Дмитрий Дарин: о материях высоких и нет

Многие современники и особенно жители мегаполиса уже не представляют, что где-то в тени каменных джунглей может произрастать поэзия. Главный редактор "Правды.Ру" Инна Новикова выяснила все обстоятельства жизни такой тонкой материи, как поэзия, у человека, который имеет к ней непосредственное отношение — у Дмитрия Дарина, поэта, члена Союза писателей России, лауреата Всероссийской литературной премии имени Сергея Есенина "О Русь, взмахни крылами…" и просто талантливого человека.

— Дима, здравствуй. Ты активный участник поэтического движения в России, не только лауреат, но теперь еще и председатель жюри есенинской премии…

— Да-да, тянем премию. Это ведь, можно сказать, наше детище. Лауреатом я стал в 2005 году, когда премия только была учреждена и приурочена к 111-му юбилею Сергея Есенина. Теперь вот я сам принимаю деятельное участие в отборе произведений и не только в нем. Как председатель жюри, я ответствен за проведение голосования, за работу со спонсорами, за штаб, за всегда капризное жюри. Это не так просто.

— Что для тебя самое ценное в этой работе?

— Когда ты смотришь в глаза людям, которые получают эту премию и гордятся ей, а ты чувствуешь, что в этот момент произошло что-то великое. Вот человек, который приехал из одной из станиц нашей страны, в 2010 году занял первое место. Занял потому, что его книжка — она оценивалась независимо несколькими экспертами: сначала членами жюри, потом членами комитета, которые и отбирали лидеров, — и вот, она на полбалла обогнала остальных. Совершенно не известный никому человек. Книжку последний читал я, но на тот момент она уже набрала баллов достаточно на лидерство. И вот, представляешь, выходит "Литературная газета", со статьей "Лауреат из…" — и название населенного пункта, просто боюсь соврать и неточно сказать. Представляешь ощущение этого человека? А председатель комитета премии, первый секретарь Союза писателей России Геннадий Иванов начинает со сцены говорить: "Я даже звонил в область, нет такого поэта". Я говорю: "Зачем ты перед всеми-то такое говоришь?…"

Представляешь, человек, который приехал из никому неведомой глубинки. "Литературная газета" издается тиражом в 150 тысяч экземпляров, даже в Европе выходит. И вот земляки того парня прочитают о нем привезенную им же самим газету. Я уже не говорю о том, что там денежная составляющая есть, и люди до сих пор не верят, что они получили деньги. Я счастлив был в этот момент.

— Скажи мне, почему Есенин? Русская поэзия — это только Есенин? У нас ведь много поэтов талантливых было: и Блок, и Маяковский… В твоем понимании символ российской поэзии — это Есенин?

— Есть у меня стихотворение "В России было пять поэтов". Оно вызвало бурю откликов и обсуждений в интернете, там были перечислены пять поэтов — Пушкин, Лермонтов, Ломоносов, Есенин и Высоцкий. И сразу возник вопрос, а где же?… И там, от Сологуба и до современных… Как же так, как вы могли?… Люди совершенно далекие от того, чтобы вчитываться вообще во что-то. А в стихотворении, между тем, объясняется, почему именно эти пять поэтов.

Читайте также: Сергей Есенин: "Если не был бы я поэтом…"

Кстати, о Пушкине и Есенине. Был 1999 год. Все мы понимаем, что за годовщина (200 лет со дня рождения Пушкина. — Ред.). И вот у памятника Пушкина на Пушкинской площади идет опрос (выборка очень представительная, около трех тысяч человек): "Назовите три фразы из Александра Сергеевича". На первом месте — "Ты жива еще, моя старушка", второе место — "Выхожу один я на дорогу", которое, вообще-то, лермонтовское, и третье место, с большим отрывом, — "У лукоморья дуб зеленый". Мы все знаем, кто такой Александр Сергеевич Пушкин, но что он написал, многие подзабыли, к сожалению.

Читайте также: Пушкина убила белая лошадь

— Но была же школьная программа… Вот потому что долбили, заставляли — и ненавидели.

— Это все плоды современного образования. Я считаю, что Фурсенко — враг русского народа и вообще всех народов, говорящих на русском языке. Говорю это не в первый раз, но до него пока это не дошло, видимо, не доложили.

— Почему?

