Российский реформатор знал своих убийц

14 сентября 1911 года в городском театре Киева произошло убийство. Киевский мещанин Богров на глазах у всех смертельно ранил главу правительства Петра Столыпина. Незадолго до гибели Столыпин говорил, что его убьют "люди из охраны". Что он имел в виду, неизвестно. С убийством Столыпина в России закончилась эпоха индивидуального террора и началось время потрясений.

В этот день на сцене театра шла опера Римского — Корсакова "Сказка о царе Салтане". Горожане разобрали билеты за много дней до спектакля.

Опера шла на сцене одиннадцатый год и пользовалась большим успехом. Но не только это заставило киевлян расхватывать билеты и контрамарки. В числе зрителей были два руководителя российского государства — российский императоре Николай II и премьер — министр Петр Столыпин.

Оперное действо началось. Зрители были в полном восторге. Стоит думать, что восторги публики разделяли император и Столыпин. Интересно, разумеется не это, а то, что произошло во время второго антракта.

Во время перерыва Столыпин и император стояли и беседовали в проходе между рядами. К Столыпину неспешно подошел неизвестный мужчина, на вид, типичный киевский обыватель. Неизвестный остановился на расстоянии около двух метров от премьер — министра. Потом…

Что произошло потом, похоже, поменяло ход дальнейшей российской истории. В зале прогремели выстрелы. Судя по звуку, стрелял револьвер. После второго выстрела раненный в живот Столыпин перекрестил Николая и буквально рухнул в кресло ложи. Падая, тяжело раненый глава правительства произнес: "Счастлив умереть за Царя".

Читайте также: Исторические дети: Дмитрий Угличский

Кому понадобилось физическое устранение премьер — министра Петра Столыпина? Какие последствия имело это убийство для дальнейшей истории России? Об этом "Правде.Ру" рассказал Михаил Тюренков, заместитель руководителя Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ, главный редактор журнала "Православная книга", ответственный редактор журнала "Русское время":

"Революционный терроризм в России второй половины XIX — начала XX вв. — феномен, исторической наукой достаточно хорошо изученный. В то же время, в публицистических статьях до сих пор очень часто можно встретить некоторую путаницу. Так, к российскому революционному террору нередко относят практически весь комплекс насильственных действий политического характера: от народных бунтов XVII века и декабристского мятежа 1825 года до убийства семьи последнего Государя в 1918 году.

Порой к революционному террору относят даже массовые политические репрессии сталинского периода, хотя, на мой взгляд, это в корне неверно, поскольку, по своей сути, эти насильственные действия были контрреволюционными. Наиболее точной я полагаю периодизацию развития революционного терроризма, предложенную известным историком Олегом Будницким в ряде статей и книге "Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)".

Профессор Будницкий совершенно справедливо обозначил крайние границы индивидуального революционного терроризма как массового явления в России 1861 и 1911 годами. Соответственно, если первая дата связана с Крестьянской реформой императора Александра II, 20 годами позже павшего жертвой террора, то вторая — ознаменована трагедией в Киевском оперном театре — убийством председателя Совета министров Российской империи Петра Аркадьевича Столыпина.

Именно убийство Столыпина, человека, приложившего максимальные усилия по борьбе с революционным терроризмом, положило конец тому, что принято называть "индивидуальным террором". Революционные организации, осознав неэффективность тактики отдельных политических убийств перешли к работе над организацией массового движения, в итоге приведшего к революционным событиям 1917 года. Важно отметить, что либерально-консервативная политика самого Петра Столыпина, сочетавшая жесткие политические методы борьбы с террором и либеральные реформы в области экономики (в частности, в аграрном секторе), стала одной из "мин замедленного действия", в итоге погубивших российскую монархию.

Лично у меня не вызывает никаких сомнений революционный характер убийства Столыпина, однако столь же очевидно, что сам премьер-министр к тому времени был неугоден уже очень многим. Как при Дворе, где, как известно, готовилась отставка премьер-министра, так и в среде зарождающегося политического спектра. К осени 1911 года Столыпина жестко критиковали как "слева", так и "справа", причем нередко тезисы критики были практически идентичны.

Более того, если отбросить романтический ореол, сложившийся вокруг столыпинской фигуры, благодаря его яркой харизме, искреннему патриотизму и мученической кончине, приходится согласиться с тем, что реформаторская деятельность премьер-министра противоречила интересам основной массы российского населения — русского крестьянства.

