Исповеди атомного века. Александр Белосохов

“ПРАВДА On-line” продолжает публикацию цикла бесед с учеными — создателями атомного щита России. Напомним, цикл был открыт на прошлой неделе беседой с Виктором МИХАЙЛОВЫМ. Вчера собеседником Владимира ГУБАРЕВА был академик Лев РЯБЕВ. Сегодня — Александр Белосохов.

Александр БЕЛОСОХОВ: “Союз разума и чувства”

За взлетом Белосохова одни следили с радостью, другие — с недоумением. И что греха таить, вторых было больше — так всегда бывает, когда в душе царит зависть и когда не можешь по-человечески порадоваться за товарища, который молод и энергичен, а на тебе уже лежит пыль десятилетий. Были и те, кто связывал приход Белосохова “во власть” с модой, которой привержен и Президент и Правительство России: речь идет о молодых реформаторах, которые становятся во главе страны.

Но Александр Иванович Белосохов во всевозможных “демократических туссовках” замечен не был, скорее его причисляли к “красным директорам”, но на самом деле он держался сам по себе, что опять-таки вызывало множество недоуменных вопросов. Ясно, что его заприметил сам Михайлов, и именно министр настоял, чтобы у него появился вместе с наиопытнейшим Львом Дмитриевичем Рябевым другой первый заместитель, совсем молодой. Именно такая “спарка”, по мнению министра, и обеспечивала нелегкий путь Минатома в будущее.

Постепенно страсти поутихли, Белосохов уверенно занял свое кресло и вскоре доказал (по крайней мере, так мне кажется!), что ошибки не случилось... Все это время я внимательно присматривался к новому руководителю, пытаясь определить его “слабые” и “сильные” стороны. Зачем? Но так сложилось судьбой, что многих из руководителей Минсредмаша, а потом и Минатома я не только знал хорошо, но и с некоторыми был дружен — и меня всегда поражало, насколько разными и по-своему очень интересными были эти руководители, каждый из них был Личностью, всегда интереснейшей и неповторимой.

А как же Белосохов? Я пытался найти тот “стержень”, что движет им, и как всегда, мне на помощь пришел мой любимый Владимир Иванович Вернадский, чья мудрость, на мой взгляд, позволяет найти ответы на любые вопросы не только в науке, но и жизни. Белосохова еще не было на свете, а академик Вернадский уже писал и о нем: ”Мне представляется разум и чувство тесно-претесно переплетенным клубком: одна нить — разум, а другая — чувство, и всегда они друг с другом соприкасаются, и когда одна их них бодрствует, а другая спит, когда в этом клубке рядом мертвое и живое — разве может быть сила, разве может быть какая-нибудь работа...”После долгого и обстоятельного разговора с Александром Ивановичем Белосоховым я утвердился в том, что вольно или невольно он следует заветам Вернадского и в полной мере живет и разумом и чувствами, а молодость не дает возможности “заснуть” ни той ни другой нити.Впрочем, судите об этом сами...

— Сколько вам лет? — спросил я.

— Полный сорок два..., — ответил Александр Иванович.

— В таком случае не могу не поинтересоваться: как в сорок лет становятся первыми заместителями министра?

— Это вопрос не ко мне...

— Пожалуй... Впрочем, в самом начале “Атомного проекта” именно в таком возрасте становились и министрами, и научными руководителями, и главными конструкторами. Атомную бомбу и Первую АЭС создавали очень молодые люди. Неужели начинается новая спираль развития атомной промышленности?

— Лично я не сомневаюсь, что у нашей отрасли блестящее будущее, и в ХХI веке она еще в большей степени будет влиять на развитие России, да и на планете в целом ее роль будет возрастать!

— А как вы попали в эту отрасль?

— У меня рядовая биография...

— Что значит “рядовая”?

