Евгений Брюн: Даже муравьи токсикоманят

"В тоталитарных и теократических государствах алкоголизма, наркомании, преступности и проституции практически не существует, — к такому выводу пришел главный нарколог России Евгений Брюн.- Но, это не значит, что тоталитаризм — единственный способ борьбы с этими проблемами". Об этом он рассказал в беседе с главным редактором "Правды.Ру" Инной Новиковой.

Фото:  

— Евгений Алексеевич, вы занимаетесь проблемой наркомании и алкоголизма с 1987 года. Прошло уже, сколько получается, 25 лет, больше, 26 лет. За это время на ваших глазах вообще мир изменился, страна изменилась, изменились наркоманы. Что произошло?

— Я по образованию психиатр и работал в Московском НИИ психиатрии. Как-то мартовским вечером директор меня вызывает, профессор Ковалев Владимир Юрьевич, и говорит, что вот, извините, это почти цитата, он говорит "есть такое, не очень хорошее дело, два года не можем укомплектовать отдел, который бы занимался наркоманами". А я к этому времени занимался общей психопатологией, писал какие-то научные умные статьи, и говорю: "я не хочу".

— Вы сказали: Я их боюсь?

— Нет, я сказал: "Свое хорошее дело. Можно, я подумаю?" Он говорит: "а чего думать, никто в этом ничего не понимает, сделаешь свою клинику, и все будет хорошо". И когда я влез в эту тему, я понял, что интереснее вообще на самом деле научного направления, ну, в нашей области, трудно себе даже представить. Поскольку наркология — это синтетическая такая наука, на стыке очень многих других наук, и этнографии, и культурологии, и истории, и археологии. Чего ни возьми…

— А при чем здесь археология?

— 40 тысяч лет назад в археологических раскопках у человека в захоронениях находили психоактивные вещества, значит, они их использовали зачем-то.

Кстати, слоны пьют вино, а муравьи токсикоманят, медведи и обезьяны тоже любят всякие сброженные продукты, в которых содержится алкоголь. Все не так просто. Поэтому мне это стало очень интересно. А потом я познакомился с больными. Книг не было, учиться было особо тоже не у кого, мастеров в этой области было очень мало. Учились у больных.

Читайте также: Новые наркотики будут запрещать быстрее

— А больные, откуда они брались-то?

— Открыли клинику.

— В те времена была уголовная ответственность.

— Да, тогда была. Вот к этому мы еще подойдем. Тогда мы организовали первый телефон доверия для наркоманов.

— Анонимный?

— Анонимный, да, и кабинет у нас был. Это был 1988 год. Мы организовали первую в Советском Союзе клинику для добровольного лечения наркоманов. И старались их социальный статус сохранить с условием, что они с нами сотрудничают, и мы их лечим. Пришел 1991 год, декабрь, и указом президента уголовная ответственность за потребление наркотиков была отменена.

— Вообще какая-то феноменальная история. Кто мог это пролоббировать? Это настолько очевидно.

— Вот этого я просто до сих пор не понимаю. И вот с декабря 1991 года мы по цифрам поняли, что у нас идет лавинообразное нарастание больных.

— А что, отмена уголовной ответственности, она как-то форсировала рост числа наркоманов?

— Да, катастрофически. Я потом пациента спрашивал, вот, говорю: "а если бы не отменили уголовную ответственность, как бы твоя судьба сложилась?" Он говорит: "я бы сто раз подумал вообще, если бы была уголовная ответственность".

— Да, потом они вам это говорят, потому что знают, что от них это услышать хотят.

— Нет. Понимаете, когда у них возникает проблема, они начинают переоценивать вообще жизнь, свои поступки и так далее. Мы обращаем внимание, что для многих наших больных жизнь беспроблемна.

— Нет горя, нет радости…

— Нет горя, нет больших радостей, родители…

— Не ценят то, что у них есть вжизни.

— За тебя все решают: деньги дают, кормят, одевают и так далее. Проблем нет. Нет проблем, хочется удовольствий и ещё хочется, и ещё.

— И каждый раз все сильнее и сильнее потребность в этих удовольствиях, уже мало вчерашних удовольствий.

— Есть такая закономерность: если человек начинает употреблять коноплю, то ее действие длится 2-3 года.

— Это как понимать?

— Эффект, эйфорический эффект пропадает.

— То есть 2-3 года он употребляет коноплю и радуется жизни.

— Да, потом эффект пропадает, и надо переходить на какой-то… Он начинает искать следующий наркотик. Это могут быть амфетамины, стимуляторы., таблетки или героин. Какое-то время в 90-х годах было модно из эфедрина, который свободно продавался в аптеках, делать сильнейшие наркотики, которые внутривенно вводили. У них там такие типа запоев были, они зависали, кололись беспрерывно. Иногда они записывали это на аудио или на видео и нам показывали эти вечеринки, которые проходили. Это страшное зрелище!

— А на видео они записывали зачем?

— А им это было интересно, чтобы потом в трезвом состоянии на это посмотреть. Одна девочка рассказывала: "я могла пришивать пуговицу часами", потому что так было это интересно. Она несколько часов тратила на то, чтобы пришить одну пуговицу или там ещё какое-то действие производила, или там сексуальные какие-то оргии происходили довольно безобразные. Вот под знаком этих самодельных наркотиков проходили у нас 90-е годы.

— А потом, когда после этих самодельных наркотиков что-то сильнее нужно было?

— Да, конечно. И тогда к нам пришел афганский героин.