Так, выдающийся отечественный историк профессор Игорь Яковлевич Фроянов в одной из своих публикаций приходит к следующим выводам: "Своей деятельностью Столыпин больше навредил России, нежели принес ей пользу. Он замахнулся на вековечные устои русской жизни — на крестьянскую общину. Он не понимал, что русская община тогда еще не исчерпала своего исторического ресурса, и ее не следовало ликвидировать, тем более насильственно… Своей аграрной реформой Столыпин довел российскую деревню до состояния кипения, и тем самым подготовил то, что произошло в 1917 году. Поэтому ответственность за события 1917 года лежит в значительной мере на Столыпине, на его аграрной реформе…"

В свою очередь, другой известный российский ученый и общественный деятель профессор Сергей Георгиевич Кара-Мурза в своей книге "Столыпин — отец русской революции" выступает с практически идентичной оценкой: "История ответила четко: реформа Столыпина провалилась, она прямо привела к революции. Причина — не в ошибках, слабостях и даже не в нехватке средств. Причина — в несоответствии идей Столыпина интересам основной массы крестьянства…" "Глубоко почитая память выдающегося русского политика, искреннего патриота Великой России и глубоко верующего православного человека Петра Аркадьевича Столыпина, к сожалению, не могу не согласиться с выводами его критиков", — сказал эксперт "Правде.Ру".

Читайте также: "Протоколы сионских мудрецов" — подделка

Стреляли в Столыпина из револьвера системы Браунинга. Одна из пуль попала в живот, в области печени. Ранение оказалось очень тяжелым. Врачи усиленно боролись за жизнь главы правительства, но все оказалось тщетным. Вечером 4 (17) сентября 1911 года состояние Столыпина резко ухудшилось. 5 (18) сентября около 10 часов вечера он скончался.

Неизвестный киевский обыватель сразу после выстрела был задержан полицией. Он не пытался оказать сопротивления или бежать. На первом же допросе он назвал свое имя, звание, и род занятий. Более того, он самолично признался в убийстве главы правительства.

Стрелял в Столыпина 24-летний Мордехай Богров, киевский мещанин, начинающий юрист. Убийца премьер-министра, воспользовавшись ослабленной охраной государственных лиц, беспрепятственно проник в правительственную ложу. В процессе следствия всплыло немало интересных фактов жизни Богрова.

Выходец из богатой еврейской семьи, принявший потом крещение с именем Дмитрий, Мордехай идет по стопам отца, становится юристом. Во время учебы в Мюнхене в руки студента Богрова попадают книги Петра Кропоткина и Макса Штирнера. Будущий адвокат становится анархистом. В 1906 году Богров возвращается в родительским дом, в Киев. В Киеве Богров вступает в организацию анархо-коммунистов, проповедовавших учение Кропоткина и старавшихся воплотить его в жизнь.

Богров ненадолго задержался у анархистов. Как вспоминают его близкие, в нем было очень мало от идеалиста-революционера. Внутреннее смятение, приведшее Богрова в ряды радикалов, было обусловлено обычной неврастенией.

В декабре 1910 года, за девять месяцев до убийства Столыпина, будущий убийца написал в своем дневнике: "Я стал отчаянным неврастеником. Все мне порядком надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное". Анархист Иегуда Гроссман, знавший Богрова по собраниям на квартирах революционеров, говорил о нем так: "Богров никогда не был просто веселым, упоенным борьбой и риском. В душе его всегда была осенняя мгла. Романтиком он никогда не был".

Между тем, наблюдательный Гроссман заметил в Богрове следующее: "В нем жило что-то трезвенное, деляческое, запыленно-будничное, как вывеска бакалейной лавочки… Я очень легко представляю Богрова подрядчиком по починке больничных крыш, неплохим коммивояжером шпагатной фабрики… И он бы серо и нудно делал нудное дело". Неврастения и вечно плохое настроение у Богрова неплохо сочетались с деловой хваткой. А также жаждой известности. Никому не известный начинающий юрист мечтал прославиться. Любой ценой.

