Гордость и боль Чернобыля

Материал этот взят мною из собственного архива, ранее он нигде не публиковался. До сих пор у меня хранится копия письма на имя первого заместителя Министра здравоохранения СССР Е. Воробьева с просьбой дать согласие на публикацию прилагаемой статьи. Я глубоко верил, что так оно и должно было быть.

Ан нет, бюрократическая машина сработала четко. Публиковаться было запрещено. До сих пор не пойму: почему, кого увидели во мне? А ведь в этот ад позвала меня не только моя журналистская, но и партийная совесть.

Был полдень, когда я приехал из Иванковского района, прилегающему к Чернобыльской АЭС. Конечно, то, что довелось увидеть в пораженных радиацией районах, не укладывалось ни в какие представления: цветущие сады и полная обреченность людей. Это, пожалуй, ранило душу больше всего. Смерть была невидимой, и это во многом усложняло обстановку. Опасность к тому времени нарастала ежечасно, ситуация была непредвиденной.

Направляюсь в город. Проехав вдоль мемориального комплекса Украинского государственного музея истории Великой Отечественной войны, мы вскоре оказались на площади Победы. Она была нарядно убранной и необыкновенно красивой. Удивительно, но сюда то и дело приходили ветераны войны, гости столицы. На железнодорожном вокзале я поднялся на второй этаж и столкнулся с непривычным явлением. Раньше, окажись здесь, удивлялся: вокзал напоминал собой пчелиный рой. На сей же раз, несмотря на прежнее множество людей, царила непривычная тишина.

Состояние людей можно было понять, ибо к тому времени угроза еще нарастала: реактор четвертого блока на Чернобыльской АЭС продолжал находиться в раскаленном состоянии. Выдержит ли он такую температуру? Теоретически в любой момент мог произойти взрыв, масштабы которого предсказать практически было невозможно. И, тем не менее, Киев жил. Невозможно было оторвать взгляд от сказочной картины весенних каштанов, чьи цветы, напоминающие свечи, особенно гармонировали с характерной для города светлой керамикой его белокаменных строений. Расцвеченный кумачом флагов и транспарантов, город только что отпраздновал Первое Мая и готовился к торжествам в честь дня Победы. Признаюсь, никогда в жизни не довелось еще быть свидетелем такой великой и непоколебимой сплоченности людей. Нет, все не так, как в кино, когда исчезнут на экране последние, пусть и горестные, кинокадры, и ты снова окажешься на улице, в потоке улыбающихся и счастливых людей. Тут все было по-другому. Светит солнце, яркая синева неба над головой. И тут же, рядом, как я уже говорил, невидимый, коварный враг, несущий в себе смертельную угрозу всему живому на земле.

Ни ощущение соприкосновения, ни ощущения боли...

Из Киева улететь было не так просто, и я провел здесь весь день. Был свидетелем, как столица Украины встречала День Победы. Припять же и прилегающие к ней районы в тридцатикилометровой зоне практически были мертвой зоной. Не улетели лишь аисты. Они почему-то начали гнездиться на крышах опустевших домов и ждали возвращения хозяев. До слез трогательной была эта картина. Порой они ходили по опустевшим дворам, с осторожностью заглядывали в подъезды, как бы удивляясь: где же вы, люди? Похоже, боль и беду ощутили и они, эти гордые чернокрылые птицы.

Чернобыль, а точнее само сердце АЭС, также практически был безлюден. Остались только те, кто, жертвуя своей жизнью, занимался ликвидацией последствий аварии.

Оперативно действовали украинское радио и телевидение. Из передач можно было узнать многое: и о нелегких буднях дежурных смен на АЭС, и о работе воинских подразделений, и аварийных групп по укрощению вышедшего из-под контроля гиганта и о бессменной вахте, которую несли и продолжают нести медики, посты дозиметрического контроля.

Когда 10 мая я вновь приехал в Иванково, куда была эвакуирована значительная часть жителей Чернобыля и прилегающих районов, сюда пришла тревожная весть: в Москве скончался Виктор Кибенок, скончался от ожогов и большой дозы полученной радиации. У старого тополя, на перекрестке дорог, стояла молодая женщина и не могла удержаться от слез...

