Михаил Антонов: почему "Патриоты" терпят поражения?

Лидеры народно-патриотического союза России страшно не любят, когда задают этот вопрос. Но отвечать на него надо, ведь складывается парадоксальная ситуация. По определению, патриоты – это люди, которые выражают коренные интересы народа и, следовательно, должны пользоваться его широчайшей поддержкой. А между тем «патриотические» организации проигрывали и проигрывают все выборы – и прежде, в Верховные Советы СССР и РСФСР, и ныне, парламентские и президентские выборы в постсоветской России. В своё время мне много приходилось участвовать в избирательных компаниях, поддерживать кандидатов от «патриотических» сил, - и ни один из них выборов не выиграл. Сознайтесь, что это какой-то странный патриотизм. А объяснять свой проигрыш тем, что у противников неизмеримо большие финансовые, информационные и административные возможности – это значило бы считать избирателей за идиотов и обвинять народ в продажности, что тоже «патриотов» не украшает. Очевидно, чтобы быть патриотом на деле, недостаточно вступить в организацию, называющую себя патриотической, и метать громы и молнии в адрес антинародного режима, а надо правильно понимать сложившуюся обстановку и подлинные национальные интересы страны. В противном случае это будет не патриотизм, а квазипатриотизм маргинального толка. Вот почему я, будучи всей душой предан своей советской Родине, слово «патриот» в данной статье беру в кавычки.

 Давно требуют честного ответа и многие вопросы по поводу событий сравнительно недавнего прошлого. Как могло случиться, что иуда Горбачёв был избран на высшие посты в КПСС и СССР? Нелепо же объяснять это только его умением маскировать свои подлинные замыслы. Чем объяснить бездействие членов Политбюро и всего ЦК КПСС, когда предательство Горбачёва стало очевидным? Наконец, почему в момент запрета КПСС из 18 миллионов её членов никто не встал на защиту своей партии? И почему в момент крушения СССР никто не воспротивился распаду государства?

 Спросим сначала партийцев, как бойцов передового отряда народа. Честный ответ на этот вопрос может быть только один: партия в момент её запрета была уже мертва. И не просто мертва, а представляла собой уже полуразложившийся труп.

 И это не удивительно: партия, призванная вести народ в будущее, могла осуществлять эту свою роль только при условии, что она владеет передовой теорией, правильно представляющей это будущее. Но КПСС такой теорией не располагала: последним словом её теории коммунизма был лозунг Никиты Хрущёва: «Коммунизм – это гуляш!» Посмотрим, как же это случилось, вспомнив для этого кое-что из истории партии.

 

  1. Как складывалась теория социализма-коммунизма

 Официально партия считала своим теоретическим компасом идеи марксизма-ленинизма. Спору нет, Маркс был великим мыслителем, который блестяще проанализировал английский капитализм середины ХIХ века и высказал свои соображения насчёт того, что такое коммунизм и каков путь к его построению. Ленин отметил новые черты империализма как высшей стадии капитализма и, открыв закон неравномерности развития, высказал предположение о возможности победы революции первоначально в одной стране (но, конечно, не отсталой России, об этом пропагандисты ленинизма всегда умалчивали). Но он считал, что практически вопрос об этом станет лишь в отдалённом будущем, и буквально за несколько дней до Февральской революции 1917 года говорил в кругу своих соратников-эмигрантов, что они вряд ли доживут до этого момента. А соратникам, по большей части интеллигентам-эмигрантам, плохо знавшим Россию, были присущи (как хорошо показали авторы знаменитого сборника «Вехи») атеизм, приверженность «общечеловеческим ценностям» и антигосударственный настрой.

 Но в силу сложившихся исключительных обстоятельств буржуазно-демократическая революция в России всё же произошла - История порой преподносит такие сюрпризы. Ленин, вернувшись в Россию, блестяще воспользовался открывшимися возможностями и привёл партию к Октябрьскому перевороту, к захвату власти, которая уже, можно сказать, валялась, ожидая, кто её поднимет. Но к руководству построением социализма в России сам он абсолютно не был готов.

 Почти до самого момента восстания Ленин, находясь в шалаше у озера Разлив, писал работу «Государство и революция», в которой, опираясь на труды Маркса и Энгельса, а также на опыт Парижской коммуны, излагал свой взгляд на строительство социалистического общества. Сейчас эти его представления поражают своей наивностью.