— Потому что меня угостили вкусным кофеМ, но мне сложно представить, что я перейду на средний род этого напитка, на какое-то опрощение. Вообще, то, на чем держится наша цивилизация, русская (я имею в виду все народы, которые входят в состав России), последняя и самая надежная опора ее — это дух.

Почему? Ты вспомни, что в истории перед битвой выносили икону. И не было ни одной такой битвы, в которой бы мы победили без специального вдохновенного слова, ни одной. Мы всегда побеждали с Божьей помощью. Это дух, а дух может быть выражен только в слове. Поэтому то, что сейчас происходит с нашей системой образования, выбивает культурную — самую мощную — опору из-под нашей цивилизации. И делается это для того, чтобы превратить людей в потребительское стадо. По-другому нельзя сказать. Я защищал докторскую по постиндустриальной экономике, поэтому примерно понимаю эти механизмы.

Потребительская мотивация, массовая, не предполагает размышления, она предполагает сравнение: у него "Бентли", а у меня "Жигули", следовательно, жизнь не удалась, надо покупать, а для того, чтобы покупать… Вот это уже другой вопрос. Что ему надо делать — воровать, грабить? Это уж у кого как получается. Если раньше ты был то, что ты сделал, сейчас ты то, что ты купил. И любая культура, а наша, основанная на слове особенно, мешает. Поэтому поэты тоже всегда мешают. Они мешают торговле, а свобода — это не равные права избирателей, это торговля, потому что в эквиваленте обмена заключена сама свобода.

— Свобода — это осознанная необходимость…

— Ты еще сопромат приведи из наших времен. Кстати, из наших времен много было чего полезного. Но это лишь хорошее определение свободы. К сожалению, оно ничего не объясняет. А теперь, когда мы ее получили, это стало наглядным примером. Я считаю, что современная необходимость свободы выражена в торговле.

— То есть ты против свободы в поэзии, чтобы все писали и говорили о том, о чем хотят?

— Зайди в интернет и увидишь такой хлам. Ты знаешь, не было ни одного советского поэта не мастера. Вся советская поэзия — со знаком качества. Там люди работали на совесть. Любой советский поэт — мастер, от уже забытых, Карпенко, Передреева, до Слуцкого…

— Вспоминаю "Мастера и Маргариту". Вот ЦДЛ, твое любимое место, я так понимаю, там замечательно, и там до сих пор витает дух 30-х годов, и там как раз было скопище поэтов не мастеров, таких как Иван Бездомный.

— Ну, между прочим, Иван Бездомный был списан с реального прототипа, в роли которого выступил друг Есенина. Как поэт, кстати, он почти неизвестен, но сохранились такие его строчки:

 

Я жениться никогда не стану,

Этой петли я не затяну,

Потому что мне не по карману

Прокормить любимую жену…

 

Я имел в виду не тех поэтов из булгаковского романа, а тех, которые реально существовали в жизни.

— А что сейчас происходит, что происходит в современной русской поэзии?

— Два встречных потока, деградация, это общий поток, и пробивающиеся ключи. Я езжу по России и отбираю таланты, как член жюри. И я вижу на поэтических фестивалях, на которых "жюрю", проблески неправильной мысли, что, дескать, поэзия загнулась или погибла. В корне не согласен с этим утверждением. Сейчас много энтузиастов, много людей, как я, которые организуют что-то в поэзии. Ты попробуй съездить на Пушкинский фестиваль в Пушкинские горы. Я вот выступал, читал стихи там в позапрошлом году. А они говорят: "Знаете, у нас 30-40 тысяч человек, это мало, конечно, обычно гораздо больше". То есть 30-40 тысяч — это мало. Значит, поэзия жива, слава Богу, живы люди…

— Ну, а эти поэты могут издавать свои книги? Ведь как сейчас пробиваются поэты — чтобы издать книгу, ты должен заплатить деньги.

— Этот вопрос не имеет однозначного ответа. Кстати говоря, это заблуждение — считать, что заплатив, можно издать то, что хочешь. Например, есть издательства, которые принципиально поэзию не печатают.

Например, "Эксмо". Я это точно знаю, потому что я сам туда звонил, хотел узнать могу ли я опубликовать в их издательстве свои военные стихи. У них есть библиотечка военной поэзии… И отказали: "Публикуем только классику". Ну там, действительно, Высоцкий, Асадов. Я говорю: "А если спонсор?…" Они: "Не-е, у нас четкая политика — за деньги не печатаем". Так что не все так просто.