— Родился я в Новосибирске в августе 55-го года в очень простой семье... Отец и мать у меня работали как раз на нашем заводе химконцентратов. Отец — бригадиром монтажников, а мама — аппаратчицей в основном цехе. В общем, они сорок лет на заводе... Более того, у меня бабушка работала здесь с самого начала, с 48-го года. Бабушки давно уже нет, а мама с папой, к счастью, живы и здоровы. Совсем недавно мне удалось отправить их на пенсию, но сопротивлялись они до последнего, потому что привыкли работать.

— Действительно, сложная ситуация для директора — отправлять своих родителей на пенсию...

— Все-таки работа у них была тяжелая, да и вредное производство, а возраст 69 лет, и пока здоровье есть, его надо сохранять... Так что удалось уговорить... Но вернемся к началу: родители работали на заводе, а я учился в обычной школе. Правда, я любил физику и математику, они мне нравились, а потому участвовал и выигрывал всевозможные олимпиады. А потому выбор института мне был ясен: Новосибирский электротехнический. Мы поступали на обычный машиностроительный факультет, но после приема — я хорошо сдал экзамены, на пятерки — мне предложили пойти во вновь организованную закрытую группу. В ней не было ни одной девушки, брали только ребят. Да и стипендия была повыше — на 15 процентов. Занятия проводились в секретных комнатах. И все это было мне интересно... Учились на год больше...

— Когда вы поняли, что будете заниматься оружием?

— Наша специальность называлась “специальность 546” — изготовление всякого рода боеприпасов: проектирование, изготовление и испытания. Это мины, торпеды, авиабомбы и так далее... Из-за этого на год дольше и учились. Надо было пройти теорию инженерного эксперимента, теорию взрыва, и прошли полный курс общего машиностроения. Многие курсы придумывались “на ходу” — специальность была новая... Повторяю, мне было интересно, а потому учился я хорошо. Правда, на первом курсе еще четверки были, а со второго уже “втянулся” и, по-моему, до шестого курса так ни одной четверки уже и не было... Бурная была у нас студенческая жизнь! И экзамены досрочно сдавали, и в студенческих отрядах поработали, и ЛЭП строили... А по окончанию института в феврале 79-го года меня распределили на наш завод. Тогда приветствовались династии, преемственность поколений. У меня брат есть, и он работал на том же заводе... Правда, года два назад начал заниматься бизнесом...

— И как начали?

— С самой низшей инженерной должности! Распределился я инженером-технологом в инструментальный цех. С этого я и начинал... Хороший был коллектив, много было работы, потому что мы только что начали осваивать “изделие” для ВВЭР-1000. Это сама кассета и тепловыделяющие элементы (твэлы) для реактора — “миллионника”. Как раз началось освоение новой продукции для завода, а новое — всегда интересно! Кстати, первые образцы мы делали в Усть-Каменогорске. Технология была слабая, а потому многое пришлось придумывать... Комплектующие и урановые таблетки должны были делаться на Ульбинском заводе, а окончательная сборка у нас, в Новосибирске. В Усть-Каменогорске попытались собирать “изделия” для проверки, но ничего у них не получалось... В общем, из-за “сырой” технологии там отказывались поставлять нам комплектующие, и сроки сразу же стали срываться... Поскольку я занимался технологией деталей, то меня директор Эрик Николаевич Свешников вызвал и распорядился с бригадой поехать в Усть-Каменогорск. Приехали мы туда, посмотрели — правы были заводчане, невозможно было по той документации что-то путное сделать... Ну а кончилось это дело тем, что заново пришлось проектировать оснастку, и месяц я по вечерам что-нибудь чертил у себя в номере гостиницы... Ну а потом через три месяца все элементы были сделаны, и первую сборку кассеты мы провели в Усть-Каменогорске... Так началась моя карьера на заводе. Наш инструментальный цех рос быстро, и я стал его начальником.

— Так быстро?

