Чаепития в Академии: Прикосновение к чуду

Писатель, журналист, ведущий рубрики Pravda. Ru "Чаепития в Академии" Владимир Губарев побывал в экспедиции в Красноярске. "Три года назад в Pravda. Ru мы рассказали о секретном городе Красноярск-26. Что же изменилось за это время? А начнем, пожалуй, не с первой встречи в закрытом городе, а с экспедиции по Енисею. Для солидности она была обозначена как "экологическая", — пишет Владимир Губарев.

Новое путешествие на подземный завод и в город, где рождается будущее атомной энергетики.

Ждать десять, а тем более двадцать лет не могу — вдруг не успею! Да и события в наши дни развиваются стремительней, чем два века назад. А потому я не последовал примеру Александра Дюма и сразу же отправился в Восточную Сибирь за приключениями, как только узнал, что на берегу Енисея происходят события, о которых надо обязательно рассказать.

Три года назад в Правде. ру мы рассказали о секретном городе Красноярск-26. Что же изменилось за это время?

А начнем, пожалуй, не с первой встречи в закрытом городе, а с экспедиции по Енисею. Для солидности она была обозначена как "экологическая"…

По течению — час, а обратно — три…

Катер "А. Бояринов" скользит по воде легко, непринужденно, хотя со стороны кажется, что он неуклюж и неповоротлив.

Сейчас он выполняет экологическую миссию. Дозиметрист работает усердно, непрерывно, будто опасаясь пропустить "какую-нибудь гадость", как весьма образно выразился капитан.

Нам остается только следить за действиями дозиметриста да и любоваться таежным пейзажами, мимо которых проходим на экспедиционном судне, как значится "А. Бояринов" в штатном расписании комбината.

Итоги экспедиции очевидны: влияния на экологическую обстановку в районе Горно-химический комбинат оказывает незначительное, оно ни в какое сравнение не идет с теми выбросами, что дают другие предприятия, а их, как известно, вокруг Красноярска множество.

Истины ради, следует сказать, что в недалеком прошлом, когда реакторы ГХК работали на полную мощность, Енисей, конечно же, испытывал серьезную радиационную нагрузку. Да, старались, чтобы она была поменьше, но вода Енисея использовалась для охлаждения реакторов, и, пройдя по тоннелям "Скалы", конечно же, загрязнялась. Однако с тех пор, как реакторы остановлены, влияние ГХК на окружающее среду стало почти незаметным. Ежегодно публикуются подробные отчеты о повседневных экологических наблюдениях, и в этом легко убедиться.

Тем не менее "А. Бояринов" ходит вверх и вниз, и старательный дозиметрист берет одну пробу за другой.

Кстати, путь по реке в обратном направлении занимает втрое больше времени, так как Енисей река стремительная, течение очень сильное.

Перед нами "вход в подземелье" — здесь в "Гору" ныряет электричка по утрам и выныривает после ближе к вечеру, привозя и увозя рабочие смены.

Лодки рыбаков жмутся к "секретному" берегу (теперь им это разрешается!), так как убеждены, что рыбы здесь побольше.

Ошибаются!

Так утверждают водолазы, которых "А. Бояринов" привозит сюда регулярно. Они опускаются на дно реки, проверяют состояние водозаборов. Водолазы сетуют, что рыбы стало меньше, а вот раньше… И далее начинаются привычные рыбацкие рассказы. Главным аргументом считается упоминание о Бояринове, одном из первых водолазов комбината, мол, он встретил на глубине такого размера рыбину, по сравнению с которой описанный Виктором Астафьевым монстр выглядит мальком. Но теперь иные времена — река распрощалась со своим рыбным богатством.

Последний тезис можем подтвердить. В концовке нашей экспедиции попробовали порыбачить. Втроем вооружились спиннингами. Часа три "прочесывали" воды Енисея. Поймали трех хариусов, грамм по сто каждый. Правда, было выловлено несколько крошечных экземпляров — они были немедленно возращены в реку: все-таки у нас экологическая экспедиция, а не команда браконьеров.

Хорошо, что захватили с собой заготовленный на кухне шашлык, пикник на рыбалке удался на славу!

