Воспоминания ветерана “ПРАВДЫ”

ТОВАРИЩ “ПРАВДА”

Был конец апреля 1965 года. Я только что получил письмо-приглашение от члена парламента посетить в качестве его друга Южно-Африканскую Республику. Работая корреспондентом “Правды” в Восточной Африке, я познакомился с парламентарием на провозглашении независимости Малави. Об этом я сообщил в редакцию. Конечно, было очень заманчиво и для меня, и для редакции побывать, как тогда говорили, в “заповеднике расизма”.
— Но ты понимаешь, — говорил мне Игорь Беляев, бывший тогда редактором отдела стран Азии и Африки, — что суешь голову в пасть тигра?
Это я понимал, потому что совсем недавно в ЮАР был принят “антикоммунистический акт”, по которому любой коммунист, “проникший” на территорию ЮАР, для начала попадал на 90 дней в тюрьму, а потом судьба его решалась в зависимости от вины.
— Ладно, — сказал Игорь, — мы тут подумаем, посоветуемся наверху.
“Посоветовались, подумали” и дали разрешение. В моем предложении был еще один заманчивый ход: из ЮАР я собирался попасть сложным путем в партизанский район Анголы. Такое приглашение сделал мне на встрече в ЦК в Москве Агостиньо Нетто, руководитель партии Народное освобождение Анголы. Он был также как бы главнокомандующим всех сил сопротивления в Анголе. Но я его раньше узнал как большого поэта молодой Африки.
И вот я вылетел из Найроби, где был корпункт “Правды”, через Солсбери — вотчину южно-родезийского расиста Яна Смита — в Йоханнесбург. В Солсбери меня из самолета не выпустили, и я чуть не изжарился в его накаленном чреве за час стоянки. Спасибо, летчики посочувствовали и принесли холодной кока-колы.
Зато в Йоханнесбурге все обошлось хорошо: меня встретил член парламента и уладил все проблемы. Две недели прошли в изучении жизни страны, о которой писали все газеты мира как о страшной резервации для черных. Потом результаты моих исследований вошли в книгу “Пылающее копье”.
Но вот настало время покидать ЮАР. День моего отлета приходился на Пасху. Мог бы, конечно, вылететь на день-два раньше — не додумался, прошляпил. И я это понял, когда пришел в компанию Эрфранс. Именно ее единственный самолет улетал в тот день из Йоханнесбурга.
Менеджер компании сразу вылил на меня не одно ведро ледяной воды: их самолет зафрахтован под спецрейс, и в нем, если и можно будет найти пару свободных мест, то потребуется особое разрешение.
Я стал упрашивать дать мне одно место. Аллен — менеджер компании — посмотрел на меня внимательно и вдруг спросил:
— Сэр, а вы когда-нибудь прыгали с самолета?
— Конечно, — гордо ответил я, — много раз. У меня солидная десантная подготовка.
— Нет, я вас спрашиваю: без парашюта прыгали?
— Ну знаете,.. — только и смог я произнести.
— Так вот если вы сядете в наш самолет и его пассажиры узнают, из какой вы страны, то у вас такая возможность может появиться.
— Вы говорите какими-то загадками, месье Аллен...
— Никаких загадок. Самолет зафрахтован... как бы это сказать? Волонтирс? Нет, солджерс оф форчун! — нашел он английское определение наемников — солдаты удачи. — И учтите, почти все немецкого происхождения...
Потом Аллен задумался и, неожиданно громко рассмеявшись, произнес:
— А все-таки мы их проведем!
Придя в аэропорт со своим скромным чемоданчиком, я понял, что прыжок из самолета без парашюта вполне может стать осуществимой мечтой: мои будущие соседи веселились напропалую и, кажется, уже давно...
В самолет я поднялся последним. Стюардесса, видимо, предупрежденная Алленом, встретила меня сверхлюбезно.
— Извините, сэр, — сказала она, — что у нас нет первого класса, но я, думаю, вам доставит удовольствие путешествие в компании этих вежливых и мужественных ребят.
Салон грохнул от хохота.
И будто от этого смеха открылась дверь и в салон вошел Аллен с большой корзиной разнокалиберных бутылок.
— Сэр, — официальным тоном произнес он, — в честь выгодной сделки, заключенной нами, компания дарит вам вот эти напитки, чтобы вам не было скучно до самого Стокгольма. Желаю счастливого полета, — и он, опустив корзину на пол, удалился.
— Ты швед, что ли? — толкнул меня сосед с пустой рюмкой в руке. — Ох и не люблю я шведов! — сказал он, не дав мне стать на путь вранья. — Ну а этим-то добром угостишь?
— Неужели я один все это буду пить...
— Чарли, — закричал кому-то сосед, — тут со мной рядом мировой парень — швед, правда. Будешь хорошо себя вести, угощу стаканом доброго французского вина...
Когда корзина опустела, настало время “поговорить”. Наемники, не стесняясь, рассказывали, который раз они летят в Конго, где шла война, кто сколько черномазых замочил, кто сколько заработал... Я ничего подобного не слышал!
В Леопольдвиле — опять любезность Аллена, который считал себя чуть ли не моим земляком из-за того, что его бабушка была русской, — меня встретил не только представитель Эрфранс, но и какой-то ооновский чиновник, который переправил меня на своем катере через трехкилометровую ширину реки Конго из Леопольдвиля в стоящий напротив Браззавиль, уже другого Конго.
Из Браззавиля, оставив все документы, свидетельствующие о моей национальной принадлежности, в посольстве, я вместе с Энрико Корейрой, будущим министром обороны Анголы, и несколькими партизанами уходил в партизанские районы. Там я снова встретился с Агостиньо Нетто, прибывшим в наш отряд дней через десять.
На следующий день, когда мы завтракали, Нетто вдруг сказал:
— Друзья, у нашего друга сегодня праздник, — я оторопел от того, что Нетто вспомнил о таком событии: сегодня в Москве отмечают традиционный День “Правды”. Поздравим нашего друга и попросим рассказать его об самой популярной в стране газете.
Все захлопали, а у меня, чувствую, повлажнели глаза от того, что произошло. Я рассказывал о правдистах, работающих в самых разных условиях, — от снегов Заполярья до жарких экваториальных стран, о журналистах всех поколений.
И это был самый волнующий для меня День “Правды, о котором я никогда не забуду.
Через два месяца меня провожали из отряда, с бойцами которого я бывал под бомбежками, ходил в патрульные наряды, испытал все, что выпало на долю этих людей. И горжусь, что не дал повода, упрекнуть меня за что бы то ни было.
Теплым и незабываемым было это прощанье. Молодые ребята меня хлопали по плечу, жали руки.
— Ждем вашего возвращения, товарищ “Правда”, — говорили они, так и не научившись произносить мою фамилию.

Михаил ДОМОГАЦКИХ.

Куратор Любовь Степушова
Любовь Александровна Степушова — обозреватель Правды.Ру *