Марианна Гринь: Побег в Россию - США против

В видеостудии "Правды.Ру", в гостях у главного редактора Инны Новиковой, побывала Марианна Гринь — россиянка, имеющая и американское гражданство, которая бежала с четырьмя детьми ради их спасения из Италии в Россию. Итальянский суд передал право опеки над детьми ее мужу — гражданину США. Между тем, на него заведено несколько уголовных дел по нанесению серьезных телесных повреждений своим детям.

— Марианна, вы решились на такие кардинальные действия, как побег из страны, после публикаций и видеосюжетов "Правды.Ру" о судьбе Ирины Фроловой, у которой норвежская опека отобрала двух сыновей, в том числе и российского гражданина за то, что она обвинила своего бывшего мужа в педофилии. Вы бежали из Италии в Россию для того, чтобы спасти детей от насилия со стороны мужа. И сейчас вы в очень тяжелой ситуации неопределенности, но тем не менее вы в России и вы в безопасности. Давайте начнем с самого начала, ваша история типична для россиянок, которые вышли замуж за иностранцев и оказались за границей.

— Моя история началась в 17 лет. Мы уехали в Америку 30 лет назад с семьей, в я была тогда еще несовершеннолетняя. Это была волна эмиграции конца 70-х — начала 80-х годов.

Я получила в США образование. Я также училась в аспирантуре во Франции, в Бельгии, работала юристом в Париже. У меня докторская степень Гарварда. В общем, жизнь была замечательная, разнообразная и успешная. Со своим мужем я познакомилась на работе в Манхеттене. Я была юристом, занималась коммерческими контрактами. Он работал в судебном отделе, был адвокатом и занимался спорными коммерческими вопросами.

Он был типичный американец — высокий, красивый, улыбчивый, блондин из Калифорнии. Несмотря на то что я долго жила в Америке, для меня он был привлекательным именно потому, что он был весь такой иностранный. Мы довольно быстро влюбились друг в друга и поженились. Я в этот момент работала в парижском филиале адвокатской фирмы, он — в Нью-Йорке. И я, наивная дурочка, бросила работу, и вернулась в Нью-Йорк к своему будущему мужу — это была моя первая ошибка.

— Нет, он бы не поехал в Париж. Мой муж, как выяснилось позже, на компромиссы не шел и не идет. Я вернулась ради него в Нью-Йорк, бросила работу, у нас родился первый сын.— А он бы поехал в Париж?

— Это в каком году было?

— В 1997. Примерно в это же время он сказал, что ему очень хочется пожить в Италии. У меня не было права на работу в Италии. Я не говорила на языке, я никого там не знала, и у нас был очень четкий разговор на эту тему, что мы едем на пару лет, что я воспользуюсь этим простоем, чтобы родить второго ребенка, и мы вернемся обратно в Америку, где я вернусь к работе. И мы просто вернемся к нормальной жизни.

Но нормальной жизни так никогда и не началось. Оказавшись в Италии, он очень быстро понял, что попал в теплое местечко. Он стал заведующим судебным отделом, судебными делами и бюджетом огромной американской корпорации "Дженерал электрик". У нас сразу начались конфликты, потому что я хотела работать. Я не понимала, почему он никуда не едет. Я не понимала, почему он не переходит на более высокие должности.

Его никогда не было, он мог уехать на две недели. Например, когда должен был родиться второй ребенок, в роддом я поехала сама. А он сказал, что у него нет времени — он должен на работу ехать. И мне сказал четко: "Ты недовольна? Тебе что-то не нравится? Уезжай. Детей не увидишь".

И я, юрист с докторской степенью из Гарвардского университета, оказалась в ситуации, в которой оказываются женщины всех сортов — без образования, с образованием, без экономических ресурсов, с экономическими ресурсами, с семьей, без семьи. Я не могла взять детей и уехать, потому что он паспорта не давал.

— Марианна, у вас родилось двое детей, и муж сказал: "Сиди дома, или детей не получишь". Вы страдаете, возмущаетесь. После этого вы рожаете еще двоих детей и продолжаете сидеть дома?