— Это самый сильный наркотик ?

— Да. Это уже считается абсолютный наркотик, с абсолютной зависимостью, с абсолютным бредом. И как сами больные говорят, что вот этот кайф — оргазмоподобный, как они говорят: "от него мы отказаться уже не можем".

— А его уже нужно все больше и больше, пока…

— Пока не наступит смерть. Или смерть, или его остановит милиция, или какое-то заболевание возникнет, несовместимое с употреблением наркотиков, и тогда он останавливается. Правда, он может остановиться, если это довольно такая тяжелая зависимость, но тот дефект, который возник в связи с употреблением наркотиков, он останется навсегда. Он навсегда остается депрессивным, он навсегда остается искореженным, он не сможет ни работать, ни учиться, ни защищать родину.

— Он сможет жить самостоятельно и не начинать принимать наркотики снова?

— Иногда так бывает, крайне редко, когда возникают какие-то катастрофические события в его жизни или он на грани смерти. Далеко не всех это пугает, но некоторых пугает. Но, к сожалению, только единицы. Или там смерть близких, или там какое-то тяжелое заболевание. Я помню, один больной мне говорил, что ничто так не продлевает ремиссию наркотическую, как сломанная нога, потому что невозможно выйти из дома.

— Давайте мы с вами вернемся к теме Афганистана. Как вы оцениваете ту ситуацию с употреблением наркотиков, которая сложилась с началом той трагической для Советского Союза войны?

— Мы знаем абсолютно точно, что в 1980 году началась война, а в 1982 году цифры, число больных наркоманией стало возрастать в России. До 1982 года они были ничтожны, небольшие, там сотые проценты, по регистрации.

— Вы говорите о цифрах по всему Советскому Союзу, включая Таджикистан, Узбекистан?

— Средняя Азия- там особая была ситуация. Там всегда, много столетий было культурное потребление наркотиков, мы об этом знаем.

Что вы имеете в виду, когда говорите о культурном потреблении наркотиков?

— Культурное потребление. Есть определенные закономерности. Допустим, на севере Сибири и Америки, там было культурное потребление мухоморов, чуть южнее культурное потребление алкоголя, чуть южнее культурное потребление конопли и опийного мака, вообще мака. В Латинской Америке было культурное потребление кактуса пийота или других каких-то галлюциногенов. К наркомании это не имело никакого отношения, потому что потребление всех этих психоактивных веществ, оно было под жестким контролем, была масса табу.

— То есть, с соблюдением неких правил, как это нужно потреблять?

— Абсолютно точно. Если шаман потреблял какие-то мухоморы или какие-то галлюциногены, то это не значит, что его паства это тоже принимала. Или, допустим, курительный табак, тот, что Колумб потом привез в Европу. Североамериканские индейцы употребляли его один раз в жизни — во время обряда инициации, то есть перехода из детского возраста во взрослое состояние воина. Один раз. Он испытывал галлюцинации, он видел своего личного бога тотема какого-то, ему в связи с этим давали новое имя, и он становился другим человеком, уже становился взрослым, становился воином.

— Поразительно.

— Поэтому это называлось культурное потребление наркотиков. Когда традиция стала умирать, а это примерно 16 век, первые буржуазные революции, роль религии стала постепенно падать, традиционная семья стала умирать и наркотики, большая часть преступности, проституции, ещё каких-то негативных социальных явлений, вот эти все явления усилились. Я по-другому скажу. В тоталитарных и теократических государствах алкоголизма и наркомании, преступности и проституции практически не существует, она на минимальном уровне.

— В тоталитарных и в теократических государствах.

— Мы можем себе представить Саудовскую Аравию, мы можем себе представить наш Советский Союз.

— Так ведь в Саудовской Аравии, к примеру, вешают за употребление наркотиков, но наркоманы и там есть?

— Да, ну, это по их, местным законам. Кстати, смертная казнь никого не остановила в плане и торговли наркотиками, и потребления наркотиков.

— Да и вообще от любых преступлений это не панацея, к сожалению.

— Да. Поэтому мир движется в сторону запрета на смертную казнь. Я, кстати, разделяю эту точку зрения. Я хотел сказать другое. Ответственность с государства переносится на личность. Вот идет демократический процесс, идет разрушение традиций, ответственность коллективная переносится на ответственность личную. То есть человек должен сам определяться в своей жизни, в своих пристрастиях.

— Прекрасное утверждение! Когда я росла, нас учили в школе, что алкоголь разрушает личность. Насколько наркомания разрушает личность, я вообще не представляю, но догадываюсь. И в итоге, человек с разрушенной личностью, он будет сам определять, чего ему делать? Мы к этому и пришли, кстати.

— Весь мир движется в эту сторону. И мы понимаем, что западный мир, в не меньшей степени, чем Россия страдает от увеличения распространения наркотической и алкогольной зависимости, опять же однополые браки, усыновление однополыми браками детей…

— А такая дикость — изъятие детей из биологических семей. Пытаются разрушить связи в семьях.

— Безобразие вот это, то, что творится с семьями, это какое-то извращенное представление о…

— О чем? О развитии общества, о цивилизации?

— Я всегда вспоминаю Библию. Вот избранный народ, он движется в сторону греха, движется, движется, потом бац… они сами себя приводят к этому. Вот Содом и Гоморра существовали, существовали, потом раз — взрыв, все. Они сами себя уничтожили. Это можно трактовать, как божественное проявление, можно трактовать, как их собственное движение в сторону разрушения.