Василий ИЗГАРШЕВ: АТАКА (Рассказ)

Гусев, не отрываясь от бинокля, смотрел вперед на успевшие поблекнуть под жарким, как летом, солнцем пологие скаты высоты, неизвестно кем названной странным и смешным именем «Петровская шишка». За эти полтора года лейтенантской жизни Гусев истоптал пехом вместе со своим третьим взводом вдоль и поперек скаты «шишки», как, впрочем, и всех других высот, одношереножным строем убегающих вглубь полигона. И ему был знаком каждый кустик, каждая канавка.
Раньше, говорят, мотострелки на учениях пешком ходили мало. Все больше передвигались на бронетранспортерах, на боевых машинах пехоты. Спешивались не часто. Теперь все пешком да пешком. Техника старая, чиненная-перечиненная. Топлива нет. Да и учения проводятся от случая к случаю — денег на них кот наплакал.
А в офицерском кошельке их и совсем нету. Третий месяц касса в полковой финчасти не открывает заветного окошка. Денег в кассе, увы, нету. И когда будут — не известно. Дашка стыдится идти в школу в старых колготках, в стоптанных туфельках. Жена сохнет на глазах не от голода, а от забот, чем накормить дочь и мужа...
...Гусев опустил бинокль. Высота совершенно безлюдна. Беззаботно порхают разноцветные бабочки, деловито гудят шмели. Но Гусев хорошо знает, что означает на самом деле это безлюдье перед атакой. Стоит только подняться взводу, как десятки самых невероятных неожиданностей заставят лейтенанта немедленно находить и принимать единственно нужные решения. Как говорится, успевай взводный поворачиваться.
Гусев освободил ухо от наушника, прислушался к разговору в окопе. Опять Пантелеев потешит взвод байками, которые он сам именует житейскими былями. Все знают, что Пантелеев выдумывает их тут же, по ходу рассказа, и частенько случается, что концы с концами у него не сходятся. Но парень так забавно научился «травить» о самом, казалось бы простом, незначительном, потому, наверно, ему прощалась любая импровизация.
А еще всем нравилось, что смеяться рассказчик начинал первым.
В окопе раздался взрыв хохота. Гусев тоже усмехнулся, представив себе позу низенького крепыша — солдата Егора Пантелеева.
Он с Волги, из Шоршел, землян космонавта Андрияна Николаева, учился в той же школе, где и космонавт, а потом в его же лесотехническом техникуме в Мариинском Посаде. Как-то хвастался, что состоит в родстве с женой младшего брата космонавта — Петра Григорьевича. Может и правда, но скорее всего придумал Пантелеев себе родство.
Лейтенант обернулся в сторону окна, скомандовал:
— Не отвлекаться, следить за противником! Пантелеев!
— Я, — раздалось из окопа.
— Поберегли бы запас энергии для атаки.
— У меня этого запасу, товарищ лейтенант, на десять атак хватит. А может еще и на больше.
Гусев снова улыбнулся и взглянул на часы. Теперь ждать не долго. Он представил себе на минуту, как возле вышки руководства сейчас хлопотливо мечется среди начальства капитан Бадамшин, их ротный.
Генералы рады любому случаю побывать на полигоне. Полковых учений в их дивизии лет пять—шесть не проводилось. Батальонных тоже не было Бог знает сколько лет. Ротные еще случаются. А теперь вот и взводным тактическим занятиям с боевой стрельбой рады. А ведь дивизия объявлена соединением постоянной боеготовности.
Шутка ли, сколько там собралось сейчас генералов да полковников. Идут окружные сборы командиров частей. Сам Командующий войсками руководит сборами. Понятно, очень почетно показать командному составу, как надо вести наступление с боевой стрельбой взводом. Почетно, но и ответственно. А вдруг...
Об этом «вдруг» Гусев не думал. Никакого «вдруг» не должно быть. А Бадамшин — лейтенант хорошо понимал это — думал... И Гусев знал, что если бы от ротного зависело назначать или не назначать его взвод на показные занятия, то Бадамшин ни за что бы не назначил. Выделил бы первый взвод. А почему, собственно? Разве только потому, что там солдаты покрупнее ростом: как-никак правофланговый взвод... Но тактика стрельбы — не строевой смотр. Впрочем, на этот раз с Бадамшиным никто не советовался. Приехал в полк полковник из боевой подготовки штаба округа и сам определил взвод Гусева. Почему? Просто, наверное, так совпало. Все взводы занимались полевой выучкой одинаково, мало и плохо, хотя все ведь должны уметь ходить в атаку, отлично стрелять. Вот и пусть третий взвод мотострелковой роты и покажет, как это делается, и отчитается одновременно перед самим командующим в том, чему научился за зиму.