— Еще трех лет не отработал, а уже был назначен начальником!.. Любопытная ситуация с этим произошла. По нашим инструкциям, если человек работает менее трех лет, то он не отвечает за ядерную безопасность, а начальник цеха — это уже лицо ответственное... Директор завода, подписывая приказ о моем назначении начальником цеха, одновременно ответственность за безопасность возлагал на себя. То есть он поручался за меня... Поверьте, такое доверие всегда помогает в работе! Да и сам стараешься изо всех сил, чтобы не подводить человека. Я признателен Эрику Николаевичу... Характерно для Средмаша, а потом и Минатома, что во главе предприятий — а знаю их множество! — всегда стояли уникальные люди. Не только специалисты высочайшего класса, но и Личности! Кстати, никого вы не заставите что-то делать, если они не убеждены в необходимости этого... В общем, окрылен я был доверием Свешникова. Показатели в цехе были хорошие, стали мы ходить в передовых... Потом производственный отдел, заместитель главного инженера, и главный инженер. А через четыре года в 1992 году был выбран директором завода...

— Вы были первым и последним “выборным директором”?

— Нет, и после моего ухода тоже состоялись выборы нового директора. Я считаю, что это нормально... Нельзя выбирать бригадиров, мастеров — там нужно, чтобы люди были требовательными. Нельзя, чтобы директора выбирали его заместители или начальники цехов — тут ничего хорошего не получится. Но вполне нормально, когда коллектив избирает своего руководителя. И чем больше коллектив, тем вернее выбор.

— Я хочу вернуться чуть назад к тому времени, когда вы начали производство кассет для ВВЭО-1000. Скажите, неужели так трудно сделать твэл?

— Очень сложные режимы эксплуатации — высокие температуры, при которых твэл должен безукоризненно работать, большие давления, циклические нагрузки, сильная коррозия и особенности воды. В общем, условия “гнусные”... На разных станциях условия разные, хотя бы потому, что солевой состав воды иной... При эксплуатации твэл должен быть абсолютно герметичным, иначе может быть загрязнение контура, что уже само по себе на станции является чрезвычайным происшествием. А если разгерметизируется несколько твэлов, то это уже авария. Плюс к этому материал, из которого делаются твэлы, должен быть легким, не захватывать нейтроны и так далее. Таким образом, конструкция твэла получается весьма сложной. За десятилетия накоплен большой опыт, и он позволяет и кассету и сам твэл модернизировать, но тем не менее сложность в производстве высокая...

— Наверное, можно сравнить с авиацией?

— Допуска такие, что проще изготовить самолет... Необычайно сложные сварные соединения, да и сам уран в виде таблетки — это большая наука, и исследования продолжаются... Ну а самые большие сложности, конечно же, в самом урановом порошке и в герметизации твэла. Сплав циркония с ниобием нужно было варить с “нержавейкой” или другими материалами, и все известные виды сварок не подходили. А требования были такие: герметизация соединения должна быть надежнее, чем сам материал!.. Появились новые виды сварки... Теоретически все это было известно, но необходимой аппаратуры для таких “изделий” не было. Может быть, технологии и не такие уж революционные, но они требовали очень кропотливого труда. Ну а сроки всегда жесткие... Честно говоря, период освоения твэлов для ВВЭР-1000 я плохо помню, так как крепко работали, а потому дни просто сливаются в недели и месяцы...

— Как известно, в Новосибирске шла и “боевая тематика” и твэлы для ВВЭР. Можно ли их сравнить?

— Это разные виды продукции. Твэлы больше “тяготеют” к машиностроению, к механосборочному производству... А полуфабрикаты для оружия — это металлургия. Так что сравнивать их не стоит... Ну а с точки зрения объемов, то лет двадцать назад “боевая тематика” намного превосходила “гражданскую”, вернее, ее почти не было. Мы только-только начинали делать твэлы для военных реакторов, которые находились в закрытых городах в Челябинске-40, Красноярске-26 и Томске-7. Но в 85-86 годах объем “твэльной” продукции уже в несколько раз превышал “боевую”. А при моем директорстве военная продукция составляла уже всего несколько процентов... Я говорю об этом для того, чтобы люди не думали, что понятие “разоружение” появилось как-то вдруг, сразу, мол, Горбачев пришел, и объемы военной продукции начали снижаться... Этот процесс шел давно и постепенно.