Из Отчета по экологической безопасности:

"Понятие "качество" рассматривается как одно из основных составляющих обеспечения безопасности при осуществлении производственной деятельности. Эта составляющая включает в себя обеспечение ядерной и радиационной безопасности, надежности эксплуатации объектов ядерно-топливного цикла, точности выполнения производственных процедур на основе создания и поддержания в рабочем состоянии системы менеджмента качества, отвечающей требованиям стандартов ИСО серии 9000 и рекомендациям МАГАТЭ в области безопасности, а также выполнения требований законов Российской Федерации".

Главная тайна "АД"

20 апреля 1964 года впервые облученные урановые блочки были загружены в ковш Радиохимического завода.

2 марта 2012 года в аппарате-растворителе оказался последний урановый блок партии № 4733.

В обеих операциях принимал участие оператор И. В. Синько.

Чуть позже он признался:

— Так закончилась моя биография на комбинате, которому я отдал всю свою жизнь…

Ветеран не сказал, что именно в этот день завершилась и биография легендарного подземного комбината, который обеспечивал страну оружейным плутонием. Его было получено здесь настолько много, что дальнейшая работа комбината уже не требовалась…

Итак, одна история ГХК завершилась, а что дальше?

Но сначала вернемся в прошлое, без которого просто невозможно представить, каким путем пойдет в будущее этот атомный комплекс.

3 сентября 1958 года реактор АД достиг проектной мощности.

10 сентября 1961 года вступил в строй реактор АДЭ-1.

31 января 1964 года реактор АДЭ-2 начал работать как первая АЭС Сибири.

Только факты:

"В результате модернизации и внедрения прогрессивной технологии производительность реактора АД увеличена по сравнению с проектной в 3 раза, реактора АДЭ-1 — в 1,7 раза, реактора АДЭ-2 — в 1,4 раза. В 1966 году впервые в мировой практике энергия атомного реактора использована для отопления города. За 46 лет работы реактора АДЭ-2 выработано 40 млрд кВт часов электроэнергии Реактор выделил тепловую мощность эквивалентную сжиганию 1 млрд тонн угля. Если весь этот уголь загрузить в железнодорожные вагоны, то получится состав, который способен 1,5 раза обогнуть Землю по экватору".

Подземный комбинат начинает производство плутония-239 в тот самый год, когда ядерный потенциал США превышает наш в десять раз! В Америке накоплено уже десять тысяч боеголовок! Причем темпы развития атомной промышленности стремительны: всего за два года на предприятиях США появляется еще десять тысяч ядерных боеприпасов. А у нас не хватает плутония даже для испытаний новых образцов оружия. И в этой критической ситуации свое веское слово говорит подземный комбинат.

Слово главному инженеру Реакторного завода А. В. Леонову:

"Технологические каналы с блоками ДАВ-90 стали принципиальным отличием реакторов Горно-химического комбината от ранее созданных уран-графитовых систем, производительность по основному продукту и удельная мощность были увеличены в разы… Основная задача реакторного производства до 1995 года — наработка оружейного плутония.

Точность "варки" плутония заключается в его изотопном составе. Для ядерного оружия необходим делящийся изотоп — плутоний-239. В случае "недодержки" реагирует недостаточное количество уран-238, в случае передержки — образуется слишком много плутония-240 и изотопный состав готового продукта не отвечает требованиям оружейного качества. Нам удалось преодолеть все эти трудности…"

Итак, комбинат позволил "уровнять" соотношение ядерной мощи между СССР и США. Более того, оказалось, что плутония произведено столь много, что для производства оружия он уже не нужен. Что же делать с "излишками"? И что ожидает уникальный подземный комбинат уже в ближайшем будущем? Эти вопросы ждали своего ответа…

Подземные водопады

Говорят, что рыба возвращается…

В это трудно поверить, но вдоль "полки" — насыпанной части реки вдоль подземной части комбината — маячат лодки рыбаков, что свидетельствует о наличие рыбы. А ведь совсем недавно водолазы жаловались, мол, теперь их "уловы" — они выбирают рыбу с фильтров водозабора — стали совсем "маленькими": едва на уху хватает. Кому же верить?