— Да. У меня выбора не было. Я могла остаться в той же самой ситуации с двумя детьми. Я всю жизнь хотела детей. Если бы я могла, то у меня было бы их десять. Мы были не бедными людьми. Я сказала — я буду мамой. Я родила третьего ребенка. Я очень рада — у меня родилась дочка после двоих сыновей. Потом мы с дочкой решили сделать ей сестричку, получился братик. И у меня теперь четверо детей — я их обожаю. Мне физически сейчас очень трудно, потому что мы оказались в беде и скоро будем в нищете. Но сути дела это не меняет — я сидела бы на этом диване с двумя детьми, беженка из Италии.

— Во Флоренции находятся в судебном разбирательстве дела о нанесении вашим мужем детям телесных поврежденийсредней тяжести. У двух детей руки сломаны, черепно-мозговые травмы…

 

— Да.

— Раньше он никого не трогал и не обижал? Вы родили четырех детей в спокойной обстановке?

— Да. Но с его стороны было психологическое насилие, и из-за этого наши отношения распались. В какой-то момент он уезжает из семьи, это было лет пять-шесть назад. Я занималась детьми и работой, он приходил, когда хотел — был такой приходящий муж. Спустя год он жил уже с другой женщиной. Но он понял, что я могу на развод подать. Будучи ушлым адвокатом, он подал в суд ювенальной юстиции и обвинил меня в жестоком обращении с детьми. Это был август 2008 года. Ему нужно было зафиксировать юрисдикцию ювенальной юстиции. Чтобы мы оказались не в нормальном суде, где просто идет развод, а чтобы сюда были замешаны органы опеки. Обвинения в мой адрес были абсурдны — будто я подвергала детей психологическому насилию, заставляя их говорить на иностранном языке (русском).

Через три года был иск в суд, где говорилось, что факт российского гражданства является риском для детей, и что российское консульство в Риме помогает госпоже Гринь нарушать итальянские законы. Чушь полная, но буквально через нескольких дней ко мне был приставлен соцработник, который часов по пять в день проводил в моей квартире. Ко мне было приставлено шесть соцработников — трое забирали моих детей из школы.

Началась травля, чтобы поставить нас всех в психологически невыносимые условия. Других детей забирали из школы родители, а моих забирали три соцработника, запихивали их в машину плачущими. Три года назад моя шестилетняя дочка плакала, потому что она не хотела садиться в машину соцработников, которые потом отъезжали квартал, вытаскивали их из машины и запихивали в машину папы. Когда я говорила по телефону с работницей и слышала, как моя дочка плачет, она сказала: "Ну и что, что она плачет? Плач не повредит ребенку. Вредит ребенку — это не иметь отношений с отцом".

Я говорю: "Подождите, отношения с отцом есть". То есть, он выдумал конфликт, чтобы потом его разрешить, манипулируя ювенальной системой.

Когда дети выходят из школы, родители собираются, и образуется толпа. В такой толпе папа сломал руку старшему сыну, когда дети опять не хотели идти к папе.

— Как это — сломал руку?

— Папа приехал забрать младших детей из школы, а старший мальчик напомнил папе, что у нас был договор, что мы обменяемся выходными. Что в эти выходные дети будут с мамой, а в другие выходные дети будут с папой. А папа сказал старшему сыну: "Кыш отсюда, не мешай программе". И тогда младшие дети сказали: "Папа, ты же обещал." А я в этот момент была дома, с совсем маленьким, который болел, иначе я бы пошла к школе сама.

И папа стал оттаскивать старшего сына, чтобы он не помогал младшим детям противиться. Он оттащил мальчика на несколько кварталов от школы, все это описано в свидетельских показаниях, и сломал ему руку. Ребенка домой привезла одна из мам.

— Сколько ему лет тогда было?

— Это случилось за день до его двенадцатилетия. Он страшно плакал и говорил: "Мама, у меня рука болит. У меня рука сломана". Я говорила: "Такого быть не может. Вряд ли он тебе руку сломал". У нас до этого уже были удушения, были избиения, но сломанная рука — я такое даже представить не могла. Но действительно, рука была сломана.

— Вы написали заявление в полицию?

— 25-е заявление в полицию. До этого было много случаев насилия.

— Как это происходило?

