Гамлетовские вопросы Валерия Гаркалина

Его энергия безгранична, работоспособность потрясает. За последние четыре года Валерий Гаркалин приезжал во Владивосток трижды. Сначала со спектаклем "Ботинки на толстой подошве", прошлой осенью он был занят в спектакле "Золото". И вот вновь "Ботинки...". Фейерверк юмора, неподражаемая мимика. Казалось бы, комик от бога. Этим и прославился в многочисленных кино- и театральных ролях. А оказался — философ, заядлый читатель хорошей литературы и замечательный собеседник, с которым корреспондент "В" общался не впервые.

- Валерий, для вас актерство способ зарабатывания денег или образ жизни?

- Это очень всеобъемлющий вопрос. Я сейчас набрал курс в ГИТИСе будущих актеров и режиссеров, которые должны прийти на смену моему поколению. У них есть лекционный курс "мастерство актера", и по нескольку часов в день они занимаются этим странным предметом. Но я и сейчас не могу определить, что же это такое — актерство...... Но думаю, что это, конечно, не предмет. Это мировоззрение, образ жизни.

- Вы недавно ошеломили зрителя тем, что заявили себя в совершенно необычном для вас амлуа: сыграли Гамлета.

- Да, Москва была потрясена. Действительно, эта работа поворотная в моей судьбе. Я не ожидал, что мне предложат эту роль. Считалось, что мое предназначение — смешить людей, возбуждать самые веселые чувства, но уж никак не мрачные, не трагические, которыми насыщена пьеса Шекспира. Никогда не думал, что смогу выйти на подмостки, и "гул затихнет", и я - "к косяку"...... Но задышала "почва и судьба". Дело в том, что Дима Крымов — постановщик этой пьесы, мой близкий друг, мы даже жили по соседству когда-то. Он дал мне прочесть новый перевод Гамлета. Мне давно казалось, что пьеса требует обновления. Хотя все, что переведено ранее, — это своего рода художественный памятник. Пастернак один чего стоит! Но еще играя "Укрощение строптивой" в театре, я задумывался о том, что перевод не совсем точен. Вся штука в том, что традиционно пользовались подстрочником среднеанглийского языка. И вот Андрей Чернов, который делал нынешний перевод, взял староанглийский. И это просто поразило меня. Во-первых, я нигде не увидел рефлексирующего Гамлета, который стоял бы в углу Эльсинора. Я ведь очень много видел трактовок разных артистов. Все упиралось в мастерство главного актера, остальные, грубо говоря, обслуживали это дарование в меру способностей. Наступает момент, когда актер дорастает до роли Гамлета. И актер мастерит. Но к смыслу произведения это не имеет никакого отношения...... Дима предложил мне заняться не мастерством актера, а смыслом: какая глубинная трагедия произошла в Эльсиноре. Глубина ее прежде всего в том, что все это обыкновенная жизнь. И как страшно, что на следующий день после премьеры "Гамлета" в Москве разразилась такая трагедия с заложниками. Мы отыграли премьерные спектакли 24 и 25 октября. А 26-го отменили спектакль — произошла трагедия на "Норд-Осте". Настроение было такое, что мы просто не могли выйти на сцену. Я остался у телевизора дома, следил за всем происходящим. У меня было такое ощущение, что взяли в заложники нас всех. Просто руки опустились.

- И в чем, по-вашему, смысл "Гамлета"?

- Там речь идет о матери, о сыне, об отце. Это то, из чего мы состоим, то, без чего человек не может существовать. Я играл другого Гамлета. Офелия, которую играла актриса Гринева, тоже другая. Это не та безумно порхающая Офелия, далекая от жизни. Это современная девочка, которая взрослеет и познает этот мир. Почему он так трагичен? Офелия — это та девочка, которая уснула и не проснулась......