 Излагать эти схемы нет необходимости, они общеизвестны, к тому же каждому и по сей день доступны, ограничусь поэтому тем, что напомню несколько характерных штрихов. Вся Россия представлялась организованной как единая фабрика, возможно – по типу германской почты или германских же железных дорог. Армия отменялась и заменялась вооружённым народом, суды также признавались излишними, поскольку судить на основе революционного правопорядка может каждый. Деньги превращались в некие счётные единицы, поскольку претворение в жизнь лозунга «служащему – зарплату рабочего!» должно было исключить влияние капитала на положение человека в обществе. Власть на местах отдавалась в руки Советов, которые служили одновременно и законодателями, и исполнителями своих же законов, к тому же их члены избирались рабочими и могли быть в любой момент отозваны, если исполняли свои обязанности не так как надо. И т. д., ит.п. Очевидно, что эти схемы совершенно не учитывали реальной обстановки в такой громадной крестьянской стране, как Россия, и не могли служить руководством к действию. Сопротивление свергнутых эксплуататорских классов заставило большевиков приступить к созданию собственной армии. Об отмирании государства в такой обстановке смешно было и думать.

 Тем не менее большевики, взяв власть, с необычайной энергией провели важнейшие революционные преобразования: национализацию промышленности и банков, установление рабочего контроля над производством, переселение нуждающихся в жилье рабочих в квартиры буржуазии, введение трудовой повинности для буржуазных элементов… Приняв вместо собственной оторванной от жизни аграрной программы эсеровский Декрет о земле, они обеспечили себе поддержку крестьянства, что явилось решающим условием их победы в разразившейся вскоре гражданской войне. Не менее важным условием победы стало то, что новая власть широко открыла дорогу народной инициативе во всех сферах жизни, перед «низами» открывалась дорога к вершинам знания и культуры. Правда, Ленина и его окружение, как людей европейской культуры, народная инициатива, не организованная «сверху», пугала. Веди они были не просветителями, открывающими народу дорогу к знаниям, а культуртрегерами, навязывавшими ему европейские ценности. В этом отношении, как это ни покажется странным, ленинцы оказались продолжателями дела династии Романовых, три века пытавшихся насаждать в России европейские ценности. Но наиболее талантливые выходцы из «низов» быстро перепрыгнули через этот барьер и сказали своё слово в разных областях культуры и государственного строительства, народная инициатива выходила далеко за рамки, предписанные ей культуртрегерами. Такого творческого накала, обилия и разнообразия творческих идей, как у нас в 20-е годы, больше, наверное, не бывало во всемирной истории, недаром здесь оказались истоки многих новаторских решений, которые вскоре были подхвачены интеллектуалами стран Запада. Благодаря народной поддержке большевистская власть, пусть и дорогой ценой, выдержала самый строгий экзамен, какой только можно себе представить, - четырёхлетнюю гражданскую войну. По сути, только с этого момента можно было говорить о победе Великой Октябрьской социалистической революции.

 Однако что делать дальше, большевистская власть не представляла. Строй военного коммунизма, с которым крестьянство мирилось, пока была угроза возвращения власти помещиков, теперь его не удовлетворял. А что такое социализм и коммунизм, большевики не знают, - Ленин говорил об этом ещё при обсуждении Программы партии на VIII съезде РСДРП (б), там же переименованной в РКП(б). Да если бы они и знали, что такое социализм, то ещё более твёрдо они знали, что в отсталой крестьянской стране его построить невозможно. Вся надежда была на пролетарскую революцию в Европе.

 В том, чтобы подтолкнуть медлящую европейскую революцию, должен был помочь созданный Лениным Коммунистический Интернационал. Ради создания и взращивания коммунистических партий на Западе из Советской России, где миллионы людей умирали от голода, текли в Европу и Америку потоки золота, бриллиантов, иностранной валюты. Агент Коминтерна в Швеции некто Балабанова записала в своём дневнике, что она каждую неделю с очередным пароходом получала огромную сумму денег. А однажды она удостоилась похвалы от самого Ильича, который просто упрашивал её не жалеть денег, тратить их как можно больше. (Тут уже встаёт вопрос, ради чего посылались деньги из России – на создание компартий или для того, чтобы ослабить мощь первого Советского государства.) Кстати говоря, и у самих большевистских вождей, например, у Свердлова, в сейфах хранились и поддельные заграничные паспорта, и приличные суммы в валюте, и драгоценности… На Политбюро всерьёз обсуждали вопрос о посылке в Германию 50 боевиков с револьверами для подталкивания революции. Но деньги растворялись, не принося ожидаемого результата, а революция на Западе, после быстро подавленных местных восстаний в Германии и Венгрии, больше не разгоралась.