— Обычно это происходило дома у папы, во время визитов, назначенных ювенальным судом. Первый случай был три года назад, в декабре 2008 года, когда он пытался старшего сына задушить.

Когда папа уехал из семьи, то дети этого не заметили. Он и так дома бывал редко, и когда он официально выехал, они не поняли в командировке он или где.

Он жил отдельно, но у него были ключи от моей квартиры, и поэтому я надеялась, что после развода у нас отношения будут лучше, чем они были во время брака. На почве детей у нас не было никакого конфликта.

— Когда вы жили отдельно, он помогал финансово?

— Да. У нас денежных проблем не было. У нас не было вообще никакого конфликта. Но когда он понял, что я попрошу развод или захочу уехать с детьми, то он создал этот конфликт. В странах, где существует ювенальная юстиция, стоит только заикнуться, что мама не дает папе общаться с детьми и все, колесо запушено.

— Почему он не поговорил с вами и не узнал ваши намерения? Не проще было это все выяснить, как-то решить полюбовно, нежели начинать боевые действия?

 

— Он, будучи специалистом по внесудебному решению конфликтов, подал на меня в в суд. Причем он зашел вечером, как он всегда заходил, а я в тот день купила ему и старшему сыну одинаковые ботинки и сказала: "Смотри, наш сын так вырос, что я теперь могу ему покупать обувь в магазине для взрослых, и вам купила две пары одинаковых кед". Он сказал: "Спасибо". Я говорю: "Тына ужин то останешься?". Он сказал: "Нет, нет", мол, он пойдет. А мне говорит: "Ты проверь свою почту сегодня вечером".

И ушел с ботинками, которые я ему купила. Я покормила детей, уложила их спать, села смотреть электронную почту, а там иск из ювенального суда. Он подал на меня иск, потому что договариваться со мной значило бы только одно, что в интересах детей все как было, так и останется. Дети жили с мамой, папа имел свободный доступ к детям, ключи от нашей квартиры, и так бы все и осталось. Но ему пришлось бы алименты платить. И эти алименты были бы немалыми. Он очень состоятельный человек.

— Так он вам и так помогал.

— Он мне помогал столько, сколько хотел. А так бы ему начислили платеж на четверых детей — это было бы больше половины его дохода. Он хотел этого избежать.

— А как предмет иска был сформулирован?

— Мне кажется, по 302-й статье Гражданского кодекса по ограничению родительских прав. Он сразу подал иск с просьбой ограничить мои родительские права, и сразу потребовал, чтобы всех четверых детей переселили к нему срочным образом.

За все эти годы я не одного иска на него не успела подать, потому что он меня бомбардировал. Единственное, что я делала — это я подавала уголовные жалобы, когда он бил детей.

— А вы продолжали ему детей отдавать?

— А я не могла не отдать, у меня же соцработники их забирали. Была, например, попытка удушения. Причем ее описал другой мой сын. Ему было восемь лет, он написал страницу от руки, как папа душил сына, как он ладонь наложил на рот, а пальцы на нос, и как он отрывал пальцы и руку, чтобы дать ребенку заглотить воздуха, и опять накладывал. Сын кричал: "Я не могу дышать, отпусти меня, я не могу дышать", и мой сын восьмилетний даже написал: "И так продолжалось 10-15 раз". У ребенка капилляры лопнули вглазах, я его, естественно, отвезла в травмпункт.

— А он душил из-за чего?

— Не слушался.

— А еще были какие-то случаи? Или он просто все время его душил?

— Была попытка удушения, причем у меня осталась запись. Я пользовалась городским телефоном, у меня стоял автоответчик, и я позвонила на мобильник моего мужа, чтобы узнать, как дела у них идут в эти выходные. И вдруг мой старший сын мне по-русски абсолютно спонтанно говорит: "Мама, папа меня душил", и я на этой записи говорю: "Что? Как? Кого душил? Кто кого?" Я вообще ничего не понимала, он говорит: "папа меня душил, мама, и бил много".

Я эту запись отдала в прокуратуру. Старший сын после этой попытки удушения стал отказываться к папе ходить. Он стал отказываться с ним общаться. А это в папины планы никак не входило. Во первых, если ребенок оставался с мамой, то маму невозможно было выгнать с жилплощади.