— Витя... Витя Кибенок... Наш он, из Иванково. Только что вот сообщили Тане, жене...

Его имя в первые же минуты стало легендой. Начальник караула военизированной пожарной части по охране города Припять лейтенант Виктор Кибенок один из первых вступил на охваченную пламенем площадку четвертого блока АЭС. Был в этой его схватке самый кульминационный момент, когда огонь с четвертого блока перебросился на третий. Положение складывалось крайне опасное: горело аппаратное отделение. И здесь, в наиболее опасной зоне, он сделал свой последний шаг в свое бессмертие. Когда на его глазах выбыли из строя его товарищи В. Тищура и Н. Ващук, двадцатитрехлетний лейтенант Виктор Кибенок продолжал сражение с бушевавшим над реактором огнем. Едва с большим трудом сбил пламя на верху, как огонь молниеносно перебрался вниз, в машинный зал. Здесь находились емкости с десятками тонн масла, пролегала кабельная шахта, связывающая между собой все четыре блока. Считанные минуты — и они вспыхнут. Виктор понимал: трагедия произойдет тогда ни с чем не сравнимая. Он держался, сколько было сил, находясь там, где бушевал огонь, яростно рвавшийся к самой опасной черте. Ничего не помнил он: и как удалось выстоять, и как чьи-то сильные руки уносили его из этого страшного ада...

И вот его нет. Ушли из жизни и его товарищи по службе Николай Вашук, Владимир Правик, Василий Игнатенко, Владимир Тищура... Медицина оказалась бессильной. Но как бы не велика была скорбь всех, кого постигла чернобыльская трагедия, смерть этих смелых и мужественных парней стала самым светлым взлетом в их жизни...

Особое место в ликвидации аварии на АЭС занимает подвиг, совершенный пятью смельчаками, без которого было бы немыслимо проведение никаких дальнейших работ. Основным препятствием для широкого наступления на поврежденный реактор была вода, хлынувшая из поврежденной системы охлаждения и затопившая помещения, находившееся под четвертым блоком. Бешеный огонь постепенно расплавлял всю бетонную основу реактора, а сверху на него давил груз, сброшенный вертолетчиками для ликвидации радиационного излучения. Не исключалась возможность, что раскаленное до трехтысячной температуры чрево четвертого реактора торкнется самой воды...

Необходимо было убрать воду. И выход здесь оставался только один: откачать ее. Осуществить эту операцию изъявили пожарники Георгий Нагаевский, Михаил Дяченко и Петр Войцеховский. Врачи предупредили их: под реактором можно находиться пять минут, максимум — семь. Михаил Дяченко и Георгий Нагаевский направились к реактору в бронетранспортере, Петр Войцеховский приближался к нему в машине, на которой была вмонтирована насосная станция. Георгий Нагаевский первым подбежал к тяжелым массивным дверям, ведущим к технологическому туннелю и силой рванул их на себя. Машина с насосной станцией, управляемая П.Войцеховским, тут же двинулась вперед, а вслед за ней, сгибаясь, как бы прикрывая от пуль, бежали Михаил Дяченко и Георгий Нагаевский. Теперь им предстояло самое главное: развернуть насосную станцию. На спортивных состязаниях даже самым опытным удавалось запустить ее за 14 минут, тут же отводилось наполовину меньше.

Бежали они полминуты. Как затем удалось в считанные секунды запустить двигатель, присоединить к отверстиям насоса три рукава и опустить их в воду — они не могли и сами понять. На всю эту работу было затрачено пять минут.

А вслед за ними тут же бросятся в туннель поодиночке Николай Павленко и Сергей Бовт. И делали они это дважды.

В первый же день аварии на АЭС в Чернобыле приступила к работе правительственная комиссия по ликвидации ее последствий. В Чернобыль и прилегающие районы прибыли тысячи медицинских работников, сотни машин “скорой помощи”, санитарных “УАЗов” с номерными знаками всех областей Украины.

Я уже говорил, что здесь, в районах повышенной радиоактивности, ее опасность не имела никаких внешних форм — ни цвета, ни запаха. И в этом заключась вся трудность работы медиков. Те, кто игнорировал их предостережения, конечно же, платили за свою бесшабашность. Оперативность — вот что главное было в эти дни. И здесь наши медицинские работники остались на высоте. Ежедневно они обследовали по 5-6 тысяч человек. Из районов, прилегающих к АЭС, в считанные дни уже было эвакуировано более 200 тысяч человек. Были и пострадавшие. И среди них — врачи...

