Герберт Маркузе. На службе холодной войне

Во времена холодной войны левые интеллектуалы на Западе отыскивали новые способы борьбы с коммунизмом. Обнаруженные документы свидетельствуют, что к числу антисоветчиков принадлежал известный философ, политолог и социолог Герберт Маркузе.

Представитель Франкфуртской школы Герберт Маркузе был чем-то вроде гуру среди "новых левых" и всей леворадикальной молодежи Запада в 1960-1970-е годы. Накануне студенческих волнений в Париже, он в июле 1967 года читал лекции в Свободном университете Берлина, которые придали осмысленность всему студенческому движению. Озаренные философской мыслью автора "Эроса и цивилизации" студенты, очертя голову, бросились на борьбу против "репрессивной толерантности" предельно технизированного и бюрократизированного "общества потребления".

Современников и знатоков творчества немецко-американского философа, который ввел в обиход такие понятия, как "прибавочная репрессия" и "принцип производительности", порой озадачивала нескрываемая политическая пассивность Маркузе. Герой уличной внепарламентской оппозиции и радикальных противников американской войны во Вьетнаме не слыл иконой антиавторитарных революционеров и, уж тем более, светочем антиамериканизма.

Начиная с 1942 года и до сентября 1945-го Маркузе сотрудничал с американским Управлением стратегических служб (Office of Strategic Services). Это первая объединенная разведывательная служба США, созданная во время Второй мировой войны, после нее она была преобразована в печально знаменитое ЦРУ. Вплоть до начала 1950-х годов Герберт Маркузе сотрудничал с Office of Research and Intelligence (ORI) при американском Министерстве иностранных дел, структурным подразделением, выросшем из недр все того же Управления стратегических служб (УСС).

Читайте также: Исторический донос британца "Верного"

Философ подвизался на ниве разведки, но не качестве шпиона, о чем иногда можно прочесть в отдающих скандалом биографиях Маркузе. Вместе с группой других немецких эмигрантов и американских коллег Маркузе занимался научными исследованиями и давал аналитические оценки национал-социализму в оккупированной нацистами Европе, а после войны выступал в качестве эксперта по коммунизму советского толка и по отношениям СССР с подчиненными ему государствами соцлагеря.

Проще говоря, свой талант философ использовал в идеологической войне против тоталитарного Третьего рейха и автократического Советского Союза. Фундаментальное знание идеологии противника на практике оборачивалось преимуществом при ведении психологической войны.

Немецкий историк Тим Б. Мюллер в своем исследовании "Воины и ученые. Герберт Маркузе и системы мышления во время холодной войны" показывает, что разведывательная деятельность Маркузе на американские спецслужбы не была ни отклонением от пути прогрессивно мыслящего левого западного интеллектуала, ни обязательством перед правительством США за предоставленное политическое убежище.

Маркузе и другие бывшие сотрудники Франкфуртского института социальных исследований, и прежде всего Франц Нойман, работая с коллегами из УСС, принадлежали к одному кругу единомышленников. Всем ученым там предоставлялась полная свобода творческой деятельности и возможность излагать свои общественно-политические воззрения в своих теоретических работах. В то время аналитики из спецслужб были заинтересованы в таких, как Герберт Маркузе, людях, которые в американском обществе, как правило, находились под наблюдением ФБР. Как видно из работы современного историка, Маркузе до сих пор считают марксистом.

Его советские оппоненты всегда критиковали взгляды Г. Маркузе, которые не представлялись им подлинно марксистскими. В частности, тезис Маркузе о том, что в "нерепрессированном обществе" труд превратился в свободную игру, по сути дела, воспроизводил идеи французского социалиста-утописта XIX века Шарля Фурье, который полагал, что в обществе будущего труд примет форму игры или забавы. Советские критики воззрений Маркузе отмечали: хотя Маркс и подчеркивал, что в коммунистическом обществе, где труд человека будет являться не внешним принуждением, а внутренней необходимостью каждого, человек будет наслаждаться своим трудом, но это "ни в коем случае не означает, что этот труд будет всего лишь забавой".

Руководство УСС исходило из понимания того простого факта, что для предстоящей борьбы с коммунизмом им нужны не повторяющие зады молчалины от науки, которые "не могут сметь свое суждение иметь", а толковые ребята со своим собственным мнением. Сотрудники американской спецслужбы оказывались первыми политкорректными деятелями в разгул маккартизма, дозволяющими академические игры в плюрализм. Выросшие на средства разведывательных органов в эпоху холодной войны — эти яйцеголовые интеллектуалы подготовили своими трудами процесс Разрядки международной напряженности.

Тем более занятно, ведь из рассекреченных архивов тайных служб США времен маккартизма мы знаем, какой разнузданной травле подвергались тогда все "леваки", как следили за VIP-деятелями, вроде сэра Чарли Чаплина, которых не могли тронуть, но которых подозревали в латентной симпатии к СССР и его идеологии. А тут под боком Белого дома целый инкубатор демократически мыслящей интеллигенции.

Из этих наблюдений Тим Б. Мюллер выводит следующий далеко идущий тезис: "системы мышления" спецслужб времен холодной войны были гораздо более комплексными, нежели общепринятое черно-белое представление о конфронтации двух блоков.

В начальной фазе холодной войны либерально мыслящие интеллектуалы представляли собой довольно влиятельный элемент в политическом истеблишменте Вашингтона. Одним из представителей политической элиты тех лет был Стюарт Хьюс (Stuart Hughes), который вместе с Маркузе работал в УСС, а позже возглавил отдел европейских исследований при Министерстве иностранных дел, где отвечал за развитие плана Маршалла. Эти люди, пишет Мюллер, были склонны за чистую монету принимать демократические заявления Москвы, а исключение буржуазных партий, например, в Чехословакии расценивали как ответную реакцию на политику США.

Ученые, которые придерживались левых взглядов, взламывали монолитный образ советской системы и, насколько это возможно, играли на его противоречиях. Однако при попытках поставить себя на место своего тоталитарного противника, замечает историк, им грозила опасность признавать за ним определенную необходимость и вместе с тем право на ответные действия.

В адрес Герберта Маркузе подобные упреки раздавались в связи с его работой о "Советском марксизме" (1958), которая не в последнюю очередь была плодом его секретных исследований во время службы в американской разведке. Как раз левые антисталинисты обвиняли его в том, что за его логически-функциональным анализом скрывается преступный характер советской системы.

Добавим, что Маркузе критиковали его сподвижники по Франкфуртской школе и совсем не за "обеление" советского режима. Эрих Фромм проницательно заметил, что Маркузе прикрывает революционной риторикой, по существу, "иррациональные и антиреволюционные" взгляды. Критикуя концепцию Маркузе о "нерепрессивном обществе", Фромм упрекает своего коллегу за то, что постулируемый им идеал "нового человека" является диаметрально противоположным не только марксовой концепции человека, акцентирующей внимание на деятельной стороне субъекта, но и фрейдовой картине человека.

"Маркузе, — замечает Эрик Фромм в "Кризисе психоанализа", — использует популярность Маркса и Фрейда среди поколения радикальной молодежи для того, чтобы сделать свою антифрейдистскую и антимарксистскую концепцию Нового Человека более привлекательной". И действительно, когда движение "новых левых" пошло на спад, рухнула популярность не только Герберта Маркузе, но и всей Франкфуртской школы.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"