Такую Россию Мы потеряли

Радикальные реформаторы до небес превозносят успехи царской России до начала первой мировой войны. Мол, Россия до 1913 года развивалась феноменально быстрыми темпами, она, дескать, завалила хлебом и маслом недокормленную Европу.
Затем, по этой версии, произошла катастрофа. “Большевистский переворот” остановил уверенную поступь Российской империи, выбил ее из русла цивилизованного развития и лишил российские народы былого благополучия. Поэтому главной своей целью демореформаторы объявили возвращение России на столбовую дорогу мировой цивилизации, по которой она шла в начале века. И коль скоро в качестве российского “завтра” нам предлагают российское “позавчера”, стоит посмотреть на реальную картину подзабытой царской России.
В конце XIX и начале XX столетий России крайне не повезло: в результате повторявшейся засухи страна пережила несколько голодных лихолетий. О начавшемся тогда море кричала и российская, и зарубежная пресса. В спасении народа от голодной смерти принимали участие многие известные интеллигенты-патриоты, среди которых видную роль играл Л. Толстой.
Когда засушливые годы, наконец, сменились благоприятными, Россия постепенно начала подниматься на ноги. В 1908—1913 годах среднегодовой сбор зерна достиг 65 млн т (особенно за счет высокоурожайного 1913 года, когда было собрано 80 млн т). Конечно, этого было явно недостаточно для 169 млн населения, питавшегося главным образом хлебом и картофелем. К тому же урожайность злаков все еще оставалась чрезвычайно низкой по сравнению со странами Западной Европы. Если в России среднегодовой сбор пшеницы приближался к 9 ц/га, во Франции он составлял 13, в Германии — 24, Англии — 25, а в Дании и Бельгии — 27 ц/га. Еще более удручающая картина возникает при подсчете производства зерна на душу населения: Россия получала 385 кг (в 1913 году — 473 кг), США — 768, Аргентина — 1088, Канада — 1168.
Логично было предположить, что нехватку хлеба Россия компенсирует его импортом. Но именно в тот период она, увы, действительно подкармливала Западную Европу. В 1913 году Россия экспортировала 9 млн т зерна. Обязанная погашать внешнюю задолженность, она была вынуждена пойти на этот преступный шаг. Царское правительство разработало экономические положения, которые вынуждали крестьян продавать даже тот хлеб, который предназначался для питания семьи или для посева.
Анализ сельского хозяйства Российской империи начала века свидетельствует, что столыпинская реформа провалилась, аграрный сектор оставался недоразвитым, а население — полуголодным. Даже статистический сборник, изданный в 1914 году в Санкт-Петербурге, констатировал: “Нет свидетельств о прогрессе русского сельского хозяйства”.
Что касается промышленности, то нельзя сказать, чтобы царское правительство не понимало значения машинного производства, поскольку оно успешно действовало в странах Западной Европы уже с XVIII века. Правительство поощряло строительство предприятий добывающей, обрабатывающей и энергетической промышленности. Однако из-за слабости национального (государственного и частного) предпринимательства оно вынуждено было обращаться за помощью к более развитым западным государствам. Совместными усилиями к начале первой мировой войны было создано, по данным Британской энциклопедии, пять крупных промышленных районов: Москва, Санкт-Петербург, Донецкий бассейн, Урал и Дембровский район Польши.
Специфика индустриальных анклавов заключалась в том, что они не могли покрыть растущий спрос на промышленные товары ни по количеству, ни по их качеству. Даже текстильное производство, работавшее на центрально-российском льне и среднеазиатском хлопке, дополнялось солидным импортом тканей. Впрочем, сама деятельность российских фабрик и заводов находилась в зависимости от зарубежных поставок машин и оборудования.
Уже тогда для России сложилась неблагоприятная структура внешней торговли: страна закупала преимущественно промышленные товары, а продавала сырье и продовольствие, что позволяло ей частично расплачиваться за импорт и получаемые кредиты. Но именно с конца прошлого века западноевропейские монополии начали диктовать мировые цены: устанавливали выгодные им высокие цены на промышленные изделия и низкие — на сырьевые и продовольственные товары. Так крайне слабое развитие национальной промышленности и “ножницы цен” в мировом товарообороте закрепили за Россией роль полуколониального аутсайдера.