Узнав о таком решении старшего начальства, Бадамшин схватился за голову. Третий взвод — на стрельбище? Батюшки святы, без ножа — режут. Если бы на смотр самодеятельности — куда ни шло, можно назначить и третий. Там же сплошные балагуры, вроде Пантелеева. И Гусев — что он может? Не успел из курсантского яйца вылупиться. Лейтенант без году неделя. Словом, разве третий взвод справится?
И Бадамшин двое суток к ряду сидел в третьем взводе, забыв про другие. То принимался распекать солдат, то взывал к их чувствам, совести и долгу. С лейтенантом почему-то почти не разговаривал. Гусев ревниво наблюдал за ротным, подменившим его, и делал свое дело. Только вечером накануне полевого выхода Бадамшин пригласил лейтенанта в ротную канцелярию.
— Ну, как настроение, лейтенант Гусев? — сразу спросил капитан.
— Как всегда, товарищ капитан, отличное...
— Как всегда... Мне не надо, как всегда. Мне завтра на полигоне дырку дай! Атаку дай! Чтоб все поле от «Ура!», от стрельбы гудело. В кои годы сам командующий войсками округа будет наблюдать за вами. Все командиры полков и дивизий, все окружное начальство собралось! А ну как завалите? Мне стыда не пережить.
Гусева больно кольнуло слово «мне». Служим то не «мне». Зачем же так?
— Товарищ капитан, все будет в порядке. Я верю в своих людей, — твердо сказал Гусев. — Мы все продумали, потолковали по душам. Да и вы сколько с личным составом провели времени. Уверен, не подкачают. Взвод ведь и раньше стрелял не плохо. Редко, правда, приходилось, но получалось же. И неплохо!
— Неплохо? А бронетранспортер в речке в прошлом году утопили. Это что? Кому сейчас нужны ваши обещания? Неплохо! Мне дырку дай! Обеспечь! Чтоб дырка была в мишенях! Понял? Побежали «хромые яшки» — шпарь каждого. Танки полезли — гранатометчик чтоб как снайпер лупил. Вот что надо...
Он говорил и говорил, капитан Бадамшин, а лейтенант почти не понимал его нотаций. Вспомнил тот случай с бронетранспортером. Это была старенькая, заезженная до полусмерти машина — ее давно нужно было списать. И списали, но не успели отправить куда следует, а нового пока тоже не получили. Новой техники в дивизии давно не видели. И в округе не видели. Ни БТРов, ни БМП. Добивали старье.
Бадамшин, назначив Гусева в боковую походную заставу на тактическом учении, приказал вывести в поле «списанный» бронетранспортер.
— Может взять обычную транспортную машину, товарищ капитан? — попытался возразить Гусев.
— А не лучше заказать автобус со спальными местами? «Икарус-люкс»? — насмешливо отпарировал Бадамшин. — Выполняйте приказ, лейтенант.
— Есть!
И они отправились на бронетранспортере. Первая же полигонная речушка, не имеющая даже своего имени, оказалась непреодолимым для бронетранспортера препятствием. Как только колеса въехали в воду, мотор, почему-то раза два подозрительно чихнув, заглох и уже больше ни за что не пожелал завестись. Гусев спешил взвод, оставил у бронетранспортера водителя, и солдаты, то бегом, то ускоренным шагом, продолжали следовать дальше. Задачу взвод выполнил, хоть и стоило это невероятных усилий всем солдатам. Шутка ли, успеть за моторизованной колонной. Но вместо, как рассчитывал лейтенант, похвалы за умелые действия, наконец, просто за выносливость солдатскую, ротный распек его тогда перед всеми офицерами, как мальчишку.
— Бронетранспортер утопили! Надо же! Разгильдяи! Да вы знаете, что за это в бою бывает?
Гусев знал, что за это бывает в бою. Но ведь бронетранспортер был неисправен. Списан. И совершенно незачем брать его в поле. В конце концов, можно было позаимствовать машину в соседней роте. Так уже делалось. И не раз. Но Бадамшин есть Бадамшин. Решил и баста.
Гусеву было очень обидно слушать несправедливые упреки. Ведь каждый солдат старался, отдавая всю душу на учениях, чтобы выполнить приказ. И он не сдержался.