 Кульминационным пунктом этой авантюры стал возглавлявшийся Тухачевским поход Красной Армии на Варшаву. Замышлявшийся как первый шаг на пути экспорта революции на Запад, он окончился крупнейшим поражением. Но этот поход показал Европе, какая опасная орда нависла на её восточных границах. Для Ленина, европейски образованного человека, это было пренеприятнейшим сюрпризом. Ему надо было как-то гасить революционный порыв Советской России, явно выходивший за установленные пределы. И он, преодолевая сопротивление сначала членов Политбюро, затем членов ЦК, наконец, делегатов Х съезда партии, осуществляет свой знаменитый, но до сих пор не оценённый объективно политический манёвр – отступление к капитализму под флагом перехода к «новой экономической политике» (нэпу).

 Тут надо напомнить об одном обстоятельстве, на которое редко обращают внимание. Когда разбирают теорию Ленина о победе социалистической революции в одной стране, обычно забывают добавить: он был убеждён в том, что в России легче, чем в передовых странах Запада, начать социалистическую революцию. Но победить революция может только во всемирном масштабе, во всяком случае, только тогда, когда она произойдёт в промышленно развитых странах Запада, прежде всего Европы. По схеме Ленина, Россия, в силу обстоятельств вышедшая на передний край борьбы ,начинает революцию, Западная Европа подхватывает её почин, после чего наша страна вновь оказывается отсталой и идёт в светлое будущее в хвосте более развитых стран. В такой обстановке строительство социализма в ныне пока отсталой, некультурной России вполне возможно, ведь она будет тогда опираться на помощь со стороны стран более цивилизованных. Патриоты любят повторять, что Россию тогда рассматривали как вязанку хвороста, брошенную в костёр мировой революции, только почему-то приписывают эту фразу Троцкому.

 Но обстановка в мире сложилась совсем иначе. Слабые отголоски русской революции в Европе были подавлены, а отсталая, лапотная, некультурная Россия, в которой построение социализма, по мнению Ленина и его ориентированного на Запад окружения, было принципиально невозможно, отстояла свою независимость и горела желанием построить новый, справедливый мир, а если удастся, то и распространить этот советский строй на всю планету. В этих условиях и возник ленинский план «к социализму – через отступление в капитализм, через нэп!»

 Сам Ленин характеризовал нэп двояко. Не желая (и боясь) оттолкнуть тех, кто в жестоких боях на фронтах отстоял идею социализма, он называл нэп временным отступлением, которое через год уже может смениться контрнаступлением. А убеждая своё окружение в необходимости восстановить многие элементы капитализма, говорил, что нэп – это «всерьёз и надолго». В его работах этого времени с особой настойчивостью проводится мысль о том, что социализм советского образца – это государственный капитализм, точнее, многоукладная экономика, стержнем которой стал госкапитализм. Госкапитализм вообще – это и есть социализм или почти социализм. На первый план у коммунистов, по Ленину, выдвигаются умение торговать, побеждать частника в конкуренции, работать с буржуазными специалистами, услуги которых надо покупать за большие деньги, и с иностранными капиталистами, получающими российскую землю в концессии.

 Принято считать, что нэп был вынужденным временным отступлением, предпринятым ради налаживания смычки пролетарского государства с крестьянством, города с деревней. Смычка, конечно, была необходима, «ножницы цен» на продукцию сельского хозяйства и на товары, необходимые крестьянину, оставались недопустимо широкими. Но ведь задачу смычки можно было решить иначе, например, ввести госзаказ для предприятий, производящих товары, нужные крестьянину, выделить им дотации из госбюджета (на это потребовалось бы в тысячу раз меньше средств, чем на финансирование зарубежных компартий). Разрешить продавать крестьянам их продукцию после уплаты продналога надо было, но почему одновременно нужно было открывать дорогу частному капиталу во всей системе общественного производства? Ясно, что «смычка» оказалась лишь прикрытием для восстановления капиталистических отношений. И большинство коммунистов, не очень сведущих тогда в теории экономики, приняли довод о «смычке» за чистую монету.