— Есть такие, как "Эксмо", где за деньги не печатают, а есть все остальные, которые печатают за деньги и без денег не печатают.

— Ну, не факт, есть люди, которые издают за треть цены, есть, кто помогает; есть, кого печатают с большим опозданием, но печатают в периодике.

Все поэты, которые не могут похвастаться большими деньгами, которые сидят в бункере ЦДЛ, книжек не имеют. Поэзия не сорняк, поэзия пробивается.

— Скажи, о чем сейчас пишут современные поэты?

— Они сами не всегда понимают, о чем они пишут. Те, кто понимает, пишут все реже и реже, так чтобы точно понимать. Но я могу сказать одно — о чем бы русский поэт ни писал, он пишет всегда о Родине.

— У нас есть патриотическая поэзия?

— Все о Родине. Все патриотическое. Вот хочешь зарисовку?

 

Взял вдруг, шапку бросил оземь

Чуть подвыпивший мужик

Не с жары — желтела осень,

А под журавлиный крик.

 

Знать, чего-то защемило,

Знать, чего-то разошлось

В сердце русском неостылом,

Застучавшем вкривь и вкось.

 

Бородою неопрятной

Поцарапав небеса,

Он стоял, слезы не прятав,

Молча слушал голоса.

 

Лишь когда с небесной стыни

Клина кончился надрыв,

Он побрел себе Россией,

Шапку в поле позабыв.

 

— Я знаю, что в интернете ты создал несколько групп, причем одна из них посвящена художественному мату. А вторая группа о поэтах реализма. Расскажи, пожалуйста, о своей интернет-деятельности.

— Значит так. Деятельности, по сути, никакой нету, просто я, как мог, организовал пространство под себя. Мотивацией для создания группы художественного мата стало следующее размышление: пока кто-то не сделал из этого что-то непотребное, я лучше сделаю такую группу сам. И слоган у меня такой: "Русский язык — самый вкусный язык в мире. Но если кто-то пересаливает — он не виноват". На самом деле, группа с умом сделана, то есть там нецензурный Пушкин, там Лермонтов и Тургенев…

Читайте также: Без мата жизнь на флоте небогата

— Да, ты что? Ты собираешь просто классиков.

— Да. Более того, там есть русская озорная частушка. Среди участников, точнее участниц, очень много девчонок со всего нашего православного пространства. Такое присылают! Зайди посмотри.

— Зайду посмотрю. А зачем? Какой был художественный смысл в группе?

— А чтобы в нашем языке были приправы и была вкусная основная еда. Чтобы оставить вот эту вот сильную яркую лексику. Оставить нужно там, где минимум места, не уничтожить совсем, но и не дать ей прорасти сорняками.

— Когда я работала в "Московской правде", мне дали задание раскритиковать недавно вышедшую книгу русских частушек, и мы там читали всем отделом, хохотали. Я вот написала, что такое есть, а из песни слов не выкинешь. Вся "Московская правда" плакала от смеха, и в итоге я так и не стала критиковать эту книгу. Но, Дим, сейчас другая проблема, сейчас молодежь говорит на языке частушек.

— Это уже деградация. Поэтому и нужно показать не только существование этого языка, но и как им пользоваться, и пользоваться ли вообще в своей повседневной жизни.

— Ну, как деградация? Ты ищешь талантливую молодежь. Я ищу. Нам приходится искать. Поэтому и деградация. Раньше условия культивирования были другими, а сейчас прорастает что-то другое. И чтобы найти ценное, нужно пропалывать. Раньше и система образования была более глубокая, так сказать.

— Она неслучайно была глубокая. Проблема не в том, что сейчас процветает безграмотность, и не в том, что человек не знает, когда была Великая Октябрьская социалистическая революция. Проблема в том, что люди даже не хотят знать. Торгово-развлекательная демократия. А ты говоришь — "культура".

Приходится выпалывать, я выпалываю, и много людей тоже, совершенно без всякой корысти, потому что считают это необходимым.

— Слушай, я так понимаю, что вся эта деятельность держится на энтузиастах, добровольцах, каких-то спонсорах, то есть государственной поддержки у культуры нет.

