Вид на жительство в обмен на ребенка

По норвежским законам любой ребенок, проживающий на территории страны, находится под защитой государства. Именно государство вправе решать даже вопрос о том, кто может быть его родителями — родные папа и мама или приемные. Решения местной службы по защите прав детей считаются выше решений судьи. А значит, повернуть их вспять практически невозможно.

Фото: Фото: AP

В редакцию "Правды.Ру" обратилась очередная российская гражданка, проживающая в Норвегии, — Майя Касаева. Ее история, можно сказать, типична: как и у многих других российских женщин, о которых мы неоднократно писали, у нее отобрали ребенка — сына 2002 года рождения. Правда, поначалу власти даже предложили женщине своеобразный обмен. "Во время заседания суда судья мне открыто предложил: мы тебе вид на жительство в Норвегии, а ты нам — сына. Я отказалась, и тогда начались репрессии", — рассказывает Майя.

Женщину с остальными тремя детьми переселили в лагерь для беженцев, лишив ее права на работу, а детей — права на учебу. Поскольку Майя продолжала бороться за своего сына, вновь и вновь обращаясь в суд, ее попросту решили депортировать из страны, чтобы "закрыть проблему". "Я узнала об этом совершенно случайно — российская иммиграционная служба вышла на связь со мной, чтобы уточнить место моей последней прописки. Когда я спросила, для чего им нужна эта информация, они мне сообщили, что им пришли документы на мою депортацию", — рассказывает Майя.

Тогда женщина задала вопрос: сколько детей указано в списке на депортацию? Оказалось, трое. После того, как сотрудники российской иммиграционной службы узнали, что в семье вовсе не трое детей, а четверо, они направили протест на депортацию. Обоснование было вполне логичное — или возвращайте в Россию всех пятерых, или оставляйте семью в Норвегии.

Сейчас семья Касаевых находится как бы в подвешенном состоянии. "Многие стремятся сюда приехать, а мы не можем уехать, потому что сына держат в заложниках", — говорит Майя. Ее сына отдали на воспитание одинокому мужчине-инвалиду. Видимо, с точки зрения норвежских властей, такая "семья" считается для ребенка более полноценной, чем родные мать и братья.Вот уже два года Майя не имеет с сыном вообще никаких свиданий. Ей их запретили, обвинив в том, что она якобы хочет выкрасть ребенка и увезти его в Россию.

Понять это обвинение, с точки зрения здравого смысла, вообще невозможно. Какое это преступление, если мать хочет вернуться со своим ребенком — гражданином России — обратно на родину? Впрочем, мальчик с недавнего времени уже не гражданин России — в новой семье ему поменяли документы и записали норвежцем.Позиция здравого смысла тут, похоже, неприменима. Норвежские власти руководствуются не ей, а буквой закона.

Читайте также: Россиянки - доноры детей для Норвегии

А первая статья норвежского закона о детях гласит: "Любой ребенок, находящийся на территории страны, пребывает под защитой государства". Вроде бы все правильно. Но на самом деле трактуется этот закон следующим образом: все дети принадлежат Норвегии, а точнее, коммуне, где они проживают. Поскольку вся местная власть находится в руках так называемых коммун — муниципальных органов управления территорией.Эти же коммуны назначают своих представителей в местные службы защиты прав детей, которые пользуются прямо-таки неограниченной властью — их решения считаются выше судейских. И вот работники этой самой службы начинают распоряжаться судьбами детей, решать — кто достоин быть их родителями, а кто нет.

Истории российских женщин, у которых норвежские власти отбирали детей, развивались по похожему сценарию. Они оказывались в трудной жизненной ситуации — в основном, из-за развода с мужем-норвежцем, и попадали в поле зрения службы по защите прав детей. Кто-то сам туда обращался, искренне рассчитывая на помощь и поддержку. Кто-то становился "объектом наблюдения" из-за доноса бывшего мужа или социального работника.

Результат всегда был один и тот же. Сначала женщину брали под плотную опеку, контролируя буквально каждый ее шаг и оказывая психологическое давление. В конце концов, ребенка или даже нескольких детей отбирали. Все многочисленные суды, куда пытались обращаться матери, оказывались бесполезны — никто не решается признать, что служба защиты детей действовала незаконно. А потом, с точки зрения властей коммуны, какая разница, кто будет воспитывать того или иного ребенка: дети же "общие", коммунальные.

Получается, попав раз "на крючок" этой самой службы, сорваться с него уже невозможно. Кстати, в Норвегии немало случаев, когда детей отбирают у тех родителей, кто сам в свое время был отдан в приемную семью. Знаете, какой аргумент при этом приводят работники службы защиты прав детей?Оказывается, те, кто вырос в приемной семье, не имеют полноценного семейного опыта и поэтому не могут быть правильными родителями. Получается какой-то замкнутый круг: детей сначала лишают родных родителей, а потом и своих собственных детей.

Неудивительно, что некоторые из них кончают жизнь самоубийством.У скандинавских стран есть богатый опыт по ассимиляции тех, кто казался им недостаточно полноценным гражданином. Вплоть до 1976 года в Швеции действовал закон о насильственной стерилизации, которой подвергались женщины, считавшиеся умственно или физически неполноценными.

В основном таковыми почему-то оказывались нацменьшинства — цыгане или представители коренной народности — саамов.В других странах, которые ныне считаются оплотом гуманизма, у нацменьшинств отбирали детей. чтобы отдать их на усыновление "полноценным" гражданам. Например, до 70-х годов прошлого века такая программа действовала в Швейцарии в отношении цыган. А в Австралии детей отбирали у семей аборигенов.

Правда, все подобные истории закончились одинаково: Швейцарское правительство извинилось перед цыганами, а австралийское — в 2008 году перед аборигенами. То есть они честно признали, что поступали, мягко говоря, нехорошо.В Норвегии эта практика отбирания детей, можно сказать, процветает и имеет поддержку на высшем государственном уровне. Извиняться точно никто не собирается.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"