 С принятием программы нэпа жизнь в Советской России несказанно изменилась. Вновь вступила в свои права частная собственность. Неизвестно откуда появившиеся нэпманы с огромными капиталами непонятного происхождения торжествовали, спекулировали, кутили в ресторанах и всё больше чувствовали себя «солью земли» и хозяевами жизни. Потакая их вкусам, процветала пошлая «массовая культура». В деревне, ставшей после Октября почти сплошь середняцкой, снова вырос и стал задавать тон жизни кулак. А в стране царили разруха, безработица, нищета, беспризорщина. К чему должна была привести эта вакханалия, если бы ей не положили конец? Это впоследствии показал последний апологет нэпа Бухарин, выдвинувший лозунг «Обогащайтесь!» (Как он сам признал на суде, цель правых заключалась в возвращении России на путь капиталистического развития.) Таким образом, нэп можно считать первой попыткой «перестройки» в Советской России.

 Поворот к нэпу вызвал глубочайший кризис в партии, состав которой за годы гражданской войны несказанно изменился. Ленинское окружение – «партийная гвардия» - превратилось в тоненькую прослойку. Основную массу партийцев составили рабочие и крестьяне, принявшие идею социализма как дело жизни (хотя, конечно, как и во всякой другой стране, к «партии власти» примазывались и карьеристы, но это уже после победы в гражданской войне; теперь быть коммунистом – уже не значило быть кандидатом на виселицу в случае победы белых). Коммунисты, прошедшие огонь гражданской войны, тысячами выходили из рядов РКП, по стране прошла волна самоубийств испытанных борцов за дело социализма.

 На мой взгляд, очень показательна позиция такого чуткого наблюдателя общественных настроений, как наш великий поэт Сергей Есенин. В своей анкете он записал, что принял Октябрьскую революцию, но по-своему, «с крестьянским уклоном», и что он был «гораздо левее» большевиков.

 Ленину очень не нравилась новая поросль коммунистов, готовая нести идеи революции до края света, но в массе своей не принявшая нэп или примирившаяся с ним со скрежетом зубовным. Он едко критикует их «комчванство», «неумение хозяйствовать», нежелание учиться у буржуазных специалистов, некультурность, и советует им «учиться, учиться и учиться», в том числе «учиться коммунизму» (хотя было неясно, у кого и на каком историческом опыте), «овладевать всем тем богатством, которое выработало человечество», а пока принять на вооружение «культуру малых дел». В своёмполитическомзавещании он называет их держимордами и российскими шовинистами, предвидя от них многие беды для партии и страны.

 В этот трудный момент, когда разорённая войной страна осталась без теории, ведущей вперёд, к социализму, зато с программой отступления назад, к капитализму, Ленин уходит от руководства партией и страной, а затем и из жизни. В руководстве партии развёртывается борьба за власть, а также за выбор курса развития страны (о чём надо будет говорить особо). Но на ленинский курс, на нэп пока ещё никто не смеет поднять руку – ведь это было бы нарушением завещания покойного вождя. А нэп делал своё дело. Страна оставалась технически отсталой, деревня вновь оказалась на грани гражданской войны. Вскоре Сталин столкнулся с реальной угрозой голода в стране: кулаки не хотели отдавать хлеб государству.

 Вот тут нэпу пришёл конец – совершенно объективно. А вместе с ним кончилось и время того «тончайшего слоя партийной гвардии», который рассматривал Советскую Россию как вечного ученика передовой Европы. «Гвардейцы» ещё оставались в строю, громко, со скандалами, выясняли между собой, у кого из них больше партийный стаж, кто дольше сидел в тюрьмах и больше побегов совершал с каторги, но курс партии определяли уже не они.

 Партии стало ясно, что почти десять лет потеряны напрасно, перед угрозой возможного нападения со стороны капиталистических государств надо срочно осуществлять коллективизацию сельского хозяйства и индустриализацию страны. Задачу Сталин поставил пре-дельно жёстко: мы отстали от передовых стран Запада на пятьдесят – сто лет. Либо мы преодолеем это отставание за десять – пятнадцать лет, либо нас сомнут. Прогноз оказался более чем точным: Советскому Союзу было отведено до нападения нацистской Германии ровно десять лет. Если бы предыдущее нэповское десятилетие не было потеряно, то индустриализацию можно было проводить в меньшей спешке и с меньшими жертвами.

