В ее паспорте нет фамилии. И она хочет разгадать загадку своей жизни

Это история Назифы. Одной из тех афганских детей, кого советская власть вывезла на свою территорию, чтобы уберечь от войны. Но здесь у малышей началась своя война. У Назифы она еще не закончилась...
- Я помню, как уходила мама. Мне было 5 лет, может, чуть меньше. Значит, это был 1982 год. Скорее всего, семья отца и семья матери оказались в разных политических лагерях, и в конце концов папа велел маме уходить к родным. Навсегда. Несколько месяцев спустя его взяли на фронт. Есть стало нечего. Бабушка посадит нас троих (меня, сестру и братика) в ряд и даст по 2 орешка, по горсточке изюма. Больше я никакой еды не помню.

Зато она запомнила игрушки... с неба. Близко-близко к крыше дома проносились самолеты и сбрасывали вниз кукол, мишек, мячики. Окрестные дети кидались к подаркам, а они... взрывались в руках. Когда Назифа увидела соседского мальчика без руки и ноги, то поняла, почему бабушка кричала «нельзя». Еще в память врезались русские танки, из которых солдатики бросали детям банки консервов. Что это за банки, было непонятно и неважно. Важно, что солдаты улыбались: от этого Назифе стало тепло, как под одеялом.

Потом папа забрал детей в Кабул. Сначала к родным, но там лишним ртам не обрадовались. Пришлось «переезжать» в детский дом.

- Началась школа. Если плохо знаешь урок, тебя бьют палкой по раскрытым ладошкам. Это очень больно... В столовой всю еду отбирали старшеклассники. И никого из взрослых это не волновало. Я находила корочки, какие-то объедки, и мне казалось, что это нормальный обед...

Год спустя к Назифе приехал папа и спросил: «Хочешь поехать в Шурави?» Так называли Советский Союз. «Там очень хорошо, тепло, вкусно, и там у тебя будут куклы». Назифа жила на свете 8 лет, но такого счастья, как кукла, у нее еще не было. «Я поеду в Шурави», - сказала она отцу.

Интернат

250 афганских детей доставили на территорию пионерлагеря в Волгоградской области. Перво-наперво всех продезинфицировали в бане, наголо остригли и одели в белые майки, серые шорты, косыночки и носочки.

- Мы не знали ни слова по-русски, но от людей шло такое сильное ощущение покоя, уюта. Оказалось, что за столом у каждого свое место и здесь не будут отбирать еду. Потому что взрослые нас защищают. Это было очень большое чувство счастья.

Уборщицу звали Надя. Не помню, как это вышло, но мы с ней стали самыми близкими людьми. Она не приходит, я стою на дорожке и тянусь на цыпочках, выглядываю. Она уходит, я тихонько плачу. И не нужны были слова. А один раз она принесла мне чудную куклу. С черными волосами и глазами. Я думала, это поиграть, а это был мне подарок, навсегда... Потом я узнала, что Надя не один раз просила меня удочерить, но ей не разрешили. Я бы очень хотела увидеть ее сейчас, очень. Может быть, она меня услышит?

Осенью детей отвезли в волгоградскую школу-интернат. Назифа как-то внезапно осознала, что рядом нет сестры. В день отъезда в Шурави она от волнения просто не поняла, что летит одна. А в это время сестренка лежала в больнице. Остался и маленький братик. Поначалу папа писал дочке редкие письма, потом перестал. И Назифа постепенно перестала их ждать.

В ее школьной жизни есть одна загадочная странность: у девочки не было дня рождения. Не в том смысле, что его не отмечали. Его просто не было. И не только у Назифы. Почти у всех детей в графе «дата рождения» почему-то стоял только год. Но они об этом не задумывались. У них были именины отряда и два новых года: весенний афганский и зимний советский с чудесными сладкими подарками и волшебным Дедом Морозом.

Общежитие

Весной 1990 года детям велели готовиться к выпускному. Назифе исполнилось 14.

- Мне дали белого штапеля, похожего на постельное белье, и я сшила себе пышное платье с оборочками, как у принцессы, и еще вышила по краю сиреневой гладью. Но, по-моему, я даже не понимала, что шью для выпускного. Какая-то растерянность у всех была. Нас никто не подготовил к расставанию. Я не понимаю, почему? На следующий день после праздника во дворе нас ждали автобусы, чтобы увезти по разным городам, учиться дальше. Кто выбирал эти учебные заведения, неизвестно, нас не спрашивали. Мне сказали, что я еду в область, в престижное педучилище. Плакали дети, плакали воспитатели, нянечки. Это был шок.