— Опыт приобретался на военной продукции?

— Конечно. Мы производили твэлы для реакторов, где нарабатывался плутоний. Это считается военной продукцией, но по большому счету может считаться и “гражданской” — все зависит от того, где и с какой целью эти твэлы будут использоваться.

— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о вашем родном заводе?

— Химический завод химконцентратов — одно из предприятий отрасли, которым мы гордимся. С точки зрения технологии оно уникальное, в нем развивается четыре направления. Четверть — достаточно сложная металлургия, четверть — машиностроение, четверть— химия и четверть— сборочное производство. Предприятие очень крупное, более десяти тысяч человек работающих. В стране немного было предприятий, которые могли выпускать ту продукцию, на которой специализировался Новосибирский завод. Все тепловыделяющие элементы и кассеты для закрытых городов делались только здесь — это для наработки оружейного плутония. Для исследовательских реакторов твэлы тоже выпускались у нас, это экспериментальные работы Академии наук. Работа шла с высокообогащенным ураном (до 95 процентов), и это, конечно же, богатство... Кассеты делались для различных ядерных центров, которые сейчас расположены и за пределами России — в том же Ташкенте и Вильнюсе. Еще одно направление в производстве твэлов — это для энергетических реакторов ВВЭР-1000. Они находятся в России на Балаковской, Нововоронежской и Калининской АЭС, на Украине — Ровенская, Хмельницкая, Запорожская и Южно-Украинская АЭС, в Болгарии — Козлодуй. Так что объем работ по твэлам очень большой. Это в основном сборочное производство, а таблетки мы получали из Усть-Каменогорска. И, наконец, еще одно направление работы завода — материалы на основе лития. Практически мы монополисты, и основное производство связано с оружием, с боеприпасами. Но мы и делали и ряд “изделий” для защиты человека и конструкций от жесткого излучения, эти работы необходимы были для космоса.

— Но появился литий для термоядерного оружия?

— Да... Но литий сам по себе очень интересный материал. Если бросить кусочек металлического лития в воду, то вся вода сразу же “вылетает”... В этом плане это очень опасный материал. А с другой стороны — он легкий и прочный, то есть великолепен для использования в различных конструкциях. И одна из основных сейчас разработок — это создание литий-алюминиевого сплава. Это идеальный материал для использования в авиации и космосе. К сожалению, ученые пока не могут найти технологию сварки, сварные соединения весьма непрочные. Существует обширная программа развития литиевого производства у нас и в других странах, но она стопорится из-за отсутствия технологии сварки. Завод выпускает разнообразные литийсодержащие материалы, и многие из них успешно используются в промышленности. В частности, как необходимая добавка в смазках, литолах, в керамике, в электронике — для кинескопов, при производстве огнеупорных стекол, и даже при получении высококлассных вин используется литий, с его помощью удаляются остатки сивушных масел. И так далее, и так далее. Уникальный материал! У нас в России было несколько тысяч предприятий, который потребляли литий. Но на сегодняшний день 80 процентов — экспорт, а наши предприятия или стоят, или пренебрегают экологией ради экономии средств, которых теперь не то что на охрану природы не хватает, но и даже на зарплату...

— Совсем недавно пустили в Новосибирске хранилище для литийсодержащих материалов. Я понимаю, что это оружейные компоненты. Можно ли их будет использовать в будущем?