 Установка на построение социализма в одной, отдельно взятой, стране, причём, по мнению «верных ленинцев», стране отсталой, некультурной, казалась им нарушением самых основ марксизма и ленинизма и объективно толкала их в оппозицию сталинскому режиму. И 1937 год стал «началом конца» этой оппозиции. Чистка кадров вылилась в государственный переворот, большевики (замечу попутно, что Ленин страшно не любил это слово) взяли верх над коммунистами-ленинцами. В зрелом советском обществе не было ни-чего, что роднило бы его с коммунизмом Маркса и Ленина. То, что Сталин называл себя верным ленинцем, лишь запутывало дело. (Может быть, Сталин только говорил о своей верности учению Ленина. А на деле он, как известно, относился к Ленину с легкой иронией, и некоторые декреты покойного вождя, как, например, установку на беспощадную борьбу с Православной Церковью, просто отменил безо всяких обсуждений.)

 Курс на индустриализацию, на превращение нашей страны в великую мировую державу, казавшийся оппозиции профанацией марксизма, был с энтузиазмом встречен передовой частью народа. Он отвечал глубинным основам русского национального характера, поскольку наш народ с полной отдачей трудится лишь для великого дела (о русском национальном характере я предполагаю написать отдельно), причём русский человек должен ощущать свою причастность к историческим свершениям своего государства. Это как бы гражданская, государственная религия тоталитарного человека, каким русский сложился исторически и является по самой своей сути. Но с теорией социализма дело обстояло по-прежнему неважно.

 То, что для обеспечения независимости и обороноспособности страны надо строить доменные печи и прокатные станы, было ясно. Но расчёт на то, что «будут домны – будет и социализм», оправдался далеко не в полной мере. Возводились всё новые заводы, страна крепла, её военная мощь росла, но жизнь народа улучшалась медленно, в нём нарастало недовольство, а это вело к ужесточению режима. Разливанное море народной инициативы пришлось обуздывать, вводить в рамки. «Власть Советов» уступала место Советской власти, власти номенклатуры. С другой стороны, расширение партийных рядов привело к тому, что в большевики пошёл и обыватель, которого нужно было привлекать не только высокими идеями, но и ощутимыми материальными благами. С каждым годом ширились привилегии складывавшегося правящего слоя – номенклатуры. Это вызывало недовольство у честных людей идеалистического склада – партийных и беспартийных, которые также нередко попадали под метлу репрессий.

 И всё же СССР в короткий срок стал второй индустриальной державой мира. Но главное – было доказано на опыте, что можно построить жизнь без господства паразитического финансового капитала, без страха за будущее, присущего людям даже в самой богатой капиталистической стране, где рыночная стихия буквально над каждым подвешивает дамоклов меч, грозя разорением, безработицей, кризисом. СССР 20 – 30-х годов стал маяком для сотен миллионов людей во всех концах планеты, не случайно в голодную и холодную Россию ехали энтузиасты со всего света, потому что видели у нас страну великих возможностей («твори, выдумывай, пробуй!»). Советский строй стал самым весомым вкладом России в сокровищницу мировой цивилизации. На мировом культурном небосклоне засверкала новая плеяда выдающихся сынов и дочерей России. Советский период нашей истории – это время высшего взлёта и Российского государства, и русского человека.

 Язастал отблески героического периода советской истории, и помню, какой неподдельный подъём в народе вызвал лозунг Сталина: «Нет таких крепостей, каких большевики не могли бы взять!» Может быть, ещё более показателен следующий момент разговора Сталина с одним из его собеседников. Сталин спросил его, что такое, по его мнению, Советская власть. Тот стал говорить что-то насчёт единства законодательной и исполнительной деятельности и пр. Но Сталин его перебил: «Когда нужно что-то сделать, а это невозможно, но это невозможное всё-таки делается, - вот это и есть Советская власть!» Такая общественная обстановка способствовала проявлению лучших исконных черт русского характера. Передовым советским людям были свойственны непреклонная решимость и готовность отдать жизнь в борьбе за правое дело, умение идти до конца, преодолевая любые трудности, единство слова и дела, непримиримость и беспощадность к врагам. В то же время, при общей суровости общественной атмосферы, они проявляли способность понять особенности менталитета других народов, заступиться за слабых и обездоленных. Только благодаря невиданному моральному подъёму в разорённой гражданской войной стране уже через каких-нибудь десять лет возникли свои кадры высочайшей квалификации. Наши инженеры, конструкторы первоклассной, превосходящей мировые образцы военной техники, учёные, писатели, художники, спортсмены ещё до войны получили мировое признание. Каким триумфом был, например, фантастический по тем временам беспосадочный авиаперелёт Москва – Северный полюс – США советского экипажа во главе с Валерием Чкаловым!