Один из близких знакомых Богрова вспоминал: "Я помню его выражение, что мы, анархисты, "играем в революцию", а главного не делаем". Когда Богрова спросили, что он подразумевает под "главным", тот ответил: "О чем все знали бы". Окружение Богрова подчеркивало эгоцентризм и тщеславие неудавшегося анархиста: "Он не хотел быть чернорабочим в революции, не хотел быть "мелкой сошкой", ему было нужно это "главное". Поэтому он вступил в охранку, чтобы сделать это "главное", поэтому-то он и стрелял, чтоб его оценили. Ему нужна была слава, известность. Пусть слава провокатора, Герострата, лишь бы слава, а не реабилитация… Для него те, о ком он упоминал в своем показании, были "мелкими сошками", а его смерть со славой для него важнее, чем страдание других".

Имя Богрова справедливо ставится в один ряд с именами попа Гапона или Андрея Ющенко, отца экс-президента нынешней Украины. Киевские левые радикалы подозревали, что бледный еврейский юноша со взором горящим — штатный провокатор охранного отделения, доносящий о каждом шаге своих товарищей.

В осведомители охранки Богров попал не из чувства долга или раскаяния за прошлое участие в анархистских собраниях. Молодому анархисту, который любил светские развлечения и часто залезал в долги, были нужны деньги. Охранка платила Богрову 150 рублей в месяц, огромную для того времени сумму. Примерно столько же получали в месяц резиденты русской разведки во время войны 1904-1905 годы.

Примечателен еще один факт. Незадолго до выстрелов в Киевском театре, Богров отправил письмо своему отцу. В нем нет ни слова о "долге", "порыве" или о чем-то высоком. Зато есть упоминание о контракте на поставки воды, который может сулить целые 900 рублей.

Как объяснил Богров следователям свой поступок? Протокол допроса Дмитрия Григорьевича (Мордехая, сына Гершеле) Богрова, подписанный 1 (14) сентября 1911 года подполковником Ивановым, передает слова допрашиваемого агента — провокатора:

"Покушение на жизнь Столыпина произведено мною потому, что я считаю его главным виновником наступившей в России реакции, то есть отступления от установившегося в 1905 году порядка: роспуск Государственной думы, изменение избирательного закона, притеснение печати, инородцев, игнорирование мнений Государственной думы и вообще целый ряд мер, подрывающих интересы народа". От связей с охранкой и анархистами Богров настойчиво открещивался.

Примечательно, что разбирательство громкого убийства надолго не затянулось. 9 сентября состоялся суд, продолжавшийся всего три часа, при этом протокол судебного следствия не велся. Затем судьи удалились на совещание. Уже через 20 минут был оглашен приговор: смертная казнь через повешение. В ночь с 11 на 12 сентября Богров был повешен в Лысогорском форте Киева. Александр Кофод, один из бывших сослуживцев Столыпина, потом вспоминал: "Убийца был казнен подозрительно быстро, как если бы боялись, что он скажет слишком много". В самом деле, дальнейшее следствие по делу об убийстве Столыпина затянулось на очень долгий срок и закончилось ничем. А по Киеву еще долго ходили слухи, что Богрова незадолго до казни "подменили" по прямому указанию охранки.

Незадолго до своей гибели Столыпин сказал: "Меня убьют люди из охраны". Кого имел в виду премьер-реформатор, точно не известно. Известно следующее. Билет на "Сказку о царе Салтане" Богров получил через полковника Кулябко, начальника киевской охранки. В театре царя и Столыпина практически никто не охранял. После убийства премьер — министра, началось судебное преследование некоторых офицеров охраны, но оно ни к чему не привело. Указание насчет прекращения следствия дал лично сам Николай II.

Есть еще один момент. Григорий Распутин, испытывавший к Столыпину давнюю неприязнь, был негласным "духовным охранителем" Царской Семьи. Следовательно, "человеком из охраны". Тем ли именно, кого имел в виду Столыпин, точно неизвестно. В любом случае,"святой черт", пока был жив, мог влиять не только на перестановки в правительстве, но и на судьбы держав.

Убийство, произошедшее 1 (14) сентября в Киевском театре, полностью изменило лицо российского политического террора. Из индивидуального он превратился в массовый. Место террористов-одиночек заняли исполнители-профессионалы.

Известна фраза реформатора: "Дайте России 20 лет спокойствия, и вы не узнаете ее". Спустя три года после смерти Столыпина, началась Первая мировая война. А в сентябре 1917 года, шесть лет спустя после убийства, уже не было Российской империи. Россия изменилась до неузнаваемости гораздо раньше, чем предрекал премьер-министр, и изменило ее далеко не спокойствие.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"