— Можно. Это очень хороший запас. Почему нам стали помогать французы? Прежде всего, чтобы это не лежало как попало и было под контролем, не попало бы в чужие руки. В этом все заинтересованы, а потому нам Франция и дала деньги на строительство такого хранилища. И второе: материал, конечно же, наш, но те же французы, американцы и англичане прекрасно понимают, что рынок есть рынок, и у них будет возможность эти уникальные материалы купить, когда возникнет в том необходимость. За французские деньги построен великолепный склад для этого стратегического материала. Технология французско-русская, так как наших новинок очень много...

— Почему вы так любите литий?

— Ураном мне приходится заниматься сейчас каждый день, а литий как бы в стороне — программа по нему касается не отрасли в целом, а отдельных предприятий и институтов. Занятие литием для меня как для первого замминистра менее обязательное, а скорее творческое... материал-то уникальный и прекрасный, но пока должного внимания ему не уделяется. И причина простая: область применения пока сужена, так как нет выхода на огромные объемы производства. Но за ним, уверен, будущее.

— Вернемся к заводу. Вы гордитесь им?

— Безусловно! В 1948 году предприятие родилось на свет. Раньше тут планировалось построить завод автомобильных прицепов, и первые корпуса были под них заложены. Но оказалось, что в пяти километрах были складированы огромные запасы урана, который был вывезен из Восточной Европы после войны. Его было много миллионов тонн... А завод для переплавки такой руды был нужен, вот и пришли к выводу, что нужно “перепрофилировать” предприятие. Кстати, завод по прицепам появился в Красноярске. Поначалу были разные предложения: а не обнести ли завод колючей проволокой и не сделать ли еще один закрытый город? Но все-таки завод был в удалении от Новосибирска, а потому режим можно соблюсти и без проволоки... Так и началось наше предприятие с переработки урановой руды, и уже в первых образцах оружия есть вклад и новосибирцев... Ну а потом технология и наука развивались — началось производство блочков для наработки плутония, затем и литийсодержащие материалы. Производство для них необычайно сложное... Так и шло развитие. По сути сейчас это большой комбинат, в составе которого несколько заводов, но название сохранилось старое. Появилась и большая наука — мощное конструкторское бюро, свои экспериментальные цеха и исследовательские лаборатории. Это удобно: в одном месте разрабатывается “изделие” и тут же изготавливается. Коллектив очень дружный. Я хорошо отношусь к Москве, но все-таки это какой-то “зашоренный город”, все озабочены своими проблемами и будто заключены в какие-то рамки... А чем дальше от Москвы, тем люди более открытые друг для друга. Ну а сибиряки особенно: праздник для всех всегда общий, да и беду привыкли встречать вместе.

— А с распадом СССР ситуация для вас изменилась: ведь Усть-Каменогорск оказался за границей?

— Только по одному направлению — по таблеткам.

— И какой же вы нашли выход?

— Нельзя “рубить” связи! Многие годы мы дружно и плотно работали, да и на 80 процентов там наши специалисты! На сегодняшний день мы нормально решаем все вопросы — и политические, и экономические. Все вплоть до президента понимают, что они останутся без сбыта своей продукции, если прервать связи с предприятиями России, Запад в данном случае не поможет... Ситуация, конечно, сложная, но не безнадежная. Ну а с руководящим составом предприятия у нас полное понимание — последние десятки лет мы работали вместе, и новые границы между Россией и Казахстаном не могут разрушить те отношения, которые сложились между людьми. По крайней мере, на ближайшие десятилетия они сохранятся вне зависимости от политики и действий власти.

— Заводы в Электростали и Новосибирске дублируют друг друга?