Приходилось слышать в те дни о паникерах и трусах. Были ли они? Я ответил бы на этот вопрос так: в самых обыденных жизненных ситуациях люди проявляют себя по-разному. Ни для кого из нас это не ново. Были такие и в Чернобыле, и в прилегающих к нему районам. Но оставался народ, все выстоявший и все победивший. Чернобыль испытал кто и на что способен. Качества людей обнажались здесь очень быстро. Рядовые, ничем не примечательные труженики, и особенно молодежь, проявляли героизм, сознательно шли на невидимый смертельный бой.

Многих интересует, насколько была опасной работа на четвертом блоке. По существующим нормам аварийной безопасности и международным, и общепринятым в нашей стране, — человек, получивший за год 25 рентген, отстраняется от работы на атомных станциях на 12 месяцев. Острая лучевая болезнь развивается после получения 100 рентген. А здесь, в районе АЭС, дозу в 12 рентген получали в течение менее двух недель. И люди знали это. Знали, но продолжали стоять.

Я видел двадцатилетних жизнерадостных, красивых парней, добровольно уезжавших в районы аварии. Опасность есть опасность, человек вряд ли когда привыкнет к ней. Но они знали, на что шли. Я видел родителей, с застывшей болью в глазах провожавших своих сыновей — добровольцев, но не дававших воли ни слезам, ни чувствам. Беда сплотила людей. Перед лицом опасности стали равны все.

Вся страна пришла в эти дни на помощь Чернобылю. Я видел нескончаемые потоки машин, движущиеся по дорогам Киевской и Черниговской областей из Ярославля, Курска, Брянска, Харькова, Донецка. Были среди них колонны грузовиков и из Литвы, Эстонии, Латвии. Грузы везли самые разные: продукты, строительные материалы, технологическое оборудование.

Будучи в Чернигове, мне довелось быть свидетелем, какую большую работу проводили промышленные предприятия города, выполняя задания правительственной комиссии по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Рабочие и специалисты 23 промышленных предприятий срочно изготовили необходимые приспособления и оснастку для транспортировки вертолетами сыпучих грузов на место аварии. Оперативно действовали трудовые коллективы объединений “Химволокно”, Черниговский радиоприборный завод, предприятие автозапчастей.

В считанные часы был создан областной отряд по ликвидации последствий аварии. 250 добровольцев из производственного объединения “Химволокно” с 70 единицами транспорта провожали жители города в различные районы бедствия, в том числе в Брагинский район Гомельской области. Для координации работ коммунисты создали временную партийную группу, которую возглавил один из лучших слесарей объединения П.Бичек. В зоны распада радиоактивных веществ выехали также одиннадцать команд по дезактивации местности. В первые же дни ими уже было отработано 30 километров автомобильных дорог, десятки животноводческих ферм.

Я видел: сотни и сотни людей вносили на специально открытый счет 904101 свои денежные сбережения, предназначенные для помощи чернобыльцам. Патриотический почин проявила крутильщица объединения “Химволокно”, делегат ХХУII съезда КПСС В. Адаменко. Ежемесячно до конца года на счет 904101 она перечисляла свой двухдневный заработок. Ее примеру последовали во многих трудовых коллективах города.

В Чернобыле и прилегающих к нему районах по-прежнему проводились большие работы по дезактивации тридцатикилометровой зоны распространения радиации, снимался и “хоронился” слой зараженной земли. Увы, последствия Чернобыльской трагедии только еще давали знать о себе. Трагедия только теперь заявляет о себе. Как известно, Чернобыль унес уже десятки тысяч человеческих жизней.

В Киеве без каких либо трудностей я приобрел билет до Минска. В купе с наступлением сумерек, мои попутчики уснули. Пытался последовать их примеру и я. Не получалось. Сказывалось пережитое в эти дни, груз впечатлений. Вышел в коридор, опустился на откидное сиденье, достал блокнот. И всю ночь листал его, вспоминая свои встречи на украинской земле.

Владимир КОСТЫРКО.