Сколько же воды потребовалось для нормальной работы реакторов? Среди работников комбината есть "любители статистики". Они утверждают, что за все время, пока на реакторах вырабатывался плутоний, через системы охлаждения протекла речка, ширина которой десять метров и такая же глубина, которая дотянулась бы до Луны. В общем, такой канал способен был бы подарить спутнице Земли жизнь…

Стоп! Утверждение фантастическое. А как же атмосфера, которой там нет? Оказывается, система снабжения воздухом подземелий комбината столь же могуча и велика, что она могла бы создать и "атмосферу Луны"!

Действительно, фантастика…

А теперь слово цифрам и фактам.

Сердце "водокачки" — так называли реакторщики систему водоснабжения — циркуляционные насосы. Их надежная работа — гарантия безопасности, а потому делалось все, чтобы ничто не могло остановить их. Предусматривалось три системы энергоснабжения, которые не зависели друг от друга. Линии передач шли не только от Красноярской ГЭС, но и от ГРЭС и ТЭЦ. Плюс к этому работала собственная электростанция, и всегда были наготове авиационные турбины. Так что без энергии циркуляционные насосы остаться не могли. И, естественно, без воды тоже. Была создана под землей специальная емкость, из которой в случае отказа всего и вся вода под силой собственной тяжести подавалась бы на реактор. В общем, он не мог оставаться без воды — это главное, о чем предупреждал И. В. Курчатов еще при пуске первого реактора.

А теперь о воздухе.

Свидетельствует начальник цеха Г. А. Кухаренко:

"Невероятный комплекс представляет собой промышленная вентиляция подземных сооружений комбината. Эта система обеспечивает приток и удаление миллионов кубических метров воздуха в час, их распределение по многочисленным объектам и вентиляционным каналам подгорной части комбината. За время работы вентиляционных установок прокачано примерно два триллиона кубометров воздуха (две тысячи кубических километров).

Для обеспечения надежной вентиляции производственных помещений ГХК Невским машиностроительным заводом были изготовлены уникальные вентиляторы производительностью один миллион кубометров в час. Первый такой вентилятор заработал в подземном объекте 19 октября 1957 года, две недели спустя после запуска первого спутника. Всего оборот воздуха обеспечивают восемь приточных и вытяжных систем, в каждой по два вентилятора, один в работе, один в резерве. Стоит упомянуть и о том, что зимой воздух в производственных помещениях подогревается, а летом охлаждается, то есть приточный воздух как в летнее, так и в зимнее время имеет постоянную температуру, создавая при этом комфортные условия для работы персонала промплощадки".

В Музее комбината схема снабжения водой и воздухом представлена довольно подробно. А еще совсем недавно все эти данные были глубоко засекречены. И связано это было с тем, что до нынешнего дня в мире такого оборудования не производится — слишком уж оно сложное и дорогое.

Исключение, пожалуй, составляет лишь снаряжение для подводных работ. Костюмы водолазов нынче легкие, прочные, надежные. Но все-таки особое внимание привлекает самый первый костюм, в котором специалисты опускались на дно Енисея. Уж очень он непривычен! Однако следует помнить, что первые строки биографии комбината начинались и с первых погружений в Енисей…

Водолазы раньше набирали по мешку рыбы за одно погружение. А теперь и ведро в радость. Наверное, не в количестве дело — просто за эти годы, что комбинат работал, и рыба "поумнела" — зачем ей попадать в жернова систем охлаждения реакторов!? После останова атомных монстров водяные водопады утихомирились, вот и рыба начала возвращаться в те места, где проходило ее "детство" и где многие века жили предки.

Мы ведь не можем жить без памяти о прошлом, не так ли?

Атомное кольцо

Наконец-то появился свет в конце тоннеля, и, как мне кажется, в это мгновение мы подумали с директором комбината об одном и том же: выход из атомного тупика уже совсем рядом. Впрочем, иначе и не могло быть — ведь наш разговор с директором ГКХ касался, пожалуй, самой острой проблемы в развитии атомной энергетики.

Тоннель проложен поперек могучего Енисея на глубине в полсотни метров, но мне показалось, что волны реки бьются совсем рядом, над головой. Такое ощущение, оказывается, складывается у каждого, кому посчастливилось побывать в этом необычном сооружении, относящемся скорее к фантастике, чем к реальности. Предполагалось, что по тоннелю пойдут трубы, по которым пойдут отходы с комбината в подземное хранилище. Тоннель был построен, но не пригодился, так как ученые нашли способ, как работать без отходов. Впрочем, не о тоннеле речь пойдет сегодня, а о величайшем достижении нашей науки, что случилось буквально на наших глазах.