— Товарищ капитан, — твердо сказал он, — может тот бронетранспортер и хорош для показухи, а для дела он не нужен. И никто его не утопил. Разве речка помешала? Мотор — ни к черту. Машина списана.
Бадамшин холодно сверкнул маленькими колючими глазками из-под редких рыжеватых бровей и отрубил:
— Извольте помолчать, когда говорит старший. Не люблю строптивых...
И не взлюбил. Внешне вроде и не так уж заметно все это проявлялось, но Гусев хорошо чувствовал, как относится к нему ротный.
— «Резеда», «Резеда», — сквозь комариный писк, заполнивший наушник, раздались слова ротного, — я «Фиалка». Как слышно? Прием.
— «Фиалка», я «Резеда». Слышу хорошо. Прием.
— «Резеда», будьте готовы, будьте готовы...
Гусев коротко бросил: «Вас понял» и проворно, словно ящерица, юркнул в окоп.
— Внимательно следить за «противником», — еще раз напомнил он своему заместителю сержанту Максимчуку, а сам, согнувшись, пошел по окопу на левый фланг, к Пантелееву.
Егор, подтягиваясь на цыпочках, осторожно выглядывал через бруствер и, ни к кому не обращаясь, продолжал выдавать одну из своих многочисленных былей.
— Захожу это я, братцы, в фойе кинотеатра и только шага три сделал — гляжу сам товарищ генерал. С женой и дочерью...
— О каком генерале рассказ?— полюбопытствовал Гусев.
— О нашем комдиве, товарищ лейтенант, — озорновато щуря глаза, сообщил сосед Егора рядовой Братусь. — Память, говорит, у комдива необыкновенная.
— Ну, ну, послушаем. — Лейтенант устроился между Пантелеевым и Братусем. Егор замолчал.
— Давай, трави дальше, Жора, — сказал Братусь. — Пусть и товарищ лейтенант послушает.
— Трави-и... — обиженно протянул Пантелеев. — Я все как было рассказываю. Вот послушайте, товарищ лейтенант... Только я сделал три шага, а генерал сам подходит ко мне и говорит: «В кино, товарищ Пантелеев?» «Так точно, говорю, товарищ генерал, в кино.» «Хорошо, говорит, товарищ Пантелеев. Мы, вот, мол, тоже всем семейством выбрались...»
Все, кто слушал Егора, уже подготовились схватиться за животы. Врет и не краснеет, бестия, хоть и складно врет.
— А с дочкой не познакомил он тебя? — едва сдерживая смех, спросил Братусь.
— Вот чудаки, — ни сколько не смущаясь, продолжал Егор, — я им дело рассказываю, а они на смех. Нет, ты скажи, Братусь, как он меня запомнил, если у него таких как я, целая дивизия? Он меня и видел-то всего один раз с глазу на глаз. Я тогда, помню, посыльным был по штабу...
Где-то позади за редколесьем раздался негромкий шлепок, словно кто-то хлопнул в ладоши, и над окопом резко прошуршало в воздухе. Спустя секунду на самой вершине «Петровской шишки» вспыхнул желто-бурый фонтан. Ухнул разрыв. А потом еще и еще. Началось!
— Внимание! Приготовиться! — громко скомандовал лейтенант.
Все приникли к брустверу, устремили взоры на полыхающие вдали султаны разрывов. Сейчас начнется, думал каждый, не подкачать бы, не ударить в грязь лицом…
Над окопом полоснула небо зеленая ракета.
— Взво-од! — протяжно скомандовал Гусев. — В атаку! Вперед!
И первым выскочил из окопа. Успел заметить, как дружно поднялись все солдаты и, перепрыгнув через бруствер, устремились вперед. И сразу ожили безмолвные доселе скаты высоты. С правого фланга ударил пулемет «противника»... Показалась противотанковая пушка. Взвод залег. Лейтенант в доли секунды взвесил обстановку и отдал боевые распоряжения на открытие огня.
Бой разгорался. Одна за другой падали мишени. Как подкошенные валились «хромые яшки». Метко стреляют автоматчики. И снова команда: «Вперед!» Но что это? Зараженный участок? «Газы!» Мгновение и солдаты облачаются в средства противохимической защиты. Наступление со стрельбой развивается. И пока все идет ладно.
Почему «противник» держит танки? Что он задумал? Лейтенант пристально вглядывается в даль. Противогаз затрудняет дыхание. Очки покрылись испариной. Жарко. Но он идет и идет. И видит, как споро следуют вровень с ним солдаты. Танки? Вот они, перевалились через увал, двинулись навстречу взводу. И тотчас же на левом фланге ожила огневая точка «противника». «Вот это сюрприз!» — успел подумать лейтенант, падая на траву.