А в Италии такая система, что даже из квартир, купленных в браке, выгоняют женщину, если детей там нету. Поэтому первая задача мужа — это заполучить полную опеку над детьми, чтобы не платить алименты и чтобы забрать жилплощадь у бывшей жены. И поскольку в планы папы не входило, что дети будут противиться, он стал систематически над детьми издеваться, заставлять их ходить к себе, заставлять их подчиняться ему. И с того момента начался полный хаос. Судом он сразу не смог заполучить детей, надо было все таки этот театр продлить немножко — приставить соцработников, заполучить доклады, что я неадекватная мать и так далее.

У нас было где-то шесть месяцев полного физического насилия, он меня головой об стенку бил, я потеряла частично зрение в правом глазу, он меня ударил железной дверью — я отлетела к стенке. Приехала полиция, я заливалась кровью, мой младший сын ехал со мной в машине Скорой помощи. Все это закрывалось прокуратурой, потому что это не уголовщина была, это был семейный конфликт. А когда идешь в семейный суд по разводам или ювенальной юстиции, где решаются судьбы детей, я говорила: "Вы посмотрите, что у нас творится, у нас насилие в семье", они говорили: "Вы знаете, а это не наша вообще юрисдикция. Идите, пожалуйста, в уголовный суд"

— Он сам юрист, он не понимал, что это насилие, издевательство, попытки удушения, сломанные руки и головы — это же имеет совершенно реальные свидетельства и это против него работает?

— Когда я увидела, как в суде судья называет его на "ты", и как проходящие судьи и адвокаты хлопают его по плечу и говорят: "Как дела, Майк?", я тогда стала понимать, что что-то тут не то. Я поняла, почему прокурор отказывался открывать дела. Органы опеки относились ко мне, как к неадекватной женщине. Тем не менее, вышла судебно-психиатрическая экспертиза с заключением, что у меня нет никакого диагноза, я абсолютно нормальная. Единственное, что мне мне вменили — это то, что у меня зависимая персональность. Я горько посмеялась, потому что когда растишь четверых детей, действительно в полной зависимости, то даже если у тебя не было зависимой персональности, то она развивается, чтобы выжить.

 

Потому что у меня не было никаких других вариантов, кроме как заниматься детьми, и жить на том маленьком кусочке пространства жизни, которое мне мой муж выделил. А ему судебная экспертиза выдала заключением, что он не контролирует свои импульсы, не отдает себе отчета в том, когда детей бьет, что у него вообще проблематичное отношение к женщине. Итальянский суд дал ему полную опеку над детьми.

— А у вас это право забрали?

— Да. Получилось так, что почти сразу забрали у меня опеку и детей отдали полностью органам соцслужбы. То есть они жили у меня, я их воспитывала, но у меня не было на них юридических прав.

— При этом вы находились в Италии, а дети — граждане России?

— У меня не было права их к врачу сводить без разрешения органов опеки. Но жили они у меня. Естественно без денег, муж алименты не платил, и на него сейчас открыто уголовное дело по злостной неуплате алиментов. В ноябре 2010 года на моего мужа открыли уголовное дело по черепным травмам, нанесенным двум старшим сыновьям. А через три недели судья в гражданском процессе отдал мужу полную опеку над детьми… Эта судья, абсолютно купленная, мне всегда говорила: "Это не моя компетенция. Это же уголовное дело. Разбирайтесь в уголовном суде. У меня гражданский суд". И когда я встала и со слезами на глазах сказала: "Он же уголовник, вы же знаете все это", она смотрела на меня с улыбкой. Она мне пригрозила, что если старший сын будет продолжать отказываться ходить к папе, она отдаст ему опеку над всеми детьми.

— А младшие дети не отказывались к нему ходить?

— Когда вся эта заваруха началась, младшему мальчику было два года, он вообще ничего не понимал.

— Он же его не обижал?

— Он его обижал. У меня осталось видео, когда он специально, пытаясь создать негативные ассоциации, привозил с побывки в такое время, когда малыш засыпал в машине, и он его будил, и плачущего нес в квартиру. Я его умоляла: "Пожалуйста, привези его на час раньше, я отдам тебе этот час в другое время, только не буди его." И у меня осталось это видео, где он несет рыдающего ребенка на руках и говорит: "К маме хочешь? Хочешь к маме?", а ребенок рыдает и говорит: "Нет, не хочу".

