Генерал из сербской легенды

Он был человеком неудобным — для начальства. Невыносимым — для правительства. Необыкновенным — для народа сербского. В России упоминать само его имя не было принято. Когда-то Лев Толстой говорил, что в истории существует два вида лжи — искажением факта и умолчанием. Последний представляет наибольшую опасность для потомков, но именно он и достался Михаилу Григорьевичу Черняеву. Все, что он делал, было слишком обременительным для государственной дипломатии и безукоризненно честным относительно простой человеческой совести.

Воспитанник Дворянского полка и Академии генерального штаба, он в 28 лет оказался участником Севастопольской кампании, сражался под Инкерманом, почти не покидал Малахова кургана. В качестве начальника штаба пехотной дивизии поступает в распоряжение оренбургского генерал-губернатора, помогает жителям Кунграда избавиться от ига хивинского хана и почти сразу перебрасывается на Кавказ начальником штаба генерала Безака. Мир на Кавказе возвращает его в Оренбург. Первое серьезное “но”, с точки зрения начальства, — Черняев не соглашается с политикой Петербурга в отношении башкир. Да, судьбы стран и народов решают политики, военным приходится выполнять приказы, вот только обращение с людьми, человеческое отношение друг к другу не могут запретить никакие власть имущие. Между собой люди обязаны оставаться людьми, безоговорочно выполняя десять заповедей.

С полковником Черняевым никто не спорит открыто. Для него находится соответствующее по трудности задание — освоение земель между двумя оборонительными линиями — сибирской и оренбургской. Новую, соединительную линию между ними предстояло организовать почти без средств и с самым незначительным числом военных. Полковник мог рассчитывать лишь на остатки интендантских сумм Западно-Сибирского округа. Тем большим было неприятное удивление военного ведомства: Черняев взял штурмом Чимкент. Без осады. Проникнув в крепость через оставленное в стене отверстие для водопровода. Бой внутри крепости оказался недолгим и прошел почти без потерь.

Назначенный военным губернатором туркестанской области, теперь уже генерал, Черняев на свой страх и риск берет Ташкент. Его рапорт представляется военному ведомству попросту фантастическим. Черняев располагал всего лишь двумя тысячами солдат при 12 орудиях, защитники Ташкента — 30 тысячами при 63 пушках. Было 15 июня 1865 года. В июле 1866-го Черняев лишился своей должности. И снова в игру вступили его далеко идущие планы организации мирной жизни на присоединенных к России территориях. Только предельное внимание ко всем нуждам местного населения, только доступность каждому просителю, только доверие. Конечно, заслуженное и непременно взаимное...

Пример, оставшийся в памяти ташкентцев. На следующий день после взятия города Черняев разъезжал по нему в сопровождении всего лишь двух казаков, вступал в разговор с местными жителями. Да что там — также просто отправился в общую городскую баню.

В Петербурге необычного генерала не ждало ничего хорошего: полная отставка с выражением начальственного неудовольствия. Черняев оказался в тем более сложном положении, что никакой собственностью не располагал и должен был сам заботиться о содержании семьи. Черняев выбирает юрисдикцию, сдает экзамен, дававший право заниматься нотариальным делом. И очередное “но”. Шеф жандармов граф П.А. Шувалов запрещает отставному генералу открыть нотариальную контору. В настоящее время. И на будущее. С марта 1873 года Черняев начинает издавать газету “Русский мир”. На почве несогласия с военной политикой правительства и предполагаемыми военными реформами бюрократического характера он сближается с московским кружком Ивана Аксакова.

Но по-настоящему журналистика не увлекает отставного генерала. Он выступает против конкретных проектов, против реорганизации армии по проекту графа Д.А. Милютина, но не может разобраться во всех журналистко-дипломатических хитросплетениях. Зато вспыхнувшее в Герцоговине восстание сербов против турецких притеснителей летом 1875 года сразу привлекает к себе внимание Черняева. Для него понятно, что, казалось бы, региональный конфликт в действительности легко может стать очагом серьезного международного кризиса — речь идет о судьбе восточных славян.

Сербы... Вплоть до наших дней они называли свой язык не сербским — “нашенским”: “нашки” — наш. Само понятие “Сербин” означало принадлежность к православной церкви. Понятие национальности заменялось принадлежностью к определенной местности: босниец — Бошньяк, герцоговинец — Херцеговац, Далматинец. Еще одна особенность: сознание своего равноправия и равенства внутри своего народа. Это чувство было порождено многовековым турецким игом, в котором были уничтожены представители знати. Осталась просто “райя” — просто все, равные перед Богом, людьми и друг другом. И страстное неистребимое стремление к независимости, которое европейцы стали называть фанатическим.

Характер народа, Одних бесконечное присутствие чужеземцев может сломить, других укрепить. В 1380 году русский народ пережил Куликово поле, в 1389-м сербы — Коссово поле. Князь Сербии и Подунавии Лазарь Греблянович имел под своим командованием от 80 до 100 тысяч человек, армия турецкого султана Мурада — 300 тысяч. И только измена одного из воевод привела к поражению отчаянно сражавшихся сербов. Погиб князь Лазарь, началось порабощение страны и — не имеющее аналогий в европейской истории единение “Србинов”.