Прошло три года. И сегодня легко убедиться, что атомщики умеют держать свое слово. Вполне естественно, что наша беседа с генеральным директором ГКХ продолжилась на оптимистической ноте.

— Через несколько дней вы летите в Лондон. Зачем?

— Пройдет заседание Всемирной ядерной ассоциации. Представители крупнейших кампаний мира соберутся там, чтобы обсудить, что сделано за минувший год, и наметить вектор развития на предстоящий.

— И вам предстоит стать там главным героем, несмотря на всевозможные санкции?

— Будем скромнее… Дело в том, что сейчас никого строительством новых атомных станций не удивишь. Это, безусловно, важно, ответственно, но все-таки АЭС — стандартизированное изделие. А вот запуск такого высокотехнологического производства как МОКС, очень насыщенного инновациями и всякого рода ноу-хау, большое событие. Стран, способных создать такое производство, можно по пальцам пересчитать. Сегодня реально действует завод МОКС только во Франции. Французы в Вене в мае месяце, когда мы представляли Российский национальный доклад по обращению с отработанным ядерным топливом и радиоактивными отходами, в кулуарах утверждали, что мы без них такой завод не запустим. Тем не менее, мы всю технологию выстроили, выпустили первую тепловыделяющую сборку (ТВС), и это является доказательство того, что завод пущен! Лицензия на эксплуатацию получена, и в День 70-летия атомной отрасли завод начинает свою жизнь официально… Никто в мире, в том числе, конечно, и французы, не верили, что в России можно сейчас запускать столь высокотехнологические производства… Вот и попросили меня в Англии рассказать о создании производства МОКС-топлива и о комплексе сухих хранилищ отработавшего ядерного топлива, которые находятся на площадке комбината.

— Нечто подобное где-то в мире есть?

— Нет.

— Расскажите мне и всем домохозяйкам страны: что такое МОКС-топливо и почему его так трудно создать?

— Придется вкратце рассказать о ядерном цикле, чтобы лучше понять место в нем МОКС-производства. Уран природной концентрации в основном состоит из двух изотопов. Это уран-235, которого совсем немножко — менее одного процента от общего количества, и остальная часть уран-238. Уран-235 хорошо делится в "тепловых" реакторах, и за счет этого обеспечивается работа в ядерной энергетике. Прежде чем загрузить в реактор уран-235, происходит его обогащение. В результате реакции, известной как "радиационный захват", уран-238, поглощает одинокий нейтрон, и после ряда превращений рождается плутоний-239, который является искусственным изотопом, но он также хорошо делится, как уран-235. При сжигании в тепловых реакторах урана-235 не только получается электрическая энергии, но и нарабатывается плутоний-239. Так вот: МОКС-топливо — это вовлечение плутония-239 в топливный ядерный цикл.

— На первый взгляд все просто и понятно, и домохозяйкам даже не нужно читать мудреные книги по физике…

— … берется смесь оксидов урана-238 и урана-235 и оксидов плутония-239 — это и есть МОКС-топливо. То есть мы повторно вовлекаем уже наработанный новый изотоп плутония-239 обратно в ядерный топливный цикл. И таким образом мы делаем его замкнутым, многократно одно и то же топливо начинаем использовать. Это сразу же дает гигантское преимущество ядерной энергетики перед другими видами генерации энергии. В первую очередь перед тепловой. Там топливо только сжигается и ничего вновь не образуется.

— "Топим печь ассигнациями"…

— Классики науки всегда дают точные определения… Но продолжим… Наиболее эффективное использование МОКС-топлива происходит в "быстрых" реакторах, нежели в "тепловых". Во Франции МОКС-топливо используется в "тепловых" реакторах, и там есть крупный промышленный завод для его производства. То есть у наших французских коллег есть определенный опыт работы с таким топливом. Учитывая невероятные трудности производства, они и предрекали нам в Вене технологическое поражение. Кстати говоря, французы начали строить аналогичный завод американцам, но запустить его не могут. Но это уже отдельная история… Англичане тоже попытались запустить такой завод, вышли на 5-7 процентов мощности, больше не смогли из-за технической и технологической его сложности.

— Понятно, ведь это попытка осуществить почти вечный атомный двигатель?!