— Ложись!
Впрочем, этой команды, наверное, и не требовалось. С танками — ясно. Гранатометчикам поставлена задача, и они, знал, не подкачают. Вот уже рядовой Братусь берет на прицел гранатомета правую цель. Как поступить с огневой точкой? У Гусева нет приданных артиллерийских средств. Да, но есть другая артиллерия — карманная! Лейтенант только собрался отдать распоряжение сержанту Максимчуку, как вдруг заметил: с левого фланга в обход огневой точки, прячась за кустами, поползли вверх по склону два солдата. Пантелеев? Ну, да — он. А второй? Лейтенант уже не успел распознать второго. Но понял их маневр и очень обрадовался. Гранатометчики подорвали танки, мишени упали. А взвод все не мог подняться в атаку. Последний бросок — и все. Но огневая точка пригвоздила взвод к земле: не поднять головы. Что же они медлят? Гусев чувствовал, как пот стекает по щекам и шее. Он ощущал его соленый привкус на губах. Представил себе Бадамшина. Вот уж кто нервничает сейчас и, как всегда, ругает его, Гусева. Что они там медлят? Бывает же так, когда секунды кажутся вечностью...
— Бабах! Бабах! — раздалось на левом фланге. «Огневая точка» повалилась в свой окоп. Лейтенант вскочил с земли и, размахивая рукой, побежал вперед. Огневая точка молчала. Взвод дружно поднялся в атаку. Приглушенное противогазами, раздалось «Ура!»
...На опушке леса, возле самой вышки, где собрались генералы и офицеры, Гусев выстроил свой взвод. Он четко отрапортовал командующему о выполнении задачи и, возвратившись к взводу, с нетерпением ждал дальнейших указаний. Чуть-чуть от напряжения и усталости дрожали колени, пересохло во рту. Подошел Бадамшин.
— И-эх вы, — с укором сказал он Гусеву, — распластались на земле и лежите. Все дело испортили. Вперед надо, «Ура!» — громче. И-эх, артисты...
Гусев молчал. Командующий направился ко взводу. С ним шел и командир дивизии.
— Смирно!
— Вольно, вольно, — командующий подошел к солдатам вплотную.
— Устали? — спросил просто, по-домашнему.
— Никак нет! — Гусев мысленно усмехнулся: это Пантелеев.
— Это вы не устали, а остальные?
— И остальные не устали, товарищ командующий, — опять за всех ответил Пантелеев.
— Молодцы! Воевать умеете. И стреляете отлично! Молодцы! Всему личному составу объявляю благодарность!
— Служим России! — в один голос ответил взвод.
— А кто из вас уничтожил огневую точку? — вдруг спросил командующий.
Пантелеев и его закадычный друг Стрепетов вышли из строя.
— Умно, грамотно выполнили приказ командира. Похвально!
Гусев зарделся краской.
— Товарищ командующий, но я не отдавал им приказа, — признался лейтенант.
— Не отдавали? — переспросил генерал. — Они сами, без приказа?
— Так точно, без приказа, — ответил лейтенант, все еще не понимая, хорошо это или плохо, и как это расценит командующий.
— Хорошо учите солдат, лейтенант, если они умеют, где надо, быть инициативными. Это очень хорошо и правильно, товарищи! Успехов вам, третий взвод!
И высокий, прямой, пожав руки Гусева и солдат, зашагал к вышке. Со взводом остался командир дивизии.
— Как фамилии? — спросил он Пантелеева и Стрепетова.
Строй весело прыснул.
— В чем дело? — генерал вопросительно посмотрел на Гусева.
Лейтенант улыбнулся, передал генералу услышанную от Пантелеева историю про его поход с генеральской семьей в кино, про генеральскую память.
— Вот оно что, — генерал рассмеялся. — Ну что ж, герой, будем знакомы. А за умелые действия полагается вам обоим отпуск. Вот так!
Третий взвод с песней шагал по степи. Неумолчно, словно ошалев от весны, от солнца, вторили солдатам повисшие в лазурной выси жаворонки. У вышки все еще маячила одинокая фигура военного. Гусеву показалось, что он словно нехотя помахал вслед третьему взводу фуражкой.
— Пантелеев, Братусь! Запевай! — скомандовал Гусев. — Нам ли нынче носы вешать?
Василий ИЗГАРШЕВ