Причиной восстания в 1875 году стал отказ местного населения платить постоянно возраставшие налоги. Сборщики налогов были изгнаны вместе с охранявшими их жандармами. Всего на всего городок Невесинье — с тремя тысячами жителей, расположенный на речке Горной Неретве в Герцоговине — стал символом развернувшейся борьбы. Из России в помощь повстанцам хлынул поток средств. Кружки для сбора пожертвований с короткой надписью “Невесинье” появились по всей России.

А когда Сербия и Черногория объявили войну Оттоманской империи, Черняев сумел связаться с Белградом и предложить свой военный опыт. Последовало немедленное его приглашение на театр военных действий, но вмешалось российское правительство. Черняеву отказали в получении иностранного паспорта, необходимого, чтобы выехать из страны. Вот только жандармерия недооценила решительности генерала.

Получив категорический отказ в Петербурге, Черняев мгновенно переезжает в Москву, куда еще не успевают дойти запретительные инструкции и получает нужный документ. Не задерживаясь, он пересекает границу. Мгновенность его действий вполне оправдывает себя: телеграмма с приказом задержать “мятежника” на границе опоздала

Он становится командующим главной — Моравской сербской армией. Из России начинается бурный приток добровольцев. В том числе исторических сербов, с середины XVIII столетия приглашенных на русские земли живших там.

Как не вспомнить здесь, что вплоть до 1740-х годов огромное пространство Причерноморья — от реки Синюхи до Днепра и дальше до Азовского моря оставалось по существу необитаемым. Началом заселения края стали поселки, образовавшиеся здесь около 1745 года из малороссийских казаков и русских беглецов. Но уже в 1752 году близ Херсона здесь появилась так называемая “Новая Сербия” — земледельческие поселения сербов и хорватов, приведенных полковником Иваном Хорватом из австрийских владений.

К концу десятилетия население края составляло 26000 душ, здесь было 122 селения и 31 церковь. Это число неустанно росло. Начиная с первой русско-турецкой войны 1768—1774 года, колонисты принимали участие во всех войнах, которые вела Россия в XVIII — начале XIX века.

После взятия в 1769 году Азова и Таганрога в их окрестностях были организованы из колонистов и русских особые казачьи полки. Существовали в составе русской армии и два сербских полка.

Но каковы бы ни были энтузиазм и храбрость самих сербов и присоединившихся к ним добровольцев, задача Черняева оказалась на этот раз исключительно трудной. Плохая организация сербских вооруженных сил, амбиции командования, желание удовлетворить патриотические устремления независимо от реальной ситуации, сила турецкой армии побуждали генерала доказывать необходимость ограничиваться границами края. Но его позиция не находила поддержки.

Черняев открыто ставит в известность сербское командование о нецелесообразности дальнейшего ведения войны и одновременно подсказывает князю Милану мысль обратиться за помощью к русскому императору. Буквально на следующий день русский посол в Константинополе предъявляет Порте ультиматум. Угрожая своим отъездом из Турции, он добивается согласия турецкого правительства на двухмесячное перемирие. Дальше предстояла русско-турецкая война. Но принять в ней участие Черняеву было отказано.

Формально генерал числился в отставке. Ему следовало вновь поступить на военную службу. Но его желание было удовлетворено достаточно своеобразно — Черняева направили в русские части на Кавказ, Но и там отказали в конкретном назначении. Затянувшееся на годы бездействие закончилось... возвращением Черняева в Туркестан на старую должность военного генерал-губернатора. Между тем генерал, оказывается, не изменился — то же пренебрежение к бюрократическим разносам, к попыткам петербургских чиновников вторгаться в его управление. Черняев сам судит о происходящем на территории Туркменистана и добивается того, что называет простой человеческой справедливостью.

Последствия не заставляют себя ждать: увольнение с должности, а затем отставка — Черняев по-прежнему упорно боролся с военной формой, которая, с его точки зрения, не могла стать полезной для русской армии. В 58 лет его служебная карьера заканчивается навсегда. “Генералу из легенды”, как называли его “Србины”, оставалось прожить в полном бездействии еще двенадцать лет. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона почтит память Михаила Григорьевича Черняева словами, так мало подходящими к профессии военачальника и талантливого стратега: “Необыкновенная деликатность в личных отношениях доходила у него до слабости”, он был человеком “вполне бескорыстным и правдивым сам по себе”. И еще — “он был выбит из колеи именно в тот момент, когда принес наибольше услуг государству, и эта странность постигшего его удара наложила свою печать на идеи его во внутренней политике”.

Если расшифровать эти туманные пояснения, генерал Черняев хотел, чтобы никакие политические и межгосударственные разборки не сказывались на жизни простых людей. Или вернее — как можно меньше сказывались. И чувствовал себя за это в ответе. Как русский офицер. Как русский. Как человек.