— Почти — ведь за счет вовлечения плутония в ядерный цикл мы можем обеспечить энергией человечество на тысячи лет. "Быстрой энергетикой" сегодня владеет только Россия. Был во Франции "Суперфеникс", хороший реактор, но по политическим соображениям они вынуждены были его остановить. Французы до сих пор с болью говорят об этом… В России есть мощный коммерческий реактор БН-600, а совсем недавно вступил в строй БН-800, для которого мы и запустили производство МОКС-топлива. Впрочем, новый реактор — это усовершенствованный БН-600, а будущее, безусловно, за реактором БН-1200. Это более мощная и экономически выгодная машина. Но сейчас важно обеспечить реактор БН-800 топливом, сделать очередной шаг в будущее. Сейчас идет процесс освоения производства как у нас, так и под Екатеринбургом, где БН-800 набирает проектную мощность. "Зону" необходимо загрузить нашим топливом, и тогда впервые в мировой практике мы замкнем ядерный цикл именно в промышленном масштабе.

— А чем разница с французами?

— Там очень хорошо получает по изотопному составу, но там замыкания не происходит. Тут принципиальный момент в том, получить топлива больше, чем сжигаешь, в "тепловых" реакторах невозможно. Для этого нужен "быстрый" реактор, и тогда мы получаем плутония-239 чуть больше, чем сжигаем урана-235. То есть идет повышенное воспроизводство ядерного топлива, и это уникальное явление присуще только атомной энергетике. Таким образом, замкнуть ядерный цикл в промышленном масштабе французам не удается.

— Значит, атомный вечный двигатель у французов не получается, а у нас?

— Это становится возможным, так как плутония-239 получаем больше, чем сжигаем урана-235. Мы организовали новый завод под землей, в тех выработках, которые освободились после сокращения радиохимического производства. Это большое преимущество, так как есть мощная защитная оболочка, то есть естественный контаймент. Это первое преимущество. Второе: ничего не надо было строить. Я имею в виду разные здания, сооружения и так далее, что присуще любому новому производству. Выработка — заводские цеха — есть, все коммуникации тоже. Наша задача: создать оборудование, смонтировать его, состыковать с существующими коммуникациями и сетями, и в конце концов пустить новое производство. Что и было нами сделано.

— Петр Михайлович, вы очень счастливый человек?

— Да, наверное, я один из самых счастливых людей в нашей отрасли, а, может быть, и на планете, потому что я занимаюсь любимым делом, которое одновременно и является моим хобби. А у людей это обычно бывает редко, чтобы работа и хобби совпадали. Тут и наука, множество научно-технических задач приходится решать. Тут и инженерия, и строительство, и ввод в эксплуатацию… От идеи до промышленного воплощения все происходит на твоих глазах и твоем участии. Это редко кому удается пройти все эти этапы при жизни.

— Я имел в виду несколько иное, когда спросил о счастье. Десять лет назад вас послали сюда на совершенно безнадежное дело, по сути дела ликвидировать это уникальное предприятие, мол, наступает всеобщий мир и заводы под землей теперь не нужны. Комбинат потихоньку умирал…

— Вы правы. Сергей Владиленович Кириенко поставил тогда передо мной задачу определить, что делать с комбинатом. Все производства, ради которых был создан Горно-химический комбинат, были остановлены или находились в стадии останова и вывода из эксплуатации. Следовало определиться: передать ли оставшиеся производства на другие площадки, в частности, на комбинат в Озерске и Сибирский комбинат, а здесь все преобразовать в "зеленую лужайку", либо вдохнуть в наше комбинат "вторую жизнь". Я посмотрел, убедился, что здесь работают замечательные профессионалы, сильные специалисты. А главное в жизни — люди! Не железо, не оборудование, а люди. Именно они все создают. И когда я убедился, что у них уровень знаний очень высокий, а того, чего не хватает, можно взять с других комбинатов, и таким образом создать команду, для которой по силам решить любую задачу, актуальную для атомной отрасли России. Сегодня, считаю, Рубикон мы уже прошли, на 70 процентов новый комбинат построили. В этом году вводится вторая очередь сухого хранилища, одно здание для реакторов ВВЭР-1000, второе здание для реакторов РБМК. Плюс к этому мы вводим еще корпус для Информационно-демонстрационного центра. О нем требуется специальный длинный разговор, и как только представится возможность, мы это сделаем.

