конечно, с этим не справятся. Это надо делать в коалиции с фондами, помогающими взрослым.

Интервью к публикации подготовила Мария Сныткова

Беседовала

Автор Лейла Мамедова
Лейла Мамедова — журналист, экономический обозреватель Правды.Ру *