С Назифой в училище послали еще трех девочек. Жили в общаге. Классный воспитатель часто кричал на них, ругал, что тормозят сильную группу своей неуспеваемостью. Назифа выходила в коридор и плакала навзрыд. Она очень хотела учиться, старалась изо всех сил, но одиночество, тоска по подругам, отправленным в Ленинград, мешали собраться, сосредоточиться. Особенно грустно было получать письма. На каникулах девочки не выдержали и отпросились в Ленинград в отпуск. Обратно они не вернулись.

- Вместе все-таки легче. Декан Инженерной школы одежды нас приняла.

Но училище это не интернат. Потому что интернат - это дом.

Однажды Назифа 20 минут держала шею под струей ледяной воды, чтобы заболеть. А когда заболела, сразу помчалась за билетом до Волгограда и с температурой 39 как снег свалилась на голову бывшей воспитательнице. Самой любимой. Когда-то она тоже хотела удочерить девочку. Но и ей не дали этого сделать...

- Девчонки к 3-му курсу повыскакивали замуж, и в общаге я осталась одна. Где-то в это время в столовой ко мне подсел темнокожий молодой человек, представился. Шафик, приехал из Бангладеш, учить русский язык. Он с таким трудом выговаривал русские слова, что я улыбнулась. «Общались» на пальцах. Потом очень долго просто здоровались. В 18 лет я получила диплом. Всем ребятам из интерната сказали: «Мы покупаем вам билет в Афганистан. В одну сторону. Потому что, если кто-то останется здесь, мы не сможем ему помогать». Но к кому я поеду?! И я осталась.

Любовь

- Рядом был только Шафик. Может быть, это был страх одиночества, может быть, первое сильное чувство, но я потянулась к нему всем сердцем. Надо было жить и искать работу. И тут я поняла, что такое документы. Вернее, полное их отсутствие. Всюду на мой диплом смотрели с изумлением: где фамилия?! Когда же выяснялось, что паспорт у меня только афганский (еще и без даты рождения!), разговор обрывался. Взяли только в «Шаверму».

Назифа попала в реальный мир. Она металась из съемной комнаты в комнату, из ларька в ларек, но главное - от инстанции к инстанции, чтобы наконец увидеть лист бумаги, где чья-то чужая рука подтвердит, что ты имеешь право дышать. В результате удалось получить лишь удостоверение беженца. В разгаре этой гонки Назифа вышла за Шафика замуж. Церемония прошла по мусульманскому закону. Воздушно-белая, в роскошном платье, Назифа сидела за столом и мучительно осознавала, что рядом с ней сидит посторонний человек. Потом родился сын. А вскоре Шафик ушел, объявив, что ребенок ему чужой. Назифа осталась с младенцем на руках, без работы, в комнате, за которую надо платить. Она вспоминает об этом и не может справиться с дыханием, пытается скрыть слезы за улыбкой.

Сестра

А жизнь не кончилась, она только начиналась. Спустя 3,5 года через посольство в Москве Назифу нашла сестра, позвонила, позвала в гости, в Краснодар, где жила с мужем. А еще через год будничный голос в трубке сообщил, что Назифа должна явиться в милицию. За паспортом. «За каким?» - не поняла девушка. «За российским, вы же хлопотали», - пояснила трубка. Вместе с паспортом (в котором ни фамилии, ни даты рождения опять не значилось!) Назифе с сынишкой дали комнату в коммунальной квартире.

- Я была так рада! Думала, наконец-то смогу сама строить наши жизни: свою и чудика моего маленького. Решила для начала повидать сестру. На вокзале нас встречала ее семья. Среди всех стояла женщина с изможденным лицом без возраста, а она ведь всего на год меня старше... «Ты найдешь свою сестру?» - спросил кто-то. Я подошла к той женщине. Она отстранилась и прошептала: «Это не Назифа, это не маленькая Назифа». Потом я поняла, что 8 лет в афганском интернате и муж-тиран сделали свое: сестре необходимо лечение.

Когда Назифа вернулась домой, то увидела... мужа. Ему негде было жить, и он вернулся в семью. Прогнать его Назифа не смогла. Но и быть рядом невмоготу.

Я смотрю ей в глаза. В них стоят чистые, прозрачные слезы. Ее имя в переводе значит «чистая». И она не сломается. Потому что не имеет права. Ей нужно узнать свою фамилию, найти работу по профессии и вырастить сына. И еще обязательно услышать когда-нибудь: «С днем рождения, Назифа!»

Марина МЕЛКАЯ
Источник: Смена "> Смена