- Вы долго внутренне шли к тому, чтобы играть эту роль? Не единожды многие актеры признавались, что это мечта всей их профессиональной жизни, когда итожится некий человеческий и актерский опыт.

- Да, в общем, я не шел к этой роли. Актерский опыт — да. Человеческий...... Думаю, что к 50 годам что-то тоже накопилось. Но, мне кажется, дело не в опыте. Может быть очень опытный артист, а спекталь окажется слабым. Уместнее говорить о неких размышлениях об этой жизни...... Увы, она несовершенна.

- Вы сегодня больше актер кино или театра? Ведь мы сейчас наблюдаем очень интересную вещь: актеры возвращаются в театр при том, что там не стали больше платить. Но стала стабильнее некая внутренняя атсмосфера театра.

- Я-то как раз ушел из Театра сатиры. Участвую в антрепризе, это прежде всего возможность заработать. Профессия актера остается по-прежнему одной из самых низкооплачиваемых, какую только можно себе представить. А в кино — это не приход и не уход. Есть определенные роли. Кино для меня было вторым, оно приносило популярность, известность. Сейчас кино — российского, не советского — пока еще нет. Я успел сняться в последней картине, которую можно назвать полноценной, — "Ширли-мырли". Можно любить ее или нет, но она — опять же как у Шекспира — залог самостояния. Не эти мелкие сериалы, поделенные на какие-то незапоминающиеся куски, а настоящее кино. У меня нет цели играть в микроскопических ролях. Со времени "Ширли-мырли" прошло восемь лет, и подобного предложения не поступало. Нет какой-то истории, которая была бы снята в комедийном или романтическом ключе. Как "Катала", например, и я горжусь этим фильмом. Это тоже самостоятельное произведение, где есть сюжет. Ведь в основе всегда лежит литература, и если нет литературной основы, не получится фильм. Из ничего ничего и выходит.

- Ваша жена не имеет никакого отношения к актерской среде. Это помогает или мешает взаимопониманию?

- Люди женятся чаще всего, когда понимают, что им трудно друг без друга жить. И профессия любимого человека здесь абсолютно ни при чем. Я рад, что Катя не актриса, а очень домашний уютный человек. Она скромна, непретенциозна. И это, пожалуй, плюс. За день столько всего переиграешь, что лицедейство еще и дома — это бремя. Хотя бы несколько часов отдыха......

- В свой прошлый приезд во Владивосток вы были гостем актерского факультета академии искусств. Какие секреты вы открыли нашим студентам?

- Да, действительно, в прошлом году студенты пригласили меня. А то подумаете, что я такой наглый, что врываюсь в академии всех городов нашей страны, где бываю на гастролях (хохочет). Студенты меня пригласили рассказать о своем ощущении актерской профессии. И я, еще не ведая того, что буду набирать курс, пришел. Это, наверное, был некий знак. До этого у меня был заочный курс, но там особенно нечем делиться: это люди, которые уже работают. Что им рассказывать, как играть, они сами тебе расскажут. А вот с молодыми студентами у меня родился новый метод, противоречащий в некотором смысле традициям.

- Вы его как-то назвали?

- Названия я не придумал, но на практике проверил — эффект потрясающий. Конечно, я не отказываюсь от российской актерской школы. Художественное воспитание наличествует, то есть студенты проходят некий элемент органики, и этого никто не отменяет. Но на это уходит гораздо меньше времени. Тратить четыре года на лицедейство — просто безумие. Я же заставляю... читать. Знакомлю с драматургами новой волны, с самыми разными пьесами. Необходимость чтения — острая и серьезная. Они взрослеют, читая. Литература становится внутренним оснащением. Я пришел к выводу, что необразованный человек никогда не будет хорошим актером. Он будет ремесленником по принципу "страдала-страданула". Вокруг меня очень много педагогов, и, знаете, в мой метод поверили.

- Какое амлуа, на ваш взгляд, в театре первично — трагика или комика?

- На заре человечества был кукольный театр...