— Безусловно. Ведь по сути сейчас в Красноярске-26 происходят эпохальные события. В свое время Комбинат спас страну. Предполагалось построить еще четыре крупных предприятия для производства плутония. Именно столько требовалось для обороны страны. Но благодаря ряду открытий, сделанных нашими великими учеными, и подвигу (иначе сказать просто нельзя!) коллектива Комбината здесь производство плутония было увеличено многократно, и строительство очень дорогих предприятий не потребовалось. А сейчас, образно говоря, Комбинат выступает спасителем атомной отрасли?

— Действительно, вопрос замыкания ядерного топлива, создание нового радиохимического производства принципиально важен. Сегодня это ахиллесова пята атомной отрасли. Обращение с отработавшим ядерным топливом — принципиальная проблема. Это я говорю как реакторщик. У нас специалисты есть везде: это добыча урана, фабрикация топлива, генерация энергии, строительство реакторов и пуск их в эксплуатацию. Но самое "узкое место" — это обращение с отработавшим ядерным топливом. Тот завод, который есть на "Маяке", по большому счету относится к первому поколению. Французы сегодня имеют завод второго поколения плюс химическая переработка отработавшего ядерного топлива.

— На западе Франции, в городе, что прославился своими зонтиками…

— Точно. Американцы 70 тысяч тонн топлива хранят в контейнерах при станциях. Однако появились публикации в специальных журналах, в которых специалисты спрашивают о том, что будет при длительном хранении. Выясняется неприятная вещь. Из реакторов топливо выгружается в бассейны с водой. Сборки охлаждаются, остаточное энерговыделение спадает, и тогда уже их можно передавать из "мокрого" хранилища в "сухое" или помещать в контейнера, как это делают американцы. Приблизительно 10 лет занимает такой процесс. Однако вода полностью не исчезает при такой передаче, происходит ее диализ. Вода разлагается на водород и кислород, а дальше происходит водородное охрупчивание оболочек, что приводит к разгерметизации тепловыделяющих элементов. Если процесс пойдет спонтанно, предсказать последствия трудно, а подчас и невозможно. А потому сказать, что будет при длительном хранении отработавшего топлива, сегодня никто не может. Проблема остается, она считается многими "отложенной"…

— На сколько?

— Говорят на триста лет, а может быть, на пятьдесят, или на двадцать… Опыта длительного хранения нет. В США никто не извлекает топливо из контейнеров, никто даже думать об этом не хочет, мол, потомки сами разберутся. Французы выбрали путь по радиохимической переработке отработавшего топлива, компактирования радиоактивных отходов, их захоронения, и одновременно выделение плутония, чтобы включить его в топливный ядерный цикл. Россия тоже идет по этому пути. Технология Опытно-демонстрационного центра, которую мы используем здесь, самая современная. Мы показали ее французам, они признали, что мы строим завод четвертого поколения, хотя наша оценка все же ниже — третье поколение с плюсом.

— Почему они так считают?

— Те технологии, которые мы используем, исключают образование жидких радиоактивных отходов. Это революционная технология, это качественный скачок в атомной промышленности.

— А почему "зеленые" против вас ополчились? Казалось бы, они должны вас всячески поддерживать. Те же французы сбрасывают отходы в Атлантический океан, а у вас никаких сбросов в Енисей нет… На руках вас надо носить, а не критиковать…

— Они воюют всегда. Истинные "зеленые" радуются. Это те люди, которые искренне радеют за экологию. Это не "черные зеленые", которые не вникают в суть дела, а только кричат, протестуют и требуют, чтобы мы все закрыли. Известно из чьих рук они кормятся, а потому их позицию изменить никакие аргументы не могут. У них четкая задача: развалить атомную промышленность, нашу атомную отрасль. Потому они используют любые средства, в том числе и недопустимые… А с "зелеными зелеными" мы встречаемся, сотрудничаем, они вникают в суть дела, поддерживают нас, так как видят, как мы заботимся о природной среде, в которой живем и работаем.

— Здесь прошли общественные слушания по созданию подземной лаборатории, не так ли?