 Победа СССР в Великой Отечественной войне стала возможной только благодаря воспитанию таких несгибаемых борцов, уверенных в правоте и неодолимости своего дела. Война показала, что, несмотря на достижения индустриализации, СССР ещё оставался технически отсталой страной. И если советский строй победил, то только благодаря ноу-хау нашей административно-командной системы – социальным технологиям, умению мобилизовать массы и полностью использовать человеческий фактор для достижения поставленных целей (в отличие, скажем, от США, где упор делается на машинные технологии). Поэтому в ходе войны СССР, несмотря на колоссальные потери и жертвы, становился год от года крепче, а Германия – слабее. Кстати сказать, нацистская Германия пыталась копировать советский опыт, отчасти даже успешно, в некоторых областях, например, в воспитании высших руководящих кадров СС по суровой спартанской системе, немцы пошли дальше, чем мы. Но узость нацистской идеологии, которая считала людьми только арийцев, ставила немцев перед непреодолимым рубежом.

 После окончания войны СССР пережил ещё один трагический период. Вернувшиеся с войны победители полагали, что именно они должны занять ведущее место в обществе. Но ведь они были носителями разрушительного начала. И государство было вынуждено применить суровые меры, чтобы ввести эту фронтовую вольницу в рамки. Вот в это время особенно сказалось отставание теории строительства социализма. Ведь мир уже подходил к рубежу, когда индустриальная цивилизация должна была смениться постиндустриальной. Надо было по-новому оценить роль науки, осознать, что знания – это не просто «сила», а средства производства, к тому же становящиеся главными. Наука уже стала непосредственной производительной силой, а советские идеологи ещё рассматривали это как отдалённую перспективу. Оказалось, что национализация материальных средств производства, заводов и фабрик, не сделала их действительно общенародной собственностью. Собственник знаний, в том числе и опыта управления, становился распорядителем и материальных производительных сил. Для совершенствования социализма надо было обобществить и эти средства производства, но такая необходимость не была осознана. Носительница знаний - интеллигенция - оставалась последним буржуазным классом в СССР. В нашей стране утвердилось, в частности, буржуазное авторское право, по которому не только, скажем, писатель мог стричь купоны с переизданий своего произведения, но и его наследники, не имевшие никакого отношения к творчеству, к созданию этого произведения. Русские всегда считали собственность грехом, а тут торжествовала совсем не заработанная собственность. Место революционной идеи о недопустимости привилегий и о том, что на жертвы, когда они необходимы, должны идти все – и «низы», и «верхи», занимала социалистическая благопристойность. И таких несуразностей в нашей жизни оставалось ещё очень много. Единственная организация, которая могла бы поставить задачу воспитания высокообразованных и патриотических кадров, свободных от буржуазных привычек интеллигенции – Институт красной профессуры был закрыт ещё до войны, а его руководитель, выдающийся советский историк, партийный и государственный деятель Н.М.Покровский был ошельмован.

 Партия, строившая новое общество, не придерживаясь никаких марксистских схем, в идеологии оставалась марксистской, руководствовалась классовым подходом. Теория нового общества строилась по принципу антитезиса: если при капитализме господствует частная собственность, то у нас – общественная; если там диктатура буржуазии, то здесь – диктатура пролетариата. Между тем тоталитарный советский строй – не диктатура и не автортаризм. Он не либеральный, но вполне демократический, только наша демократия основывалась не на «правах человека». На которых свихнулись европейские демократии . После войны уже нужно было говорить о становлении новой, советской цивилизации. Но цивилизационный подход только ещё пробивал себе дорогу в мировой науке. Решающим должен был стать вывод о том, что Россия не только не принадлежит к европейской цивилизации, но и призвана спасти мир от европейского варварства (Гитлер, начинавший свой путь как борец за национальные интересы немцев, вскоре объявил себя защитником европейской цивилизации от большевистской орды). Для этого следовалоосмыслить достижения мысли евразийцев, а они считались в СССР крамолой.