Все это возможно только там, где существует ювенальная юстиция, где можно манипулироватьмнениями соцработников. Где жалобы на родителя — это чуть ли не единственное, что имеет судебный отголосок. Неуплата алиментов в Италии вообще никакой роли не имеет.

— На что вы жили, если муж не помогал, а вы не работали?

— Его страшно бесило то, что я не сдалась и умудрилась выжить. Первое, что он сделал — это выселил меня и четверых детей из квартиры. Он просто перестал платить. Квартира была съемная, и контракт был на него. А я без работы не могла платить.

— И куда вы уехали?

— У него была квартира пустая во Флоренции, которую он даже не сдавал, и я въехала в его квартиру. Поскольку она была куплена в браке, он не имел права замки менять и не имел права меня туда не пускать, но он это сделал. И я взломала дверь. Я говорю это открыто. я в суде это итальянском это говорила. И судья потом одобрил мои действия и сказал, что я имела право это делать. Я туда вселилась с детьми, и потом судья не имел права меня с детьми выселить, и мне разрешили остаться в этой квартире. Но он в этой квартире электричество отрубал, дверь пытался взламывать в полночь. Мы как на войне жили.

— Есть американское консульство, которое вообще-то очень следит за судьбой своих граждан. Вы обращались? Еще есть российское консульство…

— Во Флоренции российского консульства нет, потому что это город небольшой. Но американское консульство есть.

— Вы не обращались к российским властям как граждане России?

— Изначально я обратилась к американцам, потому что до американского консульства я могла пешком дойти. Я побежала туда, потому что там висит плакат большой, где написано, что обращайтесь к нам, если вы знаете о каком-то преступлении, которое совершено против американского гражданина. Когда была попытка удушения, я побежала в американское консульство. Со временем я поняла, почему вообще есть американское консульство в таком небольшом городке. Потому что в этом городке находится огромный филиал "Дженерал Электрик", и им постоянно нужна какая-то поддержка американского консульства. Американский консул смотрел на меня в течение трех лет стеклянными глазами. Я туда водила старшего сына, когда он в гипсе был. И сам сын сказал: "Мне папа сломал руку!", и этот консул мне говорил с течение 3 лет: "Мэм, пожалуйста, обращайтесь в судебную инстанцию, у нас нет полномочий, нет компетенции. У нас дипломатическая миссия, мы визы выдаем. Мы не разбираемся в семейных спорах".

Я однажды звонила в американское консульство из полицейского участка, когда отец старшего о стенку головой ударил, а второй мальчик валялся на земле и рыдал. Это было на автобусной остановке, и мы прибежали в полицейский участок. Полицейские отказались брать у меня жалобу, потому что не было медицинской выписки, но я решила позвонить в американское консульство, чтобы они пришли…

 

Вице-консул мне сказал, что они не приходят в полицейские участки, они приходят только в больницу. И я сказала: "Ну, хорошо, мысейчас едем в детский травмпункт, потому что иначе не возьмут заявление о нападении, об агрессии. Пожалуйста, давайте встретимся в детской больнице". Вице-консул сказал, что они такого не делают. А я спросила: "А что же вы делаете?" Они мне сказали, что они экстрадируют останки граждан обратно в Америку.

Действительно, дипломатическая миссия не может вмешаться в судебный процесс, но они много чего могут. И в какой-то момент я поняла, что вот это местное американское консульство не только не поможет мне, а что они еще и уведомляют моего мужа о моих запросах. Я поняла, что с ними лучше не иметь дела, потому что будет еще хуже…

Он хотел этих детей, чтобы меня уничтожить, и из экономических соображений. Потом он стал хотеть этих детей, чтобы защититься от уголовщины, потом он стал хотеть этих детей, чтобы не дать им выехать из Италии и подать уголовные жалобы там, где у него "крыши" нет. Он стал бояться, что если он не получит опеку над детьми, то я вывезу детей под другую юрисдикцию.