— Да, в Канском массиве недалеко от Горно-химического комбината предполагается создать исследовательскую подземную лабораторию. Гранитоид — это молодой гранит, и в нем на глубине 500 метров должна появиться такая лаборатория. Кстати, аналогично той, что есть в центре Франции, и там я был. На лифте мы опускались под землю. Лифты там скоростные, опускались мы пять минут — сто метров в минуту. Ощущения не самые приятные… Лаборатория у них располагается в глиняном пласту, а у нас в граните…

— Поясните: что такое подземная исследовательская лаборатория и для чего она нужна?

— При переработке использованного ядерного топлива выделяются высокоактивные, средние и низкие отходы. Французы остекловывают первые — как это делается во всем мире. Лаборатория располагается в глине, в ней делают проходы, куда помещаются металлические трубы, и уже в них находятся высокоактивные отходы в специальных контейнерах. Ученые наблюдают, как ведут себя глиняные слои и материалы. Почему-то круглое сечение труб постепенно превращается в квадратное… В общем, честно говоря, такая лаборатория мне не понравилась. Считаю, что гранитоиды, с которыми мы имеем дело, намного лучше, надежней. Самое опасное для таких лабораторий представляет вода. В глинах ее нет, но и в гранитоидах мы ее не наблюдаем. В общем, надо вести исследования, ведь речь идет о хранении высокоактивных отходов на протяжении многих сотен лет… Почему именно гранитоид? По большому счету — это большая глыба, это сплошной камень длиной около 120 километров и 70 километров в диаметре. Внутри этого массива на глубине 500 метров и предполагается создать нашу лабораторию.

— Эта каменная глыба рядом?

— Да, мы на ней находимся. Да и место для Комбината было выбрано именно потому, что есть этот гранитоид. Так что опыт "взаимоотношений" у нас с ним есть. Предполагаемые исследования в лаборатории должны дать ответы на многие вопросы по обращению с высокоактивными отходами.

— Это ведь очень опасные работы?

— Конечно. Но сначала все будет проводиться на макетах, потом на имитаторах и так далее. Когда все исследуем, поймем все трудности, то приступим к работе с малыми объемами материалов, а уже потом перейдем к промышленным объемам. То есть это многоэтапная работа, рассчитанная на много лет. Французы уже более десяти лет ею занимаются. Надеюсь, что с учетом опыта "Горы" у нас все пойдет быстрее, но есть стадии, которые обязательно надо пройти, и тут спешки просто быть не может… Так вот, теперь идут общественные слушания. "Черные зеленые" на них были весьма активны. Они добивались запрета создания нашей лаборатории. В Сосновом бору под Питером они добились своего. Заморочили народу головы, и там общественность выступила против создания хранилищ для средних и малых отходов. Ущерб отрасли нанесен весьма существенный. "Черные зеленые" приехали сюда, чтобы повторить свой успех. Но наш народ не пошел у них на поводу. Здесь люди грамотные, предпочитают все понять до конца. Они знают, что, конечно же, опасность есть, но если грамотно организовать процесс, контролировать его, то ничего страшного произойти не может, а профессионалов здесь достаточно, чтобы гарантировать безопасность. 254 человека были "за" строительство лаборатории, а 49 — те, что приехали сюда издалека, — "против".

— Странно, что непрофессионалы, люди, далекие от науки и промышленности, могут изменять судьбу развития той или иной отрасли… Что-то ненормальное в этом есть…

— Таковы законы, и мы обязаны их исполнять.

— Не будем это обсуждать… Лаборатория с той стороны Енисея?

— Нет, с этой.

— Значит, тоннель не пригодится?

— Я считаю, что тоннель надо достроить, привести его в порядок, потому что рано или поздно он обязательно пригодится. Мы искали разные варианты его использования, есть несколько неплохих идей, но пока говорить о них рано…

Вечером по тоннелю мы поехали на другой берег Енисея. В одной из деревень построена часовня. П. М. Гаврилов и его супруга (они вместе учились в Томском политехническом институте, где и поженились) не только помогли материально при строительстве часовни, но и постоянно заботятся о ней. На этот раз апробировалась система подсветки. Теперь по вечерам часовня видна издалека — она сияет над окружающими полями и перелесками, а потому зрелище неповторимое…

Впрочем, как и все остальное, что увидели мы в Железногорске и на Горно-химическом комбинате, где сегодня рождается будущее атомной отрасли России.

Продолжение следует