— Нет. Электросталь делает все для тех, кто “плавает”, плюс к этому обеспечивает реакторы ВВЭР-440 и РБМК. Так что между двумя предприятиями существует определенное разделение труда, но в случае необходимости, конечно же, они подстраховывают друг друга. По производству урана Электросталь крупнее, однако предприятие в Новосибирске более современное — оно просто моложе... Все заводы нашей отрасли, о которых мы сегодня упоминали, безусловно, уникальные предприятия — они являются гордостью России. Следует помнить, что, создавая эти производства, люди отказывали себе во всем. И их появление — заслуга всего народа. Пожалуй, сейчас это единственное, что позволяет России называться “великой страной”. Если мы потеряем ядерные технологии, атомную отрасль промышленности, то позиции в мире у нас сразу же резко ослабеют... А отрасль и состоит из таких заводов как Новосибирский.

— Как вы считаете, что будет с отраслью черед 50 лет? Я спрашиваю именно о таком сроке, потому что сейчас одно предприятие за другим отмечают свои полувековые юбилеи — можно считать, что я уже забочусь о следующем...

— Трудная проблема...

— Тогда начнем чуть иначе: попробуем оценить минувшие полвека?

— Тут только чувство гордости за то, что создано до нас! Свое здоровье, талант и ум отдали очень многие люди — всех и не перечислишь! Мне иногда кажется, что это люди не от мира сего — всех себя они положили на алтарь Отечества. За эти годы создана не отрасль, а новый мир со своей материальной базой: гигантским научным и промышленным потенциалом... Начиналось все с небольших заводиков на базе боеприпасных производств, а затем для создания ядерного щита нужно было собрать весь интеллектуальный потенциал нации в единый кулак и выделить все необходимые ресурсы выделялись. И хотя страна жила в холоде и голоде, это было сделано. В стране появилась уникальная современная отрасль, на базе которой можно было решать практически любые задачи. И примеров тому много. Я имею в виду не только “Атомный проект”. Самые трудоемкие проблемы, требующие больших затрат интеллектуального труда, поручались нашему министерству — я имею в виду Средмаш. Казалось бы, какое отношение он имел к добыче золота? Но тем не менее это поручено было Средмашу. Через 15 лет мы выдавали более четверти всего золота, которое добывалось в Советском Союзе! И время от времени правительство поручало Средмашу решать ту или иную проблему, и не было ни одного случая, чтобы она не решалась...

— Говорилось, что Средмаш — это государство в государстве...

— Сейчас мы несколько сдали свои позиции. Причины тому известны. Да и промышленная политика сегодня не считается приоритетом, на первое место вышли вопросы собственности. Но мы далеки от них, так как были, есть и будем государевыми людьми... И в отношении ядерного щита, его поддержания на должном уровне, понимание на всех уровнях мы находим. И если другие наши просьбы и пожелания “становятся в общую очередь”, то обеспечение безопасности, хотя и не в полном объеме, пока является в России приоритетным. Так что “страна может спать спокойно”, даже в те месяцы, когда не платится зарплата и не выдаются пенсии, ядерный щит мы держим надежно.

— А конверсия?

— Нет денег. Есть много очень хороших предложений, ну, к примеру, можно очень эффективно развивать производство полиметаллических руд, и так далее. Но это требует бюджетных денег, и руководство вправе определять, куда именно их вкладывать — пенсионерам, шахтерам или на развитие новых технологий. Мы можем не соглашаться с тем или иным решением, но не более того. Однако есть речь идет о вооружениях, о безопасности страны и сохранении атомного щита, то мы получаем столько, сколько нужно. Я просто хочу это лишний раз подчеркнуть, чтобы кривотолки не возникали.

— Теперь уже можно попытаться прогнозировать и на пятьдесят лет вперед?

— Я думаю, что в ХХI веке все будет хорошо, потому что история показывает: на смену упадку всегда приходит подъем. Сейчас мы находимся на самой нижней точке, и другого пути у нас нет — только вперед и вверх! Для этого у нас есть все — и природные ресурсы, и интеллектуальный потенциал нации. Полагаю, что до 2003 года рост будет незначительный, а затем начнется стремительный взлет.

— Более оптимистического прогноза и быть не может!

— А иначе и не имеет смысла жить...

Беседу вел Владимир ГУБАРЕВ.