 А между тем учёные, этот передовой отряд буржуазной интеллигенции, оказались необходимыми для обеспечения обороноспособности страны, это показала работа над созданием ракетно-ядерного оружия, без успеха которой СССР мог стать жертвой новой агрессии со стороны сил старого мира. И Сталин, не осознав необходимости следующего шага в национализации средств производства, повторяет опыт Ленина, прибегает к старому способу использования буржуазных специалистов, к покупке услуг интеллигенции. Так, академикам были пожалованы легковые автомобили и построенные за государственный счёт дачи, привилегии появились и на других ступенях иерархической лестницы в мире науки и культуры. Затем настала пора ублаготворить генералов и адмиралов (начало этому было положено ещё во время войны, не случайно Геббельс, основываясь на данных немецкой разведки, писал, что советские генералы «живут как паши»), офицерский корпус, в отличие от командиров Красной Армии, превращался в некую касту. Вообще Сталин сделал много шагов, сближавших СССР и царскую Россию, в частности, начал перестраивать систему народного образования, приближая школу к дореволюционным гимназиям. Партия превращалась в своего рода дворянство: коммунист пользовался известными привилегиями, но зато должен был быть готов по приказу в любой момент отправиться на выполнение порученного задания.

 Сегодня время повального увлечения шельмованием Сталина уже позади, лидеры «патриотических» сил не прочь воздать ему честь по заслугам. Однако они чаще всего хвалят те его деяния, которые направлены на укрепление державы и сближают его с российскими царями. А те его поступки и решения, которые были направлены на разрыв с традициями царской России и на исправление ленинских ошибок, остаются в тени.

 Все свои преобразования Сталин делал не от хорошей жизни. Страна будто бы крепла, но эффективность производства снижалась, в народе накапливались противоречия и напряжённость, распределение производимых благ всё менее согласовывалось с принципами социальной справедливости. А теории социализма – коммунизма так и не было, не восполнил этот пробел и последний труд Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Сам Сталин это сознавал и за несколько дней до ухода из жизни сказал: «Без теории нам смерть, смерть, смерть!»

 О развитии теории после Сталина смешно и говорить. Эпоха Хрущёва, которую можно назвать второй попыткой «перестройки», возвращения на путь капитализма, была временем полнейшей вульгаризации теории социализма – коммунизма под флагом «возвращения к ленинским нормам». Во времена Брежнева утвердился догматический, начётнический «марксизм-ленинизм в сусловской интерпретации». Андропов, вероятно, скрытый враг советского строя, готовя третью «перестройку», начал с констатации того, что мы не знаем общества, в котором живём. Команда Горбачёва не просто восстанавливала «ленинские нормы», но и откровенно их фальсифицировала (недавно бывшие сподвижники «лучшего немца» признались, как они подменяли идеи социализма «общечеловеческими ценностями»). В таком состоянии теоретической беспомощности КПСС и встретила свой конец. Поэтому горбачёвская «четвёртая перестройка», наконец, увенчалась успехом. А последовавшая за ней ельцинская реставрация капитализма выбросила Россию из жизни и из истории.

 Бросим взгляд на всю «триаду» нашего исторического пути. В ленинский период передовые граждане России, совершившие великую революцию, ощутили своё достоинство гражданина. В сталинское время они почувствовали свою принадлежность к великой державе и всемирно-историческим свершениям. Но тот синтез идей гражданственности и державности, какой необходим стране, чтобы она заняла достойное место в мире ХХI века, коммунистами до конца существования СССР так и не был выработан. В этом исток всех трагедий, обрушившихся на страну.

 Не стану разбирать, что сделала КПРФ для теоретического прорыва в ХХI век, пусть об этом скажет руководство партии, хотя, думается, вряд ли оно обрадует ревнителей социализма. Скажу кратко об одном из направлений теоретической мысли, которое, на мой взгляд, могло бы помочь в преодолении кризиса.

 

  Михаил АНТОНОВ

 

  (Продолжение следует)

Ссылки по теме:

  ПРАВДА.Ру:

  М.Антонов: МОБИЛИЗАЦИОННАЯ ЭКОНОМИКА - БУДУЩЕЕ РОССИИ? Об авторе

  Комсомольская правда:

  Зачем Юрий Михайлович взвешивает Феликса Эдмундовича?

Новости на ту же тему на Лентах.Ру "> Новости на ту же тему на Лентах.Ру