В Штатах нет срока давности: когда кто-то из детей достигает восемнадцатилетия и выходит из-под ига отцовского, он делает все, что он хочет.

— И подает любые иски…

— И у него стало задачей не дать старшему ребенку достичь 18-летия, ему нужно было объявить ребенка недееспособным. Теперь психбольная стала не только я в его исках в суде, а и ребенок. Он открыто говорит прессе, что старший ребенок — психбольной.

— Он бил своих детей головой о стену, а его нынешняя спутница жизни на это не реагировала. Или не хотела?

— И да, и нет. Ей, конечно, эти детки не нужны.

— Но не до такой же степени, чтобы позволять побои?

— Она тоже юрист, американка. Бездетная. Они работают вместе. Я спрашивала: зачем этой женщине судебный процесс, она же ходила в суд, говорила, что она будет лучшей матерью моим детям, чем я. Моя дочка восьмилетняя мне сказала: "Мамочка, она так долго была одна, что она все сделает, чтобы не потерять папу". То есть, она это делала, чтобы не потерять мужчину.

— Но почему она не пыталась его остановить, когда он обижал детей?

— Мой муж не идет ни на какие переговоры ни с кем, он абсолютный тиран. Его невозможно остановить или не остановить, ему можно только подчиняться. Но она делает то же самое, что долго приходилось делать мне. Старшему сыну 14 лет исполнилось. Он может теперь сам имеет право в России подать иск. Этот домик карточный, который основан на деньгах "Дженерал Электрик" и на органах опеки Италии, развалится, когда детки достигнут совершеннолетия.

— Он не понимал этого? Он что, не просчитывал на два шага вперед?

— Просчитывал, но он не контролирует ситуацию. Когда человек-насильник, когда он замахивается рукой и хочет ударить, у него уже развита патология.

— А когда вы выходили за него замуж, были какие-то признаки?

— Нет. Он был веселый американец. У него не было ценностей, это человек, который в Бога не верит, у него нет никаких тормозов — ни моральных, ни психологических, ни культурных. Он как черная дыра. Если бы он не работал на "Дженерал Электрик", то он бы не получил опеку над детьми.

— А почему же вы решили бежать?

— Все произошло за последние пять месяцев. Когда отец получил полную опеку над детьми, то я упросила старшего сына пойти попробовать жить с папой, потому что мне мой адвокат четко сказал: "Если старший сын не пойдет жить с папой, то будут винить тебя".

Сын вернулся через пять дней с окровавленной шеей. На шее были ногтевые драные раны. Он пришел, сел на диван, его трясло, он молчал. И я говорю: "Что произошло?" Он говорит: "Ничего". Он отказался разговаривать. Это было перед Новым годом. Я говорю: "Ну ладно, я пойду подарки покупать". Я ему купила свитер. Попросила примерить, он снял майку, и я увидела кровавые подтеки. Я говорю: "Что это?", и он мне сказал, что папа его пытался душить, схватил его за шею, а папа у нас ростом 1,95, спустил его с лестницы, крича, что ты в моем доме жить не будешь.

Я тут же уведомила судью, которая дала опеку над сыной. И судья не реагирует. Обхожу все инстанции — ничего не происходит. И я понимаю, что все, конец. Конец в том смысле, что он этого сына просто убьет.

В Италии я обращалась ко всем, было абсолютно бесполезно. Я не могла адвоката найти год. Когда я нашла адвоката, он оказался купленный. Я даже ездила к адвокатам в другой город, в Милан. Я пыталась подать иск в Европейский суд по правам человека. И адвокаты исчезали. Один адвокат, которого я попросила на развод подать, держал мое дело девять месяцев и не подал на развод. Потом оказалось, что ему сказали не подавать на развод, чтобы дать возможность моему мужу подать на развод на других условиях. Это все правда: адвокаты исчезали, адвокаты делали вредные дела. В Италии я обращалась ко всем и вся. Я в какой-то момент поняла, что с Италией покончено, мои дети пропадут.

И в какой-то момент я вижу видео Ирины Фроловой в "Правде.Ру", как у нее в Норвегии отобрали двоих детей.