В 1913 году население России было в 1,8 раза больше населения США, но протяженность железных дорог была меньше в 5,6 раза, добыча каменного угля — в 14,4, выплавка чугуна и стали — в 7,4, выпуск продукции машиностроения (наиболее важный показатель) — в 23,1, численность веретен (это в “ситцевой” России) — в 4,7 раза. И не приходится сопоставлять производство тракторов, зерноуборочных комбайнов и другой сельскохозяйственной техники, ибо все это практически не производилось в России, но выпускалось в США и странах Западной Европы. В целом валовой национальный продукт России тогда составлял, по различным оценкам, от 12 до 15 процентов ВНП США.
Западные государства предоставили России крупные кредиты под строительство фабрик, торговых домов и железных дорог. Спешили сделать выгодный бизнес и иностранные компании, капиталовложения которых, по данным Британской энциклопедии, составили в 1913 году около 100 млн долларов. По отечественным оценкам, доля иностранного капитала в экономике России превышала третью часть, что позволяло ему влиять на хозяйственное и политическое развитие страны.
Вся внешняя задолженность России в 1913 году достигла 5 млрд рублей (в ценах 1990 года она составила 250 млрд долларов). Рост бремени долгов и выплаты по ним процентов вызывал беспокойство российских патриотов. В изданной в 1909 году популярной книге царского генерала утверждалось: “По количеству задолженности мы уже — первая держава... Страна находится на пути самого потрясающего разорения... Мы вывозим значительно больше, чем можем, т.е. не продаем, а распродаемся”. Это был крик души человека, переживавшего начало утраты экономической независимости России.
Полуголодное существование влачило более 80 процентов населения, подавляющая часть которого проживала в сельской местности. Британская энциклопедия писала: “Большинство крестьян, за небольшим исключением, жила в нищете и примитивных условиях... Крестьяне не могли покупать себе необходимые промышленные товары”. А статистический сборник за 1914 год отмечал, что 31 процент крестьян были безлошадными, 34 процента — безинвентарными, 15 процентов — беспосевными и что 65 процентов крестьян — беднота”. Надо ли после этого пояснять, почему вплоть до первой мировой войны в различных концах Российской империи происходили крестьянские бунты?
Говорят, что истина познается в сравнении. Такие конкретные данные есть. В 1913 году российские рабочие получали 263 руб. в год, тогда как австрийские, венгерские и итальянские — 395 руб., английские, французские, германские и бельгийские — 658 руб., а американские — 1184 рубля.
Низкая оплата деревенского и городского труда, всевозможные налоги, а также вынужденный экспорт ряда продовольственных товаров существенно ограничивали внутреннее потребление. Так, в 1913 году на душу российских граждан приходилось: хлебопродуктов — 200 кг (в пересчете на муку), мясопродуктов — 29 кг, молока — 154 кг, яиц — 48 штук, рыбопродуктов — 6,7 кг, сахара — 8,1 кг, картофеля — 114 кг, фруктов и ягод — 51 кг. Подобных низких показателей не знала ни Западная Европа, ни Северная Америка.
Известно также, что в дореволюционной России не существовало единого государственного органа здравоохранения и каждое ведомство имело свои врачебные части. На 10 тысяч россиян приходилось всего два врача! При росте населения в 1,5 процента более четверти детей не доживали до одного года. Средняя продолжительность жизни составляла около 35 лет. Заметим, что в то же время средняя продолжительность жизни в США достигала 54 лет.
В 1914/15 учебном году в общеобразовательных школах России обучалось 5,7 млн. учащихся, а в 72 вузах — 87 тысяч студентов. Столь незначительный охват обучением в определенной мере объяснялся давним циркуляром Александра III “О кухаркиных детях”, ограничивший доступ к образованию детям крестьян и мещан. Неудивительно, что грамотными считались менее 30 процентов взрослого населения, тогда как в странах Запада — 70 процентов.
“Столыпинские галстуки”, разгоны Государственной думы, подавление крестьянских бунтов, расстрелы трудящихся в мирных демонстрациях, на баррикадах и даже на далеких Ленских приисках — все это стало символом правления Николая II, прозванного в народе “кровавым”.
И вот теперь, по некоторым показателям, мы опять оказались на уровне 1913 года. Если ВНП социалистического государства в 80-х годах достиг 65 процентов ВНП США (и заметно превзошел ВНП любого другого государства), то “демократы” без войны сократили его к 1998 году до 15 процентов соответствующего показателя США, т.е. установили то соотношение, которое существовало у полуколониальной России в 1913 году. Ныне, как и в 1913 году, искалеченный и опутанный двуглавый орел не в состоянии оторваться от земли.

Геннадий СТАРЧЕНКОВ.
Доктор экономических наук, член-корреспондент Международной славянской академии.

Куратор Любовь Степушова
Любовь Александровна Степушова — обозреватель Правды.Ру *
Последние материалы