Знаешь анекдот?

Президенту докладывают.

— Оно пришло к вам.

— Кто? Что случилось?…

— Нет, Фурсенко пришло.

Вот-вот, в результате мы пьем кофе непонятного рода. Петр I ввел гражданский шрифт, но это было необходимо, потому что уж очень было сложно писать, Пушкин ввел современный русский язык, большевики провели реформу, но это правильно, по изъятию всяких твердых знаков. Все это упрощение. А "кофейная реформа" — опрощение. И если мы будем говорить, как слышится, то вскоре мы будем жить, как смотрится.

—Скажи, а что — это единственное деяние нашего руководства в отношении культуры, что кофе стал среднего рода? Или все же есть какие-то действия по поддержке?

— Я у тебя на сайте, на "Правде.Ру", читаю про образование, читаю новости, в том числе и культурные. Кстати, если ты сама посмотришь на свою же страницу про культуру более внимательно после нашего разговора, то увидишь, что ваше издание, как и любое СМИ современное, к сожалению, следует за интересами людей, за тем, что им кажется важным. Никакой методологии, которая людей чему-то научает, нет!

Но, тем не менее, тенденция ломается, потому что я вижу, на федеральных каналах, например, появляются образовательные программы в виде лекций. От каких-то ужасных мультиков они перешли к обучающим детским программам в игровом формате.

Прежде чем понять, что людям интересно, интерес нужно воспитать. А вот кто воспитывать будет и в чьих интересах будет воспитывать — это уже другой вопрос. Вот, государство должно понять когда-нибудь, что с избирательным стадом, а соответственно, с потребительским стадом, реформы не сделать. Элита сама по себе не поменяется, она произрастает, как любой чемпион мира. Спортсмен не появляется просто так. С детских лет селекция идет по ДЮШ (детско-юношеские школы), которые сейчас, кстати, разгромили. Все, кто занимался спортом, это знают. И вот так ведут, ведут его пока, пока, вот до пика, и ведут дальше — так сказать, селекция. Из тысячи остается один, но его сначала нужно найти.

Это умственная работа, нравственная, сердечная, которую нельзя определить одним словом — тренер. Это селекция, это в чем-то поэзия. Если Господь дал возможности, способности, ты просто обязан их реализовывать.

— А это только наше государство не помогает людям творческим или это во всем мире так?

— Как тебе сказать, тут всегда помогают свои. Пробиться через государственное сито вообще сложно. Если бы поэзия, качество литературы зависели от качества пиджака, у нас бы миллионов сто было бы поэтов. Мне кажется, сыт ты или голоден, неважно — напрямую с талантом это никак не связано. Человек в рубище, который выходит и начинает нести полную чушь, — еще не поэт. Даже если он подходит под так называемый стереотип поэта — он растрепан, у него нет пуговиц на ширинке, и ботинки у него разного цвета. К сожалению, всех этих атрибутов недостаточно, чтобы писать стихи.

Хочешь я тебе про поэтов стихотворение расскажу? А то мы тут все говорим "поэт, поэт"…

 

Поэт тогда лишь есть поэт,

Когда поет не для поэтов,

Когда в нем есть лампадный свет,

В иных сердцах какого нету.

 

Когда ты нерв не надорвал,

Одной своею славой болен,

Ты Млечный Путь не обокрал,

Недовзойдя на небосклоне.

 

Таких рифмаэтров полно,

Что томно курят в Цэ-Дэ-эЛе,

Которым, в общем, все равно,

Кому стихов стелить постели.

 

А вот еще порода есть —

Терзаясь искренне о главном,

Не могут паутину сплесть

Без липкой примеси таланта.

 

Я знал и первых, и вторых,

И полной рюмку наливая,

Прощал их за ненужный стих,

Себя нисколько не прощая.

 

— Когда я слышу твои стихи, мне плакать почему-то хочется.

— Это лучшие слова. Когда их слышишь, понимаешь, что день прожит не зря.

— И для нашей редакции он прожит не зря, раз к нам в гости зашел такой удивительный поэт, умеющий своими стихами вышибить слезу. Спасибо тебе, Дим.

 

Читайте также:

35 лет жизни и 40 лет памяти

Белла Ахмадулина: "Пока товарищи прощаются…"

 

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"

 

Интервью подготовила