Я начинаю следить за российской прессой и понимаю, что в Италии не то что я ребенка потеряю, а ребенок жизнь потеряет. Я в тот момент детей уже практически не вижу. Дети приходят ко мне на побывку на выходные грязные, в экземе, плачут. Мой четырехлетний ребенок говорит купленному судэксперту: "Я так мало вижу маму".

 

А судебный эксперт говорит: "Ребенок сказал, что он мало видит маму. Но на самом деле он хотел сказать, что он мало любви получает от мамы", и что надо вообще урезать время свиданий с матерью, вообще нельзя ребенку маму видеть. Потому что ребенок страдает, потому что он хочет любви мамы, но не получает ее. И я понимаю, что я, как "Алиса в стране чудес", я нахожусь в каком-то сюре, что я исчерпала все возможности.

Я смотрю "Правду.Ру", участвую в блоге Ольги Слуцкер. И я понимаю, что единственный способ спасения — это уехать в Россию.

Я нашла вашего эксперта Ларису Сазонович, которая тоже живет в Италии и занимается проблемами насилия над детьми, она помогала Ирине Фроловой.

Она расставила мне все точки над "i". Мне судья сказала, что мне дали срок до 1 сентября, чтобы сын шел к отцу, на которого открыто уголовное дело по черепно-мозговой травме, которую он нанес этому же сыну. Мне судья сказала, если 1 сентября сын не пойдет, то начнется процесс лишения меня родительских прав.

— Это когда было?

— Это был август текущего года.

— Это как раз, когда Ирина убежала из Норвегии и ее задержали в Польше.

— Я сижу во Флоренции, меня трясет, я худею не по дням, а по часам. Я слежу в интернете, что Ирина бежит из Норвегии. И я думаю: "Что же мне делать, что же мне делать? Моего сына я уже не увижу". А если бежит он, предположим, один, у меня были друзья, которые готовы были вывезти ребенка, то первое, что произойдет: купленная судья в гражданском процессе запретит мне доступ к трем другим детям. Я поговорила с Ларисой, которая мне сказала: "Не вдавайтесь в иллюзии, приедет три машины полиции, если ребенок не пойдет к отцу жить".

Она мне дает вырезки из итальянских газет, что какого-то восьмилетнего мальчика забрали из дома, и за ним приехали 24 полицейских. И это в стране, где 10 процентов государственного экономического оборота контролируемо мафией, вот так забирают детей. Я никому, естественно, не говорила, что я убегу. Но у меня есть хорошие друзья, которые мне помогли бежать. Мы уехали фактически в том, в чем были. Поскольку у меня на руках были российские паспорта детей, то я просто взяла документы, и мы выехали. И итальянскую границу я не пересекала. Мы ее избежали.

— И вы оказались в России. Что сейчас - жить и прятаться? Я так понимаю, что американское консульство, которое говорило в Италии, что оно ничего не касается, здесь должно было как-то обратить на вас внимание?

— Оно не должно было обратить на нас внимание, оно должно было делать ровно то, что оно делало в Италии.

— Выдавать визы и вывозить прах?

— Абсолютно верно. И говорить, что у них нет никаких полномочий или компетенции связываться с семейными разборками. Тем не менее, зная мои полные контактные данные, они вторглись в мою квартиру в Петербурге. Они фактически провели незаконный обыск. Я на них подала уже уголовное заявление в главную прокуратуру в Петербурге.

— Они искали вас и искали детей?

— Они хотели меня врасплох застать. Шокирует то, что они ведут себя так на российской территории. И шокирует то, что тот факт, что я — американская гражданка, просто игнорируется специально. Они защищают интересы не меня как американской гражданки, а интересы другого американского гражданина. Я послала протест консулу, требуя дать мне данные на тех людей, которые вторглись на российской территории на мою жилплощадь.

— Ответа нет?

— Конечно, нет.

— В данный момент действует решение итальянского суда о том, что опека над детьми передана вашему мужу?

— Нет, это не так. Каждая страна имеет свою судебную систему. Чтобы признать действительность того суда, того решения, нужно подать иск в российский суд (или по конвенции, или судебный процесс). Автоматически ничего нет. То решение действует на территории Италии.

— А здесь вы находитесь